Моя политэволюция

В связи с грядущими президентскими выборами меня попросили рассказать про роль художников в предвыборной гонке. А то об этом много говорят, хотя никто ничего толком не знает. Да, певец Осин один раз (бесплатно, как он до сих пор уверяет) сплясал с Ельциным, после чего — увы! — спился. Да, художник Осмоловский однажды поучаствовал в какой-то газете, издававшейся галеристом (а по совместительству — политтехнологом) Маратом Гельманом, после чего стал считать себя не художником, а революционером. Да, дизайнер Логвин в дни Оранжевой революции в Киеве якобы придумал оранжевые ленточки — и никто не стал этого опровергать. И всё! В общем, вот моя эволюция на данном поприще. Без надувательства и мистификаций. В год распада СССР мне было 25 лет. Я жил в Свердловске. Времена, когда члены Союза художников были обеспечены заказами, кончились. Я обивал пороги Средне-Уральского книжного издательства (сокр. СУКИ, потом СРУКИ), дабы проиллюстрировать хоть что-нибудь, но после «отпуска цен» стоимость бумаги взлетела настолько, что книг больше не печатали. Окупались лишь сборники кроссвордов и анекдотов. Зато стали возникать новые газеты. Чтобы получить на них финансирование, кто-то должен был разрабатывать их оформление. Для этого привлекали художников. Компьютеров в свободном доступе не было, поэтому макеты газетных полос выклеивали из буквочек, вырезанных из других газет. Слова «дизайн» тоже не существовало, вместо него были «техническая эстетика» и «промграфика». Меня в это втянули друзья — детский писатель Вадик Дубичев, которому пришлось переквалифицироваться в редакторы из теплотехников (государственное распределение в вузах отменили), и журналист Слава Курицын, сочинявший стихи под псевдонимом А. Жыров. Так я стал художественным редактором. На моей совести — 20 газет и журналов. Самые экстравагантные — бюллетень рекламы ритуальных услуг «Вечная память», еженедельник «Республика» (аннулированной Ельциным Уральской республики) и орган уралмашевского ОПС (организованного преступного сообщества, позже общественно-политического союза) «Слово и дело». Подавляющее большинство изданий тогда не доживало до второго номера, поскольку владелец обнаруживал, что окупаться его детище начнет в лучшем случае через год, и прекращал бессмысленные траты. Куда дальше бедному художнику податься? Как это делалось в Свердловске Вслед за газетами начались беспрестанные выборы. Наиболее продвинутые бизнесмены направились во власть, чтобы защитить и преумножить свои богатства. Сначала сами, потом вместе с целой командой наемных депутатов. Я занимался наглядной агитацией. Теми же газетами и листовками. Первые выпускались с непредставимой сегодня фантазией. Однажды, чтобы не пугать избирателей реальными физиономиями кандидатов, мы заказали портреты художнику, который никогда их не видел, сопроводили это рекомендациями Аллы Пугачевой, Олега Ефремова и академика Лихачева и разослали по области. Движение интеллектуалов «Против всех партий». Из буклета выставки Анатолия Осмоловского «Простыни». 1999. XL Галерея, Москва Впрочем, от привычной агитации уже тогда было мало толка. Листовки работали только в самых ранних избирательных кампаниях: о ком узнали — за того и проголосовали. А вскоре стали неэффективны даже телеканалы. В Свердловске их существовало около дюжины, на каждом — собственная программа новостей, агитировавшая за своего владельца и его покровителя (либо губернатора, либо мэра). Так что приходилось выкручиваться. На каких-то выборах приглашенный директор местного института философии РАН Исаак Моисеевич Модель разродился революционной для него идеей, что с «электоратом» надо общаться на понятном тому языке, и принялся сочинять частушки в простонародном стиле. По магазинам ходили специально нанятые учительницы, которые распускали слухи про конкурентов наших выдвиженцев. Не менее забавно выглядели теледебаты в прямом эфире. Сейчас всё лишнее отсортировывают редакторы на раннем этапе, а тогда команды кандидатов наперегонки звонили в редакцию, чтобы задать неудобные вопросы. Но и это — не самое главное. Любые выборы в 1990-е были буквальной покупкой людей. Нет, никто не покупал голоса избирателей за бутылку водки. Это чушь собачья! Так поступали только конкуренты побеждающего кандидата, чтобы сначала создать, а потом зафиксировать мнимые нарушения на выборах. А у того на стреме сидела своя команда с оператором, дабы тут же выехать, заснять и разоблачить провокацию. В любой избирательной кампании чаще всего было два явных фаворита. Остальные кандидаты тайно или явно участвовали на стороне одного из них (ради отъема голосов, дальнейшей известности или денег). А население сидело без зарплат и пенсий. И перед выборами получало возможность заработать. Во всяком случае самые активные. На то, чтобы втянуть «электорат» в «социальные проекты» (кружки, эстафеты, конкурсы, митинги, общественные движения, квазипартии и т. п.), метящие во власть выделяли энное количество денег. Собственно, кто таким образом подкупил большее количество избирателей — тот и победил. Тем паче что бюджет на прямую агитацию (листовки и телерекламу) законодательно ограничен, а параллельные формы вовлечения можно спонсировать откуда угодно. Кроме того, региональные выборы были невозможны без конкретной помощи в избирательном округе. Без ремонта лифтов в общагах, концертов для ветеранов, посылки конфет с военными бортами в Чечню для местных срочников. Куда можно было, я тоже ездил. Теперь знаю, например, чем пахнут дома престарелых. Там стоит невыветриваемый запах мочи. Из-за того, что на первых этажах — лежачие больные, которые ходят под себя. Иногда в Свердловскую область наведывались московские политтехнологи. Толку от них — ноль. Сыплют иностранными словами, да деньги разбазаривают. А нужен конкретный и не требующий особых вложений путь. Денег было мало, поэтому их старались использовать максимально эффективно. У нас был фонд помощи пенсионерам и бесплатная газета для них. В каждом районе — подписные и приемные пункты. Пенсионеры сами распространяли свою газету, сами собирали себе помощь и сами же ее раздавали. И совершенно искренне уважали своего депутата, который вернул им востребованную жизнь (сейчас никто не помнит, но при Ельцине ветеранов даже с 9 Мая не поздравляли). Обложка буклета выставки Алексея Беляева-Гинтовта «Детям до 16». 1998. XL Галерея, Москва Во время экспорта Оранжевых революций такую работу с населением стали называть сетевыми структурами. Вадик Дубичев придумал эти структуры за 15 лет до того. По его книжке все мои знакомые москвичи учились. Смешные случаи на уроках На выборах всегда находилось место таланту. В любой крупной партийной кампании было несколько инвесторов, и у каждого — своя команда, которая лучше всех знала, как потратить деньги. До самого последнего момента команды друг с другом спорили, а делать хоть что-то начинали за неделю до голосования, когда времени на агитацию не оставалось. Приходит избиратель на участок, видит портянку с дюжиной незнакомых партий... и голосует за «Промышленный союз». Почему? А потому что Антон Баков, чуя, как всем надоели коммерческие ларьки, спекулянты-перекупщики и неработающие заводы, такое название зарегистрировал! Для «Промышленного союза» я придумал персонажа — девочку Танюшку, которая обходила папу-металлурга, бабушку-пенсионерку и дядю-колхозника, и они рассказывали ей, как ждут возрождения уральских заводов. Утверждаю у Бакова сценарии. А они должны быть достаточно никакими, чтобы никого не отпугнуть. На что он мне: «Давай лучше так: “Возродили б заводы, живой, мертвый ли, на коленях приполз!”». Или как-то фотографируем целую группу кандидатов разных профессий и возрастов. Пенсионерку, учительницу, инженера, врача и двух инвалидов. А фотограф попался тупой. Я его проинструктировал с самого начала: «Пойми, они — не актеры. Изображать ничего не умеют. А нам надо, чтобы они выглядели энергичными и жизнерадостными. Причем все одновременно. Поэтому мы будем их веселить из-за твоего плеча, а ты снимай без остановки. Понял?» «Понял! — отвечает он, но делает все ужасно медленно: — Так... Приготовились... Навожу на резкость... Сейчас вылетит птичка... Еще минутку...» За «минутку» взгляд у кандидатов успевает не то что потухнуть — пленкой подернуться... Что делать? Как оживить всю группу одновременно? И я придумал! Встал за их спинами и начал щекотать. И вот все снова бодры и веселы. В другой раз ко мне подходит журналист Дима Карасюк и предлагает халтуру — изготовить наглядную агитацию уралмашевским кандидатам. Только доселе вся продукция подобного рода была черно-белой, а тут нужно сделать цветную. Ну хорошо. Фотоаппараты, напомню, тогда были пленочными. Для печати нужны были слайды, которые почему-то проявляли дома. Умели обращаться со слайдами далеко не все. Я нашел нужного фотографа. Мы собрали всех уралмашевских кандидатов и отсняли на фоне достопримечательностей на площади Уралмаша. Получаю от фотографа проявленные слайды, теперь их надо сканировать. Как? Подключаю Петю Морозова, который работал в газете пожарной части, где необходимый сканер имелся. Сканируем. В первый раз! Что вышло — не очень понимаем: и мониторы у компьютеров не те, и у нас опыта немного. Верстаем и отправляем в типографию. Через несколько дней приезжает ко мне Дима Карасюк с перекошенным лицом: «Смотри, что получилось!» Показывает листовку: у всех уралмашевцев — рожи синие. Пришлось спешно все переделывать... Подобных случаев было много. Мы пытались отделить манси от хантов, чтобы присоединить к Свердловской области. Возили листовки за Ельцина в столицу, где нас встречал на «Москвиче» Александр Коржаков. Работая в газете Бурбулиса, публиковали документы, состряпанные в Москве перед судом над КПСС, и присланные оттуда же карикатуры, изображавшие защитников Верховного Совета наследниками Гитлера, каюсь… Андрей Логвин. Нет, я! The PUT-IN / PUT-OUT pre-election action Фрагмент экспозиции. 23–24 марта 2000. XL Галерея, Москва Но скоро все закончилось. Предвыборные кампании стали походить на договорные матчи. Представители главных игроков заранее делили сферы влияния. По окончании последнего срока Ельцина мой друг и коллега Вадик сказал: «Всё! Данная сфера деятельности упорядочивается! Денег на региональных выборах больше не будет!» — и пошел работать чиновником в областную администрацию. А меня Слава Курицын в Москву перетянул. Неофициальная Москва Переехав в Москву, я попал в городской штаб Союза правых сил и работал на выборах в Госдуму 1999 года. Штаб СПС располагался в здании Центрального телеграфа, прямо на Тверской, и агитировал «жить, как в Европе». Коман- довал агитацией Марат Гельман, который набрал работников из числа знакомых. Творческую интеллигенцию. Поэтому здесь царил артистический расколбас. При этом многие — сообразно мифлогии, позаимствованной Солженицыным у воров в законе, — считали, что контакты с властью для них западло. Оттого в разных закутках штаба шла непрекращавшаяся пьянка. Впрочем, за пределами штаба было то же самое. Встречали миллениум. Как-то возвращаюсь в штаб в час ночи, где меня ловит мой земляк Курицын. Просит: «Помоги, пожалуйста, хорошему человеку!..» Оказалось, мой будущий друг Алексей Плуцер-Сарно, автор «Словаря русского мата», а ныне израильский репатриант, взялся за выпуск какой-то газетенки. У Леши была «стратегия Штирлица» — устроиться куда-то, узнав пару терминов и пустив пыль в глаза, а после ждать, когда его разоблачат и уволят или когда спасут. На сей раз его спас я. В штабе СПС работало много хороших людей. Курицын редактировал газету «Неофициальная Москва». Борис Акунин публиковал там «Сказки для идиотов». Поэт Тимур Кибиров сочинял тексты для листовок. Писательница Татьяна Толстая тоже что-то писала. Миша Фишман строчил кинорецензии. Илья Фальковский выпускал книжки. Курицына периодически гоняли на доклады к Чубайсу. Художник Боря Бергер жаловался: «Я тут в таком напряжении, что уже месяц не могу покурить!..» Его вкладом в кампанию была акция на Пушкинской площади. Боря запустил дирижабль, над которым было написано: «Небо наше!» Потом подрался с Колей Палажченко и его выгнали. Марат придумал масштабный социальный проект на всю страну. Найти в провинциальных городах «культурных героев XXI века», свезти в Москву, устроить их выставки, концерты и поэтические чтения. Вследствие чего их бабушки и мамы проголосуют за СПС. От груза ответственности за привлеченный контингент и непредсказуемый результат Марат пребывал в перманентном напряжении, периодически срывался на подчиненных и кидался телефонами об стенку. Подписывался псевдонимом Максим Молдаван и ходил с телохранителями. Как-то он сказал мне: «Мы чем-то похожи. Не боимся браться за дела, которыми доселе не занимались!» Двухканальную инсталляцию «Нет, я!» в марте 2000 года мало кто воспринял как пророческую. Пререкающийся с кандидатом в президенты Владимиром Путиным («Конечно, я!») дизайнер Андрей Логвин («Нет, я!»), тем не менее, оказался почти провидцем, предсказавшим бесконечность путинского века. Мне смысл окружавшего шабаша был понятен далеко не всегда. В Свердловске денег на подобные кампании тратили куда меньше и расходовали их по делу. Во-первых, нужно, чтобы и самим что-то осталось. А во-вторых, если не победить — в следующий раз на подобную работу не позовут. Когда я поделился своими впечатлениями с одним функционером СПС, он сказал: «Пусть лучше вся эта интеллигенция квасит у нас в штабе и продуцирует положительный нам дискурс, а не занимается тем же самым в штабе Лужкова!» Надо сказать, что запланированного процента СПС на выборах в Москве достиг. Выборы на выезде По окончании выборов круглосуточный шалман, с которым я успел сродниться, закончился. И обмывание миллениума тоже. Звоню Славе Курицыну: «Когда увидимся?» — «А зачем?» — «Ну, зачем-нибудь!» — «Ну, когда-нибудь увидимся...» Слава купил в Москве квартиру и больше в подобных мероприятиях не участвовал. А я стал работать на Гельмана. Тот содержал галерею и сайт и целую кучу других культурных проектов, на которые зарабатывал политической рекламой. Все это физически находилось в ФЭПе (Фонде эффективной политики) Глеба Павловского в здании «РИА Новости» (ныне «Россия сегодня»). А когда Марат стал заместителем гендиректора ОРТ (ныне «Первый канал»), я трудился там же в Аналитической дирекции. Наши документы при приеме на работу проверял Андрей Луговой. Еще до этого — вместе с Олей Лопуховой — я спроектировал ночное вещание ОРТ. Составил список новых лиц для ночных программ — некоторые из них сейчас известные телеведущие, а Гейдар Джемаль успел умереть. Сделал шаблоны для мониторинга прессы. А по вечерам пил чай с поэтом Кибировым, который сочинял анонсы на НТВ. Чтоб жизнь медом не казалась, в качестве общественной нагрузки мне поручили изготовить доску почета — портреты главных лиц канала — почему-то в стилистике Энди Уорхола. И даже портрет Киссинджера для Грызлова. Периодически случались выезды на выборы. Не от ОРТ, а левым порядком. Здесь надо оговориться, что когда я работал, например, в Киеве, это не было «государственным вмешательством» в выборы соседней страны. Как и везде на постсоветском пространстве, высокопоставленные заказчики выходили на самых известных политтехнологов в надежде, что те добьются желаемого результата. А они набирали команды знакомых им по предыдущим кампаниям людей. Всякий раз это напоминало роман «Три мушкетера», точнее «Двадцать лет спустя», когда былые друзья встречаются вновь и узнают, что состоят во вражеских лагерях. Общенациональные выборы — отдельная история. Во-первых, бюджеты здесь были несравнимо больше. Во-вторых, никакими лифтами в общагах никто не занимался. Основным методом было «медиапланирование» (и выход на главные телеканалы). Политтехнологи спускали «темники» (списки тем и как их надлежит освещать) в подконтрольные СМИ. Эффективность была непредсказуемой. Всякий раз отдувались местные органы власти, которым приходилось применять «административный ресурс», чтобы не оказаться хуже соседей. Нестор Махно — первый практик ризоматической и номадической организации общества в XX веке Из буклета выставки Анатолия Осмоловского «Простыни». 1999. XL Галерея, Москва Оборотной стороной была самомифологизация данной сферы услуг. Чтобы получать заказы, политтехнологи должны были уверять, что владеют «черным пиаром» и прочим кунг-фу. Хотя, если отбросить малопонятные термины, они работали всего-навсего рекламными агентами. Самыми крутыми были те, у кого имелся выход на Администрацию Президента РФ, которая отслеживала выборы в регионах. Мне тоже довелось в Кремле побывать. Хотя во всех таких кампаниях я не лез на руководящие должности и не брался за чересчур уж ответственные мероприятия (с огромными бюджетами). Считал себя художником на вольном выпасе. Сначала отвечал за полиграфию, а потом и это с себя скинул, стал своего рода придумщиком для особых случаев. Как-то летом на выборах в Нижнем на съемных квартирах не было горячей воды, поэтому все совещания проводились в банях. В первый день по приезде я побывал в бане дважды, во второй тоже. Потом думаю: а если я не спрошу, на каких совещаниях мне нужно присутствовать завтра, вспомнят обо мне? Не вспомнили. И я спокойно прожил несколько месяцев. Контролируя, конечно, выпуск печатной продукции. Лишь за неделю до окончания кампании в два часа ночи — звонок: «Ты уже спишь? Тут про тебя вспомнили. Говорят: а где у нас Шабуров? Просыпайся! Машина выехала». Вдали от Москвы еще встречались политтехнологи-юмористы. Безвестные наемники в Нижнем писали по ночам на стенах «Геи за Андрея». Другие расклеивали фальшивые объявления с телефоном штаба противников, чтобы туда звонили: «Это у вас бесплатно лечат венерические заболевания?» Или такой показательный случай. Встречаю как-то в Киеве художника Диму Г. Спрашиваю: «Какими судьбами?» — «Да выставку делаю...» А я знаю, зачем он на самом деле приехал, поскольку приятельствую со всеми его начальниками до седьмого колена. Диму позвали курировать телепрограмму для затягивания молодежи в какой-то проект (которую он с успехом провалил). Но из-за внутрицеховой мифологии Дима всю дорогу изображал передо мной подвиг разведчика. Самому мне в Питере на выборах Матвиенко пришлось перерисовывать картинку Н. Воронцова «Сантехник Яковлев показывает городу свое хозяйство». В партии «Родина» я занимался уже не помню чем. Зато когда она стала «Справедливой Россией», слетал с ее депутатами, помогавшими информационному освещению войны, в Осетию — сугубо по собственному желанию. В Киеве помогал Леше Семенову (сейчас он продюсер сбежавшего отсюда Евгения Киселева) сочинить сценарий инаугурации Януковича. Как раз перед Оранжевой революцией… Здесь к месту лирическое отступление про оранжевые ленточки. Никакого индивидуального творчества в политике давно уже нет, это коллективная деятельность. Системная и многоуровневая. Даже для визуальной рекламы заказывают проекты сразу нескольким дизайнерам (не оповещая их об этом). Из одобренных элементов сидевший у меня в отделе Марк Альтшулер составлял не имеющие авторства гибриды. А потом это еще месяц дорабатывали. Никакой индивидуалистский чих никакого значения не имеет. Что ты имеешь дело с чудищем, которое обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй. Фантазией тоже никто не злоупотребляет. То, что сработало один раз, применяют снова и снова. Лозунг СПС «Хотим жить, как в Европе» перекоче- вал к украинской партии СДПУ(о), а потом, видимо, послужил толчком «евро- интеграции». В 1789 и 1917 году были красные банты, несколько лет назад стали раздавать георгиевские ленточки, теперь вот появились белые ленты. Рекламные щиты проекта «Искусство принадлежит народу», которые появились в 1994 году на Васильевском спуске рядом с Кремлем.На одном из щитов была представлена агитация «Партии животных» Олега Кулика. Воспроизведено по каталогу выставки «Реконструкция. 1990–2000» В Киеве в 2004 году все витрины были оранжевыми, таков был «цвет сезона». Крещатик и без майданов традиционно перекрывали каждые выходные для народных гуляний. Картинка для тележурналистов готова. Безусловно, рядовые участники митингов выходили по собственному желанию, но и для этого необходима финансируемая долгие годы организационная и агитационная структура. Когда я последний раз приезжал в Киев, тамошняя «уличная демократия» уже была симуляцией на все сто. Выхожу на Крещатик, слышу какой-то музыкальный фон. Гадаю: что празднуют? Оказывается, в центре не первый месяц идет суд над Юлией Тимошенко. Слева от суда — ее противники, справа — защитники. И тех, и других привезли за плату из регионов. Один лагерь огражден высоким баннером. За ним стоят невидимые люди с флагами и ораторы по расписанию выступают. Между ораторами врубают марши, люди начинают дружно флагами махать. Видно, что работали «балетмейстеры». В другом лагере — то же самое, только в наивно-фольклорной стилистике. Выбор есть Современные выборы — где бы то ни было — сначала «элитный консенсус» (отбор политика, который устраивает большинство невидимых миру влиятельных группировок, и договоренности с ним: помните, как Хиллари Клинтон загодя публично всех объезжала?), а потом «административный ресурс» (проведение политика к власти через принятые в данной стране концертно-массовые процедуры). Символическая мистерия по выпуску пара. Ранний Ельцин ничем не отличался от позднего, но сначала отчего-то символизировал «надежду». Как Обама в Америке. Однако если внутри «элит» — раскол, случается то, что мы видели на Болотной. Одни выводят на улицы «протестный электорат», другие с благодарностью фиксируют его лидеров и берут в разработку. Когда мои приятели в Киеве организовывали «кассетные» скандалы и майданы, мне и в голову не могло прийти, что другие мои приятели купятся на то же самое в Москве в качестве подопытных кроликов. И вот на тебе! Бывают ли фальсификации на выборах? Конечно, бывают. В пределах нескольких процентов. Раньше все основные участники что-то такое пытались предпринимать на подконтрольных им, но недоступных наблюдателям участках. Тимошенко — в одной области, Ющенко — в другой. Однако, если между кандидатами большой разрыв, это никакого значения не имеет. Были ли фальсификации на выборах в Москве перед митингами на Болотной? Возможно. Но не на виду же у всех желающих! Ролики, которые я тогда посмотрел на «Ютубе», — просто цирк. Всюду одно и то же. Приходит специально науськанный провокатор на избирательный участок, создает бучу по произвольному поводу и начинает вопить, что нас всех обманывают. Чтобы перевести публику в режим эмоций и отключения мозгов. Что еще поведать? Тогда же видел сюжет с разоблачением предвыборных «каруселей» (это когда одних и тех же людей возят на автобусе по участкам, и они там якобы голосуют по несколько раз). Некий активист проник в логово, где таких инструктируют, и все снял на видео. Потом показывают его лицо. Это мой приятель Петя, который до того бывал в Югославии и на территории Украины. И я понимаю: чтобы разоблачить «карусели», он сам их и организовал... На другой день я переписывался со знакомой из Парижа, которая уверяла меня, что власть в Питере убивает людей сосульками, падающими с крыш. И переключить ее в рассудочный режим невозможно. Во всяком случае, по электронной почте… Обложка буклета выставки Владимира Дубосарского и Александра Виноградова «Христос в Москве». 1999. XL Галерея, Москва Точно так же перед каждыми выборами тебя начинают агитировать таксисты — переносчики всякой рассказанной им ахинеи. Но если ты не поддакиваешь, они вдруг оказываются вполне разумными мужиками. Только что говорили: «Вот сволочь Собянин, все перекопал, его жена плитку перекладывает!» — а ты: «При чем тут Собянин? Мои друзья из “Шанинки” лет пять назад разрабатывали стратегию развития Москвы, японцы чего-то исследовали, чтобы сделать Москву городом для жизни, а не для работы. Это такая же персонификация, как если бы на Сталина всю систему отношений навесили...» Но особо упертые индивиды не хотят быть раскодированными и после выборов, ограничивают общение френдами в «Фейсбуке». Хотя лет в пятнадцать я бы пошел митинговать... Во-первых, гормоны, каша в голове и желание прибиться к любой группе, готовой тебя принять. Во-вторых, нереализованность. С 1990-х у молодежи лишь два идеальных типа — это «олигарх» (вроде Березовского, в прошлую кампанию появился еще лайт-вариант Прохоров) и «светская тусовщица» (Ксения Собчак). Жизненный успех — быть как можно дальше от «быдла», получить высшее образование и ни хрена не делать, потреблять модные бренды, гаджеты и современное искусство. Как призывал журнал «Афиша»: продвинутая молодежь с айфонами должна объявить войну гопоте с пивасиком и шансоном. А потом жаловался: кремлевские политтехнологи нас переиграли, поделив всех на «креативный класс» и «путинское большинство». Так это вы сами и придумали-с! В результате все страждущие купили по айфону, научились инстаграмить, съездили на Гоа — и вдруг выяснилось, что на большее у них ни денег, ни умений нет. «Креативный класс» — это те же «пролетарии умственного труда» (а «пролетарии», если кто не знает, не только заводские рабочие, это наемные работники в принципе). Они могут, конечно, имитировать образ жизни своих хозяев, но «олигархами» никогда не станут. Времена, когда некоторые наши сограждане клали в карман целые отрасли советской промышленности, закончились. А никаких иных престижных социальных ролей общество не предлагает. Что дальше? Экзистенциальный кризис... Кто виноват? Ну не мы же! Что делать? Топить тоску в компании себе подобных. Вот вам квинтэссенция сегодняшней жизни. Чего еще? Владимир Соловьев. Главным минусом СССР была закрытость, отчего мы верили всякой чуши, которую рассказывали по «Голосу Америки». Самое известное порождение таких умолчаний — «художественное исследование» «Архипелаг ГУЛАГ», образец пропагандистского брендмейкерства. Сейчас контрпропаганда на уровне. Любой западный бред мы узнаем из российских же СМИ, и тут же команда местных самородков в прямом эфире находит способы его обеззараживания. Алексей Навальный. Почему его не посадят за многочисленные прегрешения? А зачем? Где потом драматургам выборов-2018 других полезных говнюков искать? Сейчас все ясно: с одного бока Сцилла — Навальный, с другого Харибда — Сталин. Мы пройдем меж ними, как по маслу. Кирилл Серебренников. Зачистка каких-то денежных потоков опять же к 2018-му. Тебя посадят, а ты не воруй. Ну читают актрисы письма поддержки, а чего вы от них еще ждали? А вот драматург Иван Вырыпаев — это уже «поколение “Пепси”». Если ты тупой, не пиши письма про «террористов Ленина и Сталина», пиши пьесы. Сойдешь за умного. Обложка буклета выставки Константина Звездочетова «Бабцы Факосы». 1996. XL Галерея, Москва Все, о чем я рассказывал выше, — параллельная реальность. Ментальное конструирование. Оно может, конечно, прижиться, если окажется созвучно народным чаяниям, но скорее исчезнет без следа. Почему? Политтехнологи (как и их заказчики) страшно далеки от своих избирателей и за людей их не считают. А потому просачивания не существует. Идеи верхов — вопреки стараниям пропагандистов — вниз практически не проникают. Это лишь пена. Навязать мало что получается, приходится самим подстраиваться. Иного выбора нет. А вот у художника выбор есть. Художник как раз занимается вырабатыванием смыслов. Как минимум для себя. Всякий раз ты определяешь, кто ты и с кем. Имитатор того или иного модного поведения? Копиист заимствованных стилей? Тусовщик? Прислужник компрадорской буржуазии? То, что делает художник, — это и есть выбор. Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции