Валдис Пельш: «Рэкинг, дайвинг, парашютинг, альпинизминг — у меня есть привычка реализовывать свои детские мечты за счёт работы»

Когда каждый шаг — преодоление Валдис Пельш — Никому не рассказывайте, но Эверест не самая сложная гора, есть горы гораздо более опасные. Например «К2» — в нашей экспедиции был Сергей Богомолов (на его счету 13 восьмитысячников из 14), так вот, он штурмовал её шесть раз и шесть раз возвращался живым. Живым, потому что вовремя останавливался и шёл назад. Вторая тайна, о которой тоже нельзя говорить, — это то, что на вершину Эвереста ведёт, кажется, 14 маршрутов. Два из них — южный и северный — признаны, скажем так, туристическими и общедоступными. Однако есть маршруты, на которых смертность непрофессиональных альпинистов достигает 80%. Зная это, для фильма мы взяли не самую сложную гору и не самый сложный маршрут. Когда вы рассказываете обывателю о том, что снимаете фильм о покорении Чо-Ойю или Манаслу, в лучше случае он спросит: «Что-что ты сказал? Какое слово?» А когда вы говорите: «Это фильм о восхождении на Эверест», всё сразу становится понятно. Более того, это действительно очень красивая гора, с ней связано много историй — как романтических, так и трагических. И в отличие от других восьмитысячников, высота которых составляет 8 435 или 8 400 метров, Эверест с его 8 848 метрами стоит особняком — как ни крути, эти «лишние» 400—500 метров очень существенны. После того как я принял решение делать кино об Эвересте, я, естественно, пошёл смотреть, что уже есть у западных коллег. А есть прекраснейший и эталонный (наравне с нашим) сериал Beyond The Limit. Но там, мне кажется, не хватает технологий. Зрители не понимают, почему — почему это так тяжело? Я тоже с этим столкнулся, когда был на Эльбрусе (я тогда подумал, что надо сходить на какую-нибудь гору и самому посмотреть, каково это). Мы с Володей Котляром стартовали с 4 000 метров в шесть утра. И вот мы идём в сторону скалы Пастухова, а у меня жесточайшая акклиматизация. Только представьте: первый час тяжело, второй час тяжело, третий час тяжело, а потом всё — ты начинаешь умирать. Просто умирать. Володя тогда сказал: «А тебя что, не предупредили? Каждый шаг будет через себя. Каждый шаг — преодоление». То же и с восхождением. И наша задача была объяснить (и показать), почему это так сложно. — С одной стороны, мы считаем людей, которые рискуют жизнью ради восхождения на гору, чокнутыми, а с другой — они почему-то вызывают бесконечное уважение. Первоначальный сценарий, который был у меня в голове, выглядел так: мы наберём группу и придумаем какой-нибудь бонус, замануху на вершине. Но когда мы ознакомились со статистикой, поняли: вероятность того, что у нас будет труп, сильно не равна нулю, и мы решили выбрать лучших. А именно компанию «Семь вершин» — у неё лучшая статистика по восхождению. Однако и у них были трупы. В итоге мы отказались от идеи набирать команду (в случае гибели участника мы бы пожизненно несли за него ответственность) и решили присоединиться к уже имеющейся группе. Мы не выбирали, с кем нам идти. Да, из-за этого мы потеряли несколько потрясающий персонажей, которые, без сомнений, могли бы стать героями нашего фильма, но безопасность превыше всего. И тот факт, что в нашей экспедиции из 16 человек на вершине оказались 15, на самом деле большое везение. Несмотря на то что технологии меняются и вероятность того, что вы доберётесь до цели, больше 50% (при норме в 40%), люди всё равно останавливаются на полпути и отказываются от дальнейшего восхождения. Потому что это действительно очень и очень непросто. Там — на горе — умирают все. — Каждый сам определяет ту степень риска, на которую он готов пойти. Но для того чтобы этот риск трезво оценить, человек должен обладать информацией. Только так он сможет принять решение, будет он этим заниматься или нет. Всего у нас было 23 камеры, но на штурме работали только семь. Часть замёрзла, а часть альпинисты отказались брать с собой. Там все на нервах, раздражителем может стать любое слово, любое действие, в том числе и то, что вам на голову вешают камеру. Однако у нас получилось много материла — получилось благодаря тому, что мы перестраховались и взяли с собой кучу техники про запас. Самое тяжёлое — это когда на полпути нужно отказаться от восхождения и вернуться. Из-за ухудшения погоды или других обстоятельств, в силу которых продолжение экспедиции становится по-настоящему опасным. Тяжело принять это решение. Вы находитесь, как вам кажется, в двух шагах от вершины, а позади два месяца ужаса: вы не спите, не моетесь, раздражены, от вас воняет, из носа идёт кровь, лицо обожжено. И вот в таком состоянии нужно развернуться и идти назад. Невероятно трудно. Когда страх — главный союзник Я с детства боялся двух вещей: высоты и глубины. Так что в моём случае парашютный спорт и дайвинг — это событийные вещи. Для меня нет проходных прыжков, нет проходных погружений — я получаю колоссальное удовольствие от процесса. При этом у меня есть близкий друг, который готовится к IRONMAN, и, глядя на него, я прекрасно понимаю, что никогда в жизни не буду этим заниматься. Мне просто скучно. И если нужно выбрать между беговой дорожкой и пешей прогулкой, я всегда выберу прогулку. Первый раз я прыгнул в 1998 году. И это было ужасно — я хромал ещё два месяца. В честь открытия юношеской Олимпиады в Москве облака над городом разогнали, вся хмарь оказалась под Москвой (а мы как раз прыгали в Дракино). Позже я узнал, что тех, кто прыгает на десантных куполах после часового инструктажа, называют «одноразовыми парашютистами». Но для меня был важен сам факт — факт прыжка. — Я не могу объяснить, какой там воздух. Он другой. Эти три—четыре тысячи метров — вы их чувствуете. Они пахнут по-другому. Я не могу объяснить, что значит падать рядом с огромным двухкилометровым облаком. Не могу описать, как это красиво. Как красива земля, если это май или июнь. Это невозможно объяснить. Хотите знать, зачем это? В чём смысл? Да ни в чём. Прыгнешь — узнаешь. Не прыгнешь — не узнаешь. Вот говорят: в Бразилии ужасная уличная преступность! А я вот научился подрезать часы прямо в небе! A post shared by Валдис Пельш (@pelshtv) on Aug 10, 2016 at 10:53am PDT Я до сих пор боюсь высоты. Мы же не прыгаем с мыслью — ой, я сейчас разобьюсь. Я иду на прыжок, уверенный в том, что всё будет хорошо. Другое дело, что перед наступлением так называемых особых случаев вы должны помнить, чему вас учили. И да, вероятность этих «особых случаев» не исключена. Со мной они тоже происходили, случалось, например, что не раскрывался купол. Скажу больше, такое происходит каждый день на дроп-зоне с одним, двумя или тремя парашютистами. И здесь важно правильно выполнить всю последовательность действий — раскрыть парашют, вернее ввести его в работу на высоте не ниже 800 метров, и оценить, насколько он безопасен, устойчив и управляем. Если вы не уверены или отсутствует один из компонентов, вы должны, проконтролировав высоту, принять решение. Допустим, высота 800 метров, отказ парашюта можно исправить — решаю предпринять такие-то действия. Если до 600 метров вы не поставили купол на место, то по правилам вы должны отцепиться. Производите отцепку, принимаете позу стабильного падения: рука на запасном — рванули. По статистике, при соблюдении этой последовательности смертей нет. Летальный исход возможен на введении «запаски» на недопустимо малой высоте, когда уже отцепка невозможна. И да, если после всех событий вы стоите на земле, значит вы всё сделали правильно. Вчера решил открыть прыжковый сезон. В небе, как в Московском метро в час пик. Ты - весь в белом, при этом кто-то норовит ухватить за грудь, а кто-то сесть на голову. A post shared by Валдис Пельш (@pelshtv) on May 28, 2017 at 12:51am PDT Если ты чётко оценил свои возможности и решил прыгать, всё — думай о прыжке. Готовься к нему и прыгай. Если у тебя есть сомнения, откажись. Можешь сделать это прямо в самолёте. Просто не открываешь дверь и всё. Страх есть всегда, и в нём нет ничего плохого. Наоборот, он не позволяет делать то, чего мы не можем. То, к чему не готовы. Помню, однажды у меня было предчувствие, буквально на уровне ощущений. Собака бежала за вертолётом и выла. Выла страшно. Мы вывернули на взлётку, и мне все говорили — откажись, ну не прыгай, вот не надо тебе сейчас. Но я всё равно прыгнул. В итоге нас выбросили мимо, и мы оказались в зоне, неприспособленной для посадки. В общем, как результат — несколько трещин в костях. Есть три типа людей: люди, которые созданы для прыжков, люди, которым можно прыгать, и люди, которым категорически этого делать нельзя. Мне можно. К сожалению, мы видели гибель парашютистов, которые только в небе узнавали, что они не приспособлены для этого. Быть неприспособленным — значит не уметь контролировать ситуацию. Например, у человека отсутствует боковое зрение — он видит только точку, куда сейчас приземлится, и не реагирует на происходящее вокруг. И в этот момент он, как нож, становится опасен для других. В 2009 году был трагический случай, когда студенты Завьялов и Мельник погибли. Один убил другого. Произошло схождение на недопустимо малой высоте. — Я запретил своим детям прыгать с парашютом. Это в дайвинге вы можете всплыть, если вам не понравилась ситуация, а в парашютном спорте всё значительно сложнее. Да, сейчас парашютист может выйти из самолёта и залететь в него обратно, но всё равно. Вероятность дожить до старости у людей, которые, например, прыгают проксимити (парашютист летит в нескольких метрах от гор. — Прим. ред.), очень маленькая. И трагическая гибель Валерия Розова это подтверждает. Я ушёл из рекордных формаций (разновидность парашютного спорта, когда во время падения участники стремятся построить фигуру из большого числа парашютистов. — Прим. ред.) в 2012 году — я увидел, что безопасность там не на первом месте. Подобный риск я не считаю оправданным. Понимаете, нельзя ради прыжка, ради выполнения задания нарушать правила безопасности. Ну, ты проморгал отделение, отпустил перед собой всю группу, и если ты начинаешь догон, не контролируя ситуацию, в лучшем случае ты сломаешь людям ноги, а в худшем — убьёшь себя и других. И таких историй выше крыши. Фото: radikal.ru В дайвинге для меня неважны рекорды. Да, мне принадлежит рекорд по глубине погружения среди звёзд, но я не любитель глубин. Я рэкер — ныряю к затопленным кораблям. Если корабль лежит на 80 метрах, ты можешь пенетрировать в него и попасть внутрь. Мы исследовали кучу кораблей — Schnellboot S-35, «Полинезиец», Thistlegorm. Целый список наберётся. Ныряли даже к подводной лодке Stubborn — она лежит на песке с дивергентом на правый бок и корму, будто пытается вырваться из песка. В подводную лодку очень сложно пенетрировать, туда просто не пройти с оборудованием. Приходится снимать всё снаряжение и оставаться с одним пони-баллоном (он же — «сорок вдохов до смерти»). Я поэтому не люблю подводные лодки, там тесно, ничего не видно. В отличие от того же «Полинезиеца» — он лежит на 65 метрах, туда не могут «сходить» классические дайверы-однобаллонники (глубина очень большая). Так вот там огромная кают-компания со светом, прорывающимся сквозь иллюминаторы, и дубовой мебелью. Такой «Титаник». А Thistlegorm ещё интереснее — у него в трюмах стоят грузовики, а в грузовиках штабелями стоят мотоциклы. Причём там есть тяжёлые грузовики, лёгкие грузовики, паровоз, два танка, три вагона, запчасти для самолётов, ящики с винтовками и снаряды. Там можно пройти по трюму. Ужасно красиво. Конечно, самый шикардосный — это Schnellboot S-35, немецкий торпедный катер. Он лежит на глубине 85—90 метров. И там такая тишина. Вода абсолютно чёрная. И вот когда ты светом фонаря выхватываешь этот корабль из небытия, когда сквозь эту густую тьму проявляются очертания корабля, вот этот момент просто невероятный. — Рэкинг, дайвинг, парашютинг, альпинизминг — знаете, у меня есть привычка реализовывать свои детские мечты за счёт работы. Это очень удобно. Захотел побывать на Эвересте — пожалуйста. Захотел поплавать вместе с белыми акулами — легко. В общем, главное — правильно выбрать профессию. Финальные съёмки ‘’Большого белого танца’’ в Чили. Здесь пустыня Атакама встречается с Тихим океаном. А что? Можем себе позволить! A post shared by Валдис Пельш (@pelshtv) on Jan 18, 2018 at 3:35am PST Статьи по теме Максим Балаховский: как покорить Камчатку на сноуборде Как прыгать со скалы и побороть свой страх Наталия Матусова: Эверест как школа лидерства Неважно, кто ты — Роман Абрамович или десятилетний мальчик, Килиманджаро не примет ни один твой статус Запись "Валдис Пельш: «Рэкинг, дайвинг, парашютинг, альпинизминг — у меня есть привычка реализовывать свои детские мечты за счёт работы»" впервые появилась на сайте The-Challenger.ru.

Валдис Пельш: «Рэкинг, дайвинг, парашютинг, альпинизминг — у меня есть привычка реализовывать свои детские мечты за счёт работы»
© The Challenger