Современная пропаганда более агрессивная

Когда-то он был звездой российского государственного телевидения, а теперь делает в Праге собственную программу о дезинформации и фальшивых новостях, которые часто исходят как раз от Москвы. В январский день на крыше пражского здания «Радио Свободная Европа/Радио Свобода» мрачно, как в Сибири, но Андрей Черкасов справляется с фото-сессией в ветреную непогоду спокойно. «Ведь я из России», — улыбается он. Он руководил студиями главных российских телеканалов в Лондоне, Вашингтоне и Париже, а также был военным корреспондентом на тогда еще независимом телеканале НТВ. В 90-х он работал в Чечне и в Афганистане. В конце 2015 года он переехал в чешскую столицу, приняв приглашение «Радио Свободная Европа» об участии в работе недавно созданного телеканала на русском языке «Настоящее время». Цель телеканала — бороться с ковровыми бомбардировками кремлевской пропаганды, которая начала распространяться по миру после российской аннексии Крыма в 2014 году. Андрей Черкасов ведет программу под названием «Смотри в оба», где рассказывается, как СМИ, а также политики могут манипулировать информацией и, прежде всего, визуальными материалами. Свою последнюю программу, которая вышла в эфир перед нашим разговором на прошлой неделе, Черкасов посвятил приближающимся президентским выборам, сообщениям о попытках Москвы повлиять на скорые президентские выборы в Мексике и рассказа о предложении президента Франции блокировать дезинформацию в интернете. Из наблюдений журналиста ясно, что также он следит и за текущими чешскими выборами. — Ihned.cz: Почему вы ушли с престижного места на российском Первом канале? Кто-то вмешивался в вашу работу, и вы не могли с этим согласиться? — Андрей Черкасов: Все началось не сразу. Но постепенно стал меняться общий тон подачи информации о происходящем на Западе. И это мне не нравилось. Появлялось все больше негативной информации, и постепенно она превратилась в инструмент пропаганды. Сначала это не так бросалось в глаза, поскольку, например, отношения с США при президентах Обаме и Медведеве были еще относительно хорошими. Я радовался этому, потому что в то время как раз работал в Вашингтоне. Но после крымского кризиса все изменилось. — Приходилось ли вам когда-либо говорить в эфире то, что вы с уверенностью могли назвать ложью или полуправдой? — Нет, мне повезло, и ни к чему подобному меня не принуждали. Но мне, например, поручили пригласить эксперта, который не был объективен, и я знал об этом. Ему отводился всего один фрагмент, и я заранее знал, что он скажет. — Вы не могли выбрать другого эксперта? — Нет, не мог. Это не оправдание, но когда не вы готовите сюжет с самого начала, то отказываться нельзя. Я отправил фрагмент редакторам, чтобы они распорядились им, как считают нужным. Я старался делать свою работу честно, не превращаться в посмешище и быть как можно более объективным. — Сейчас вы делаете программу о дезинформации. Можете ли вы вспомнить какую-нибудь фальшивую новость, которая была так хорошо придумана, что сначала вы и сами в нее поверили? — Когда вы занимаетесь журналистикой, вы никогда не верите тому, что вам говорят, или что вы видите. Так и я заранее ничему не верю, и сам я ни разу в жизни не придумывал фальшивых новостей. — Но вы, когда были ребенком в Советском Союзе, по всей видимости, находились под влиянием пропаганды? — Нет. Я из семьи журналистов. Мой отец работал телеоператором. В середине 80-х я пробыл с ним два года в Вашингтоне. Перестройка тогда только начиналась, и еще бушевала холодная война. Мне было 13 лет. Отец работал в той же студии, где я вел передачи через 20 лет. Я всегда мечтал о том, что вернусь туда, и поскольку детство я провел в среде иностранных корреспондентов, то захотел посвятить себя тележурналистике. В 13 лет я, школьник, сталкивался с советской пропагандой, но тогда все знали, что это неправда, и что ведется какая-то игра, что в Америке есть не только безработица, расовая дискриминация и давление со стороны богатых капиталистов и империалистов. Люди подозревали, что все иначе. Если бы действительно верили в систему, то Советский Союз не развалился бы в одночасье. Но существовал только фасад. И нечто подобное происходит в России и сегодня. Сообщается, что нынешний режим поддерживает 86% населения, однако если вы поговорите с людьми, то узнаете, что все несколько иначе. Говорят, история повторяется… — Если сравнивать советскую и современную кремлевскую пропаганду, в чем они похожи, и в чем их различия? — Я думаю, что современная пропаганда более агрессивная. — Неужели? — Да. В советские времена у людей не было возможности путешествовать, и общество было закрытым. Теперь же они сами могут увидеть — по крайней мере, пока могли, — как люди живут за рубежом. Поэтому пропаганде приходится больше давить, запугивать людей и говорить: «Смотрите, что происходит на Украине. Не ездите туда — там фашисты. Не ездите в Европу, потому что там толпы опасных мигрантов. Не ездите в США, потому что там опасно из-за свободного владения оружием». Людей приходится убеждать никуда не ездить, чтобы они не видели собственными глазами жизнь за границей. Главная цель — управлять толпой. — Я бы сказал, что в 70-е и 80-е годы пропаганда была более агрессивной, потому что коммунистические СМИ постоянно обвиняли Запад в подготовке к Третьей мировой войне. Правда, я не так часто смотрю современные российские государственные телеканалы. — Вы счастливый человек. Во времена железного занавеса у нас трубили, что Запад хочет напасть, а по ту сторону считали, что агрессор — Советский Союз. Но это была на самом деле игра. Были границы, за которые никто не выходил. Сегодня же на государственном российском телеканале можно услышать отвратительные обвинения, оскорбления в адрес конкретных людей, звучит риторика, которой во времена Советского Союза не использовалось. То есть тогда был своего рода пинг-понг, а сегодня — грязная борьба. — Допускаете ли вы, что существует также американская пропаганда, и если да, то как за последние три десятилетия она изменилась? — Я мало что могу сказать об американской пропаганде. Разумеется, могут существовать некоторые организации и люди, которые ею занимаются, как и в любой стране, но я не слежу за этим. Мы ею не занимаемся. Нас финансирует не американское правительство. — А Конгресс США. — Да, но это не исполнительная власть, и в этом разница. — То есть вы не ощущаете каких-то ограничений в своей работе? — Нет. Существует закон, который защищает нас от любого вмешательства исполнительной власти или любого другого политического субъекта. — Хорошо. Склонны ли некоторые народы больше верить фальшивым новостям, чем другие? — Нет, это просто человеческая природа. Большинство людей живет в информационных пузырях. Раньше люди больше стремились к общению, а теперь, в обществе «постправды», люди хотят оставаться в своих пузырях, потому что так им комфортнее. — Как изменить ситуацию? — Мы должны больше общаться с людьми, а не только сидеть перед компьютером. Социальные СМИ, которые отнюдь не социальные, изолируют нас от остальных. Человек там превращается в анонима, лишенного ответственности, и поэтому высказывает крайне неприглядные вещи. — Встречали ли вы сами когда-нибудь того, кто продуцирует дезинформацию? — Я знаю нескольких, но не буду называть их имена. Раньше я с ними работал. — На телеканале, где вы трудились? — Да, и некоторые там действительно придумывают фальшивые новости. Возможно, сами они не хотят этим заниматься, и, возможно, их заставили. А быть может, они сами себя оправдали тем, что делают это во благо. Но ложь остается ложью. — Например? — Мы слышим эту дезинформацию каждый день, и некоторые «новости» уже стали классикой. Например, распятый мальчик в Ростове-на-Дону в 2014 году… — О котором рассказывали на Первом канале, где вы работали? — Да. Там также показали репортаж о якобы изнасилованной беженцем в Берлине русской девочке. Оказалось, что все это неправда. Я не знаю, стоял ли за этим умысел, или виной всему низкий уровень журналистов. Но, скорее всего, это было сделано умышленно. В русскоязычной общине Германии репортаж поднял волну возмущения. И несомненно, это сработало как инструмент для влияния на общественного мнения. Также появляется дезинформация о событиях на Украине и в Восточной Европе. Так, некоторые российские телеканалы сообщают, что кандидат в президенты Чехии Драгош поддерживает принятие беженцев и позволит Брюсселю навязать их Чехии. Но на самом деле все не так. Они призывают «выбирать Земана», потому что он якобы лучше Драгоша. В Венгрии во всем винят Сороса, а говоря о Польше, делают выпады в сторону Европейского Союза и НАТО. В нашей программе мы недавно рассказывали о фальшивой новости об Эстонии. Российские СМИ утверждают, что Таллинн хочет разрушить памятник советским воинам Второй мировой войны. Но на самом деле, в планах не уничтожить памятник, а реконструировать, расширить его за счет еще одного памятника другим людям, погибшим в других конфликтах в 20 веке. — Дезинформацию подобно той о распятом мальчике продуцируют сами журналисты, или в СМИ для этого есть «эксперты» из каких-нибудь государственных институтов? — Этого я не знаю, но мне известно, что, как и в советские времена, там были люди, которые «вели мониторинг» работы журналистов. Они входили в штат редакции. Сегодня тоже там есть те, кто контролирует и цензурирует то, что выйдет в эфир. Прежде всего, это касается тем, относящихся к высокой политике и правительству. — А откуда они? Из какого-нибудь министерства или спецслужб? — Официально они члены редакции, но они пришлые. — Как легче всего распространить компромат? — Начинают не с прайм-тайма на телевидении. Сначала компромат появляется в каком-нибудь периферийном СМИ или на сайте в интернете. Пусть даже это короткое предложение, потом оно кочует с одного портала на другой. Это может быть пост на «Фейсбуке», блог, фотография, статья, опубликованная на заштатном сайте в интернете. Если никто громко не заявит, что это ложь, то информация проникнет и в СМИ мэйнстрима. В России, как правило, ничего не проверяют, потому что это вписывается в общую негативную канву. Зачастую даже не нужно врать — достаточно сказать полуправду или несколько видоизменить информацию в чью-то пользу. — По-вашему, нападки на Йиржи Драгоша делаются профессионально, к примеру по заказу Кремля или Пекина? — Я не хочу делать предположения, потому что не знаю. Но мне известно, например, доклад Чешского центра исследовательской журналистики на тему распространения российской пропаганды в странах Вышеградской четверки. Исследователи попытались техническими средствами найти источник российской дезинформации, думая, что выйдут на какой-то координирующий центр и смогут локализовать IP-адреса и серверы. Однако технологии сегодня настолько сложны, что первоначальный источник почти невозможно обнаружить. И тем не менее их исследование доказало, что тематика и семантика статей, опубликованных на «альтернативных» сайтах, типичны для российского контекста и языка. А слова и выражения, которые в этих статьях использовались, оказались даже непривычными для чешского языка. — О конкретных центрах в Санкт-Петербурге, продуцирующих дезинформацию, в СМИ уже даже рассказали те, кто там раньше работал. — Да, это «фабрика троллей» на улице Савушкина. Но недавно она переехала в другое место. Некоторые из тех, кто там работал, рассказывали о своем участии во влиянии на выборы в США и во Франции. В этой связи сообщения о том, что Драгош — педофил или бывший агент КГБ, неудивительны и закономерны. Так же и российские государственные СМИ Sputnik и RT распространяли дезинформацию о том, что Макрон лоббировал интересы США, а кроме того, является геем и педофилом. — Не вспоминается ли вам какая-нибудь фальшивая новость последнего времени, которая оказалась очень «успешной» и повлияла на большое количество людей? — Например, план Даллеса — фиктивный документ, согласно которому США хотели нравственно уничтожить народы Советского Союза. Этот «план» впервые появился в одном советском романе в 70-х годах, а в 90-е годы он перекочевал в печатные СМИ, которые преподнесли его как «правду». Но большой лжи здесь не нужно — достаточно множества мелких, и результат у вас в кармане. Речь идет о ежедневных попытках запугать и ввести людей в замешательство. Когда люди ни в чем не уверены и запуганы, ими очень легко управлять и легко дестабилизировать общество. — Большинство ваших друзей осталось в России, или они тоже ее покинули? — Большинство осталось в России. У них нет средств для того, чтобы уехать. Они находятся во внутренней эмиграции, создают свой микромир. Почти все они не смотрят телевизор, читают интересные книги, смотрят интересные фильмы, ходят на концерты. Им не нравится то, что происходит в России, но они предпочитают не говорить о политике — разве только иногда на кухне, как в советские времена, или максимум в социальных сетях. Если бы они активнее выражали свое мнение, то столкнулись бы с проблемами. Андрей Черкасов (46 лет) родился в Москве, где окончил факультет журналистики Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Карьеру журналиста он начал в 1991 году на тогда недавно открывшемся независимом радио «Эхо Москвы», но в том же году перешел на государственный телеканал ОРТ, а через два года начал работать на частном канале НТВ. В 1996 году Черкасов получил премию российской телевизионной академии, став «Репортером года». Следующие восемь лет он возглавлял студию НТВ в Лондоне. В 2009 году Черкасов перешел на полугосударственный Первый канал (прежде ОРТ), где возглавлял редакции в США и во Франции. В октябре 2015 года он переехал в Прагу, где в сотрудничестве с «Радио Свободная Европа» открыл телеканал «Настоящее время» и продолжает на нем работать. Женат, двое детей.