Солдат шахматной партии

Есть в Петербурге одна бесполезная русская народная забава - гадать об отставке градоначальника: «вот-вот» или «помучается»? В этой забаве - и надежда, и желание разгадать очередной ребус кадровой политики Кремля, и недовольство тем, что губернаторские выборы не скоро, а «клиент» уже давно «созрел на выход». Георгий Сергеевич Полтавченко «мучается» так много лет. А количество желающих его отставки неизменно возрастает по мере проявления его очевидного «непопадания в город». Если вы заметили, наш город вообще плохо принимает градоначальников. Любых. Вне зависимости от их успешности и харизмы. Видно, доля у них такая, у поместных российских князей, - не светиться самим, а отражать свет кремлевских звезд. Вот почему, если и было когда-то сочувствие горожан к губернатору, то только, пожалуй, по отношению к Владимиру Анатольевичу Яковлеву, которого демонстративно не любила Москва. Было - за что. Он сам выиграл выборы. Вопреки кремлевским шахматным раскладам. И поэтому был для петербуржцев своим. Не в доску. А по жизни. По жизни у нас Москву не любят. И, подозреваю, не полюбят никогда. И это никакое не субъективное чувство «из вредности». В Москве - не только власть, но и все деньги страны. Из нее на всю страну идут сигналы федеральных телебашен. В этих сигналах есть всё, что угодно, - нет только жизни и забот простых людей. Жуткое дело, если вдуматься: почитай седьмая части всего населения России живет в Первопрестольной! Такой перекос не может устраивать ни одного мало-мальски здравого гражданина все еще великого территориально государства. Когда хотят коротко определить причину неприязни большой страны к столице, говорят грубо, но емко: «Зажралась». Москва, всегда высокомерная, теперь по-особому цинична и «слезам не верит». А страна не верит Москве. Страна все еще надеется на Питер и не знает того, что знают петербуржцы. Секрета тут нет никакого. Петербург однозначно принял бы только того губернатора, который был бы «за Питер», а не «от Москвы». Дело в том, что Питер мог бы «зажечь» и повести за собой «не московскую» Россию, если бы перестал обманываться насчет тех, кто играет в кремлевские шахматы, не любя сам город. Возможно, поэтому у города на Неве не стало своей идеи. А что происходит с городом без идеи? Правильно, он провинциализируется. Священник Георгий Митрофанов по этому поводу удачно сказал, что Петербург был построен для иных людей, чем те, которые сейчас живут в нем. Так и строил его Петр как альтернативу Москве, для людей особой стати, для своей славы и силы. Мы уже не петровское «окно в Европу», не «колыбель трех революций», будь они неладны… Не «банковско-финансовая столица». И уж, конечно, никакая не «культурная». Мы даже не «криминальная столица». Судя по беспрецедентной массовости крестных ходов, мы могли бы стать духовной столицей России. Но для этого нужна духовная элита. А для подъема духовной элиты нужна качественно иная общегородская проповедь. Кому из проповедников доверяет нынче город? Никому. Кто имеет право на духовную проповедь? Никто. Нет ни Лихачева, ни Гранина. Умолк Сокуров, в разъездах Гергиев. Если Петербург молчит, это значит, что в нем нет поводырей, духовной элиты. По идее это должно беспокоить губернатора. Если же губернатор-молчун хорош только в делах, то должен был бы приветствовать возвышение лидеров бизнес-элиты, тех, кто взял бы на себя роль «поводыря». В Империи такое случалось, когда крепкие хозяйственники становились поводырями нации, поддерживая Церковь и духовную элиту. И сейчас России позарез нужна такая элита, не зависящая от власти и понимающая духовное здоровье нации как условие богатства. Тогда бы изменилась и «ларечная» концепция питерских СМИ и выросла бы цена таланта. В Питере талант вообще не ценится, поэтому уезжает на заработки в Москву. Кроме того, таланту для реализации себя нужна свобода. Свобода слова в том числе. В условиях, когда СМИ являются объектом в шахматной игре, свободой слова обладают только говорящие фигуры, действующие в поле. Одной только поддержкой малого и среднего бизнеса Петербург мог бы рвануть «и в песне и в хлебе». Это по силам местной власти. Но такой задачи не стоит. Люди с предпринимательской жилкой, как и таланты в разных сферах науки, образования и культуры, не реализованные и не востребованные Петербургом, законно не любят московских «засланцев». Даже «пришлому» вице-губернатору Игорю Албину, который, по сути, является единственным публичным чиновником Смольного и подчас выполняет работу за всю городскую администрацию, приходится прилагать титанические усилия, чтобы растопить лед недоверия питерцев… Главным городским политиком по определению остается председатель ЗакСа Вячеслав Макаров. По крайней мере, он воспринимается многими горожанами как свой. Макаров неожиданно превратился в «тяжеловеса», раз за разом отвечая за данное слово. И даже - в «византийца», разруливая конфликты интересов и оставаясь при своем. А по степени открытости для СМИ с Макаровым вряд ли кто может сравниться. Макаров и Албин. Эти две заметные на доске фигуры вообще спасают положение и поддерживают интерес к политическим шахматам даже у тех, кто болеет только за футбол. На фоне все более сереющих черных и белых фигур на питерской доске, они выглядят «живчиками». Это раздражает. И этого им не прощают. Как либеральные СМИ, так и просмольнинские, подозревают обоих в «карьеризме» и довольно примитивно, т.е. не интересно, «мочат» главу ЗакСа и вице-губернатора за то, что, дескать, «мечтают стать губернатором»... Обмечтаться и не жить! Да, у нас 5 миллионов были бы не против разогнать тоску, которая пришла в город вместе с губернатором-молчуном. Так что Макаров или Албин не были бы хуже - это точно. Но им, согласно правилам игры, не положено ни одной мышцей лица выдать свои истинные представления о том, как руководить таким особым городом, как Петербург. Это ставит «крест» на здоровой конкуренции личностей во власти. Так городская власть по факту превращается в секту, отдаленную от реальной жизни людей. Но в условиях, когда жизнь в целом неплоха и не зависит от местной власти, даже эта отдалённость остаётся незамеченной. Не зря же говорят, «хорошая власть должна быть незаметной». В этом смысле в Питере - лучшая власть в России. Можно часто слышать про Георгия Сергеевича, что «у него нет собственного лица», что он, дескать «никакой». Очень даже какой. Полтавченко - целиком и полностью московский. Еще точнее - командный. Не сказать, что это его отличительная черта, но он именно таков, как простодушный служака Френсис Чесней из «Здравствуйте, я ваша тетя!»: «Я простой солдат, и не знаю слов любви». Только этим можно объяснить его чисто московскую привычку - легко расставаться со свежими, компетентными и верными кадрами, если это необходимо для продолжения шахматной игры. Москву не интересует, справляется ли человек со своей работой в Питере, имеет ли среди профессионалов и простых петербуржцев авторитет. Ей важна общая диспозиция на карте страны, то есть на игровой доске. Результат важнее всего. «Интересы государства важнее сантиментов». Это можно понять. Принять нельзя. Особенно у нас, в Петербурге, где всё еще жива не модная нынче иллюзия, оставленная в наследство классиком, воспевшим как абсолют слезу замученного ребенка и требовавшего от равнодушных сильных мира сего, чтобы «маленькому человеку было, куда пойти»… У нас на берегах Невы по прежнему высокая человеческая репутация важнее денег и вельможного московского одобрения. Чтобы игнорировать все это, надо быть или отмороженным чужаком, или иметь кожу такой толщины, что позавидует любой слон. Потому, что никому не приносит удовольствия ломать судьбы, терять друзей, видеть прячущиеся от рукопожатия руки. К тому же нам тут еще жить и умирать. Как говорится, ни страны, ни погоста не хочу выбирать… В этом смысле Полтавченко имеет то, чего нет и не может быть у человека, вросшего корнями в питерскую почву. Как офицер или как «слон» на поле он бесценен. Какие могут быть «страдания», если ничто так не важно в шахматной партии, как соблюдение фигурами своего маневра для сохранения преимущества на доске. Беда, когда политик плохо играет в шахматы. Именно шахматная партия учит видеть ситуацию на поле на два хода вперед. Кроме того, полезно ассоциировать себя с той или иной фигурой. Гроссмейстеры говорят, что наделение фигур качествами живых существ часто помогает выйти из самого сложного цугцванга. Но если, к примеру, из всех добродетелей офицера, то есть слона, остается лишь верность королю, то его маневр сужен до прикрытия тела ферзя. По длинной диагонали он не ходит. Он вообще стоит на месте, будучи прикованным к ферзю и заблокированным другими фигурами. Но и прыгать, как конь, слону не положено. Это будет даже не смешно. Так коротко выглядят нынешние кремлевские принципы в формировании кадровой политики или шахматного поля, на котором пасутся жестко ограниченные маневром губернаторские «слоны». Тот из них, кто возомнит себя не черным от трудов «слоном», а «белой ладьей», как, например, Хорошавин, Белых или Нелидов, буквально вчера получивший сегодня 8 лет «строгача», рано или поздно оказывается за доской, вернее, за решеткой. Собственно, вся кадровая политика в последние годы свелась до «шахматной» целесообразности фигур. Поэтому, нам, не шахматистам, никогда не угадать, как сложится партия. Мы мыслим такими «не спортивными» категориями, как любовь, порядочность, доброта и преданность. У них там - всё жестко и без розовых соплей: «шах и мат, и вас уже нет на поле». В этом смысле заявление нынешнего губернатора Петербурга о желании поучаствовать в следующих губернаторских выборах в 2019-м году - это не столько игнорирование мнения петербуржцев, которые, по мнению многих не играющих в шахматы экспертов, «только и ждут, когда Георгий Полтавченко, наконец, покинет поле», это - его, вероятно, ни с кем несогласованное, напоминание о том, что он по-прежнему в игре. Если хотите, это еще и вопрос фигуры с поля, адресованный игрокам перед формальными с точки зрения шахмат выборами главного игрока: «А я еще в игре?» Мы можем считать себя, в зависимости от места в жизни, кем угодно - главами семей, руководителями коллективов, патриотами, но в политике есть лишь две ипостаси: объекты и субъекты, фигуры на доске или игроки над доской. В этом смысле у губернаторов гораздо больше общего с народом, чем даже у любого ферзя - самой ценной фигуры для игрока. Как и все мы, грешные, губернаторы - объекты политики. Но нам этого никто не сказал, и мы наделяем их не соответствующими им ожиданиями. Мы ошибочно считаем их субъектами только потому, что участвовали в их выборах. А нам дали только чуть-чуть подержаться за доску. С самого краешка. Правда шахмат состоит в том, что когда губернатор Полтавченко отменяет масштабные проекты экс-губернатора Матвиенко, типа Орловского тоннеля, - это не его воля, не его понимание целесообразности. Это «токмо воля Москвы, мя пославшей». А вот когда губернатор Полтавченко позволяет застраивать золотые территории намыва на Васильевском острове убогими многоэтажками вместо обещанного экс-губернатором Матвиенко «северного Дубая», или повышает цены на общественный транспорт, коммунальные услуги и т.д., то он обязан объяснить и доказать, в чем его забота о горожанах и собственный талант менеджера. Если, конечно, он хочет побеждать на следующих честных выборах. Потому что это - его «непопулярные» решения. И Кремль здесь ни при чем. Тот же Собянин, рискнувший в Москве кардинально реформировать транспортную концепцию города и провести масштабную реновацию жилья, сопроводил всё это беспрецедентной информационно-пропагандистской компанией. Не лизоблюдской. А объективной, деловой. С фактами и доказательствами. Но в Петербурге необходимость объяснять кому-либо что-либо даже не приходит в голову. А собственно, почему? Например, наш губернатор воспринимается и позиционирует себя как человек верующий, православный. Это обязывает к бОльшему именно в вопросах самосознания и незыблемости принципов. А что мы видим в духовной сфере Петербурга? Вопросы денег и недвижимого имущества вытесняют сам дух культурной столицы и заслоняют полный проигрыш поборников «скреп» секулярному миру. На церковном языке позиция нашей власти называется не иначе, как «угождение духу мира сего». Справедливости ради надо сказать, что этим грешат как светские власти, так и наше священноначалие. Субъектами власти становятся постепенно, но очевидно, только богатые. Они уходят «в отрыв» от народа - в надежде остаться на доске. Даже рейтинги влиятельности священников основаны не на качестве проповеди, не на их духовных подвигах, а исключительно на их влиянии на имущественные вопросы и на платежеспособных прихожан. Дух исчезает из общества, как и из храмов, если основополагающие решения принимаются исключительно иерархией, без согласия с прочим духовенством и мирянами, которые тоже входят в полноту Церкви. Горожане словно стоят в стороне от соборной жизни, от своего города, и ждут, что еще такого выдумает власть, чем неприятным удивит, чтобы залезть в кошелек, в душу или вызвать смятение чувств. Вот почему и история с передачей Исаакиевского собора Церкви выглядела так нелепо и смутила многих. Популярный губернатор, не раз доказавший свою преданность городу и горожанам с их взыскательным нравственным началом, смог бы объяснить петербуржцам и стране, что идет борьба не за «помещение собора», а за мировоззрение большинства в России, которое базируется на понимании Божественного, а не товарно-денежного мироустройства. Что идет идеологическая война на уничтожение не только верующих, но и самого нашего государства, созданного нашими предками исключительно на православной основе при уважительном отношении ко всем братским народам и религиям. Что эта передача главного собора Империи не имеет никакого отношения к каким-то практическим вещам, к «аренде», «ценам на билеты», «ремонту» и «торговле сувенирами». Что если мы живем сейчас в состоянии идеологического вакуума, то мы позволяем неолибералам разжигать социальную и религиозную рознь. Что если в стране нет внятной государственной идеологии, то страна исчезает, растворяется в мутной жиже бесполого либерализма и «общечеловеческих» потребительских ценностей… Какие аргументы из перечисленных мы услышали от Георгия Полтавченко? Это тот случай, когда важнейший вопрос был поднят, а вот куда его «опустить», поднявший не сообразил. В результате в очередной раз были дискредитированы и идея, и местная власть - как светская, так и духовная. Неискушенный народ так и не понял, «что это было». Но ему грамотно объяснили «демократические» СМИ, что «РПЦ отжимает музейно-туристический бизнес». А то, что передача Исаакиевского собора Церкви - важнейший акт, символизирующий духовную зрелость и возвращение общества к традиционному источнику народной силы, который прежняя и возрождающаяся Империя видели в верности Христу, это было разменяно на слухи, версии и сплетни о «серых схемах» и кознях «наверху». При всем уважении, Петербург - это ведь не Торжок и не Крыжополь. Полагаю, что губернатор имел бы право на такой язык и такие аргументы, если бы повышение национального самосознания было насущной необходимостью в городе, из которого еще не выветрился до конца дух столицы Империи. Если бы мужество в отстаивании своих христианских принципов было бы сопряжено с образцовым ведением городского хозяйства, с уважением к горожанам и мобилизацией их на развитие, против застоя. Если бы игра в шахматы не подменяла бы собой живой жизни, а четких офицеров никто не сравнивал бы с неловкими слонами. Пусть они даже играют на своей любимой шахматной доске. Ведь никто из нас не хочет мата. …А вообще, нашему губернатору можно только посочувствовать. За сомнительное удовольствие ездить с мигалкой в Комарово из Смольного и обратно ему надо расплачиваться счастьем жить, как ты хочешь, быть свободным человеком, далеким от политических шахмат. Пока ты в игре, даже собственной судьбой распорядиться не дано! А вышел из нее - живи, как хочешь, говори, что думаешь, дыши!... Валерий ТАТАРОВ, публицист, тележурналист, специально для интернет-журнала «Интересант»