"У нас была битва с Гайдаром": Ельцин-центр опубликовал неизданное интервью с Немцовым
В архиве Ельцин-центра сохранилось интервью с Борисов Немцовым, которое до этого не публиковалось. Как рассказали в самом Ельцин-центре, рабочие материалы собрали в день памяти политика. Интервью с Борисом Немцовым было записано в 2014 году специально для музея и до сегодняшнего дня хранилось в его архивах. В экспозиции музея было использовано только несколько фрагментов этого интервью. Оно посвящено эпохе 90-х: это почти полуторачасовой разговор о новейшей истории России, о людях, которые её создавали, о важнейших событиях тех лет. Приводим отрывки из этого интервью: Трудная дорога к рынку: «Ельцин поверил Гайдару» Когда меня избрали в Верховный Совет в 90-м году от Нижнего Новгорода, я не знал Бориса Николаевича. Узнал только, когда уже был избран депутатом, в далеком марте 90-го года. Мы с ним встретились как избранные депутаты демократических убеждений, молодые в основном. Встретились на Арбате в здании Госстроя. Я понимал, что встречаюсь с легендарным человеком, думал, что он прочтет лекцию о свободе, демократии, правах человека. А когда поздоровались, Ельцин вдруг сказал: «Ну какие у вас есть идеи, с чего начнем работать в Верховном Совете, какие есть предложения?». И практически все два с половиной часа, пока длилась встреча, Ельцин молчал. Записывал за нами, что меня несказанно поразило. Может, сказал в конце несколько слов общего характера – что ему очень понравилась встреча, что были важные предложения, причем, они касались не только государственного устройства страны, но и проблем развития предпринимательства, налогов и так далее. Меня удивительная скромность Ельцина просто поразила, я думал, что все будет иначе… Мне рассказывал Травкин Николай Ильич. Они с Ельциным ездили в Швецию. И зашли там в какой-то супермаркет в шесть утра. И вдруг обнаружили там свежую клубнику, ананасы, парное мясо. И Ельцин заплакал, прямо там. То же самое было, когда Ельцин был в Америке. Он стал задавать вопросы: в чем отличие России и Швеции, России и Америки? Выяснилось, что там конкуренция, свободное ценообразование, малый и средний бизнес, и так далее. И он, понимая эту разницу, занимаясь поставками продуктов питания в рамках суповых наборов (это такие были кости полуобглоданные), или выдачей трехсот граммов масла в месяц, или бутылки водки на неделю, вот всем этим занимаясь, будучи секретарем обкома и в Свердловске, и в Москве, он вдруг понял, что все это надо делать. Не понимал экономически, но понимал чисто политически, что надо делать. Это первое. Второе – это Гайдар говорил – после того, как правительство Гайдара появилось в начале ноября 1991 года, они очень много с Ельциным времени проводили, объясняя ему суть реформ и проблем. Ельцин видел, что страна на пороге голода и холода находится, у него была очевидная интуиция – я это понял, когда стал губернатором. Я не спал практически. Хоть и молодой был, но это было невыносимо. Я был диспетчером: сюда машину с мясом отправить, сюда с молоком, сюда хлеб, мука. Первое мое совещание было о состоянии дел с запасами зерна. Зерна было на два дня. Топлива на три дня. Я с этого начинал работу. И они (правительство Гайдара) объяснили Ельцину, что, если не включить рыночные механизмы, неминуем голод. Ельцин поверил Гайдару. Он, конечно же, считал Гайдара совершенно непрактичным, скорее ученым, но понимал, что другого выхода нет. Ни он, ни Гайдар не могли последствия либерализации оценить. Нижний Новгород был первым, где увидели взрывной рост цен. Цены выросли в 50, в 60 раз. Ельцин тогда был в шоке. У меня была жестокая битва с Гайдаром. Я люблю Гайдара и считаю его великим человеком, рано он от нас ушел, очень много сделал для нашей страны. Но у нас была битва. У нас физически не было наличных денег. Была такая галопирующая инфляция, так росли цены, что надо было все время менять номиналы денег. Сейчас номиналы - сто рублей, двести, цены хоть и растут, но не быстро. А там росли в месяц на 20-30 процентов, и денег физически не хватало, чтобы зарплату выдавать. Мужики, которым зарплата начислена, но не выдана, стали перекрывать улицы, требуя, чтобы им наличные выдали. Кредитных карт и безналичных платежей не было. В итоге на многих предприятиях в счет будущих наличных денег стали выдавать пайки – продукты есть, а заплатить не можешь. Я решил напечатать нижегородский областной заем, который потом стал называться «немцовками» - не я назвал. Эти облигации стали средством платежа, местными деньгами. У Гайдара случилась истерика, он хотел меня «убить». Я ему говорю: «Егор, у меня выбор простой. Либо бунт рабочий, либо бунта нет, но будут ходить «немцовки»». Егор хотел на меня уголовное дело возбудить. А «немцовки» я напечатал в Перми, на фабрике Гознака. Такая свобода была невероятная. Я лично приехал: «Напечатаете? – Да, пожалуйста». Они уже раритетные, но у меня есть. Кстати, по ним можно было выигрывать призы – холодильники, телевизоры. Люди настолько доверяли, что знали – облигации можно в деньги превратить или в товар. Их магазины принимали. Потом они стали продовольственными деньгами, потом бензиновыми. Мы их использовали много раз. По ним еще процент шел, люди могли свои сбережения сохранить. У нас был дикий конфликт с Гайдаром, потому что он боялся, что развалится финансовая система страны из-за того, что «немцовок» будет много не только в Нижегородской области, но и во всех других. Я был против либерализации цен на бензин. Это сейчас много бензоколонок, а тогда все было в руках одной монополии, и говорить ей: «Устанавливайте любые цены» – это абсурд. Я предлагал сначала разрушить монополию, создать конкурентов, а потом цены отпустим. Я, кстати, был прав. В итоге Гайдар сильно на меня наехал, я вынужден был цены отпустить, и у меня были проблемы с общественным транспортом – огромные расходы на бензин привели к тому, что автобусы не выходили на линию. Нечем было платить.
