Чтение: рассказ Ксении Букши из сборника «Открывается внутрь»
В издательстве «АСТ: Редакция Елены Шубиной» в мае выйдет сборник писательницы и номинантки премии «ТОП 50. Самые знаменитые люди Петербурга» Ксении Букши «Открывается внутрь». Мы публикуем рассказ из него под названием «Бабушка». 17. Бабушка Поначалу свекровь волновалась сдержанно. Бродила по детской, заглядывала в ящики, качала головой, глубоко вздыхала. Нерешительно замирала, будто хотела что-то спросить. Но молчала. Только тревожно таращила на Катю голубые глаза. — Не волнуйтесь, Анна Филипповна, — успокаивала ее Катя. Сама-то она нисколько не волновалась. У Кати все было под контролем. Контракт на роды, кокосовый матрасик, кондиционер, погремушки и схваткосчиталка в гаджете. — Да как же не волноваться, — отвечала свекровь. — Первый внук-то. И поздний какой. Уж думала, и не дождусь. Но как-то неубедительно у нее выходили эти слова. Свекровь волновалась редко. Сдержанная, скупая на эмоции, Анна Филипповна в свои семьдесят пять была кремень. А теперь Катя, глядя в ее пронзительные глаза, чуяла что-то странное, а что — не могла выразить. * * * Настал день и час родов. Катя и тут оказалась готовой абсолютно ко всему. — Отличное раскрытие! — оживилась акушерка. — Молодчинка! Правда, для первых родов быстровато. Поскорее пройдемте в родилку. Муж поспешил следом. Контракт не подвел: родилка не только сияла чистотой, но и радовалауютом. Впрочем, Катя легко смогла бы родить и в поле. Пару часов они просто развлекались: имбирный чай из термоса, шоколад, массаж, джаз и ароматические свечи. Даже в самых гламурных родах, однако, наступает момент, когда пословица «баба родит, смерти в лицо глядит» приобретает некоторый смысл. Дитя оказалось необыкновенно крупным и в какой-то момент чуть не застряло. — Катя! — кричала врач. — Давай… нет!! Не-ет! Куда… Куда!.. А вот теперь — нет, вот теперь — давай!Акушерка металась по родилке с инструментами и полотенцами, а муж чуть не забыл в нужный момент включить видео. Катя, однако, старалась изо всех сил, и все получилось как надо. — Пять пятьдесят, — сказала акушерка, снимая мальчика с весов. — Проверить ему сахар! — распорядилась врач. — Это нормально, — подала голос Катя, — я тоже родилась больше пяти кило. Муж стоял в столбняке, наблюдая, как космически-фиолетовый сын лезет вверх по Катиному животу. Все участники процесса выглядели счастливыми. И в эту минуту раздался голос от дверей: — Все кончено? Акушерку, врача и мужа как громом поразило.В дверь заглядывала просидевшая все роды в коридоре Анна Филипповна. И сформулировала она именно так, никому не послышалось. — Да что вы, Анна Филипповна, все только начинается! — нашлась Катя. А акушерка добавила спроста: — Типун вам на язык, бабушка! * * * Так и пошло. В тот день свекровь осталась в роддоме и с тревогой наблюдала за тем, как Катя кормит Степу. Молока пока не было, Степа срыгивал багровой водицей — успел напиться околоплодных вод. — У него кровь из ротика, — сообщала свекровь Кате. —- Точно все в порядке? Не надо ли сделать УЗИ? — Все в порядке, — уверяла Катя сквозь сон. Ей хотелось отдохнуть, но вопросы свекрови пока умиляли, а не раздражали — хотя, конечно, мамино воркование по скайпу из Екатеринбурга нравилось Кате больше. На следующий день набежали осматривать врачи. Степку слегка раскритиковали. С каждым специалистом Анна Филипповна заводила длительныебеседы. Вскоре врачи не знали уже, как отделаться от тревожной бабки. Посочувствовала Кате даже санитарка, симпатичная тетка по имени Тоня, которая постоянно шутила и болтала со всеми мамочками: — Да уж, бабушка у вас прям так волнуется… А вы не волнуйтесь! Парень у вас зашибись! У нее, наверное, первый внук? — Угадали, — вздохнула Катя. На третий день Степку забрали на несколько часов полежать под лампой, и свекровь немедленно напомнила Кате о судьбе мальчика Матвейки, который почти насмерть обгорел в роддоме, когда от лампы вспыхнула одноразовая пеленка. Потом от него под давлением врачей отказалась мать — тоже, кстати, Катя! — и вот о нем спорили две приемные мамы, в «Новой газете» об этом писали — а теперь его усыновила какая-то четвертая… и, конечно, очень трудно… потому что он весь, весь… Тут уже Катя не выдержала: — Анна Филипповна, — сказала она, — слушайте. Вы же такая, ну, бодрая, энергичная всегда. Ну вот чего вы нагнетаете? У меня, между прочим, тоже первый ребенок. Ну, хотите — подите посидите там, рядом с лампочкой, чтобы никто не обгорел!Анна Филипповна расширила голубые глаза, сделала рот гузкой и ответила: — Я? Я — ничего. И да, ты права — я действительно пойду туда и посижу с твоим ребенком…Кате стало неприятно. Впервые за два года они с Анной Филипповной разговаривали вот так. * * *На пятый день их выписали домой. Выглядел Степка первое время негламурно, как потерпевший. Но постепенно мордочка обрела нормальный цвет, гормональные прыщи сошли, головенка стала круглой. Младенцем Степка оказался требовательным, Катя частенько не высыпалась, но на судьбу не роптала. Под конец двадцать первого дня Степкиной жизни Катя, дождавшись мужа с работы, пошла принять душ и выпить горячего чаю. Муж ходил с голым Степкой по комнате, подбрасывая егои напевая. Внезапно песня прервалась. Когда Катя допила чай и пришла сменить мужа, Степкалежал на диване, а муж внимательно разглядывал его. — Катя, — окликнул он ее. — А что у Степана с яйцами? — Порядок у него с яйцами! — гаркнула Катя, как фельдфебель. — Хватит докапываться!!!Муж ошарашенно воззрился на нее. Катя никогда не повышала на него голос. — Ты чего?.. — Чего-чего! Ничего! Дойдешь тут с вами! Кого угодно доведете! — сказала Катя потише.Муж догадался: — Что, бабушка опять в гости приходила? — Точняк. Муж вздохнул: — Прости. Сам не понимаю, что с ней такое. Волнуется чего-то. — Да она не волнуется, — сказала Катя. — Она каркает. Бред какой-то! «Кать, а он у тебя дышит?»Блин… Если бы я суеверная была, честное слово, подумала бы, что сглазить хочет. Истории всякие рассказывает жуткие. Из «Новой газеты». Анализы мы сдавали, она в них так и впилась! Когда оказалось, что все нормально, она вздохнула, честное слово, прямо с разочарованием! — Ну-у, — протянул муж, — это уж ты преувеличиваешь… — Нет! Честное слово, нет! Слушай, — Катя часто заморгала, — я не могу больше. Высыпаюсь плохо, а тут еще Анна Филипповна, ты меня извини, пожалуйста, а можно ее как-нибудь… чтобы она…как-то… ну… пореже здесь бывала, а? — Обидится, — сказал муж. — Давай я с ней лучше, ну, поговорю. Объясню как-то. — Попробуй. — Постараюсь, — пообещал муж. * * *Муж постарался. И Анна Филипповна на следующий день тоже очень старалась. — Катюша, — сказала она почти так же бодро, как раньше, в добабушкинскую пору, — скажи мне честно: ты устаешь? Недосыпаешь? — Есть такое дело, — ответила Катя. Анна Филипповна отвела глаза: — А скажи, Катя, нет ли у тебя послеродовой депрессии? Тебе не приходят в голову такие мысли — чтобы, вот, с ребенком что-то сделать? А то вот я сюда в триста шестой ехала, так там одна женщина рассказывала, что такой случай… Ой, извини, я же обещала… — Не приходят, — ответила Катя и едва удержалась, чтобы не добавить: «…А вот с вами я бы уже, пожалуй, с удовольствием расправилась». — И депрессии нет. — Да-да, прости, пожалуйста, — кротко кивнула Анна Филипповна. — Но ты же недосыпаешь, так?Я могла бы тебе помочь. — Отличная идея, — сказала Катя. — Помогите. Я сейчас Степку одену как для прогулки, положу в колыбельку и колыбельку на подоконник по-ставлю, окна открою, а вы тоже оденетесь и с ним посидите, посторожите — идет? А я тем временем в соседней комнате подрыхну. Он так может часа два проспать. Два часа сна для меня — это просто роскошь, я буду вам дико благодарна. Ага? — Конечно, — еще смиреннее согласилась Анна Филипповна. — Посижу. Катя одела Степку, укачала его и уложила спать в люльку, а люльку поставила на окно. Анна Филипповна надела пальто, сапоги, шапку, взяла журнал и села возле Степки в кресло, а Катя пошла спать. * * *Ей снился неприятный сон. Какая-то глухая, безводная, жаркая сторона снилась Кате. Высохшие кусты и раскаленная земля.Ручьи в огромных речных руслах. Палящее солнце и фиолетовые круги то ли на небе, то ли передглазами. Желтая, коричневая трава. Черные кости на земле и чей-то зов за спиной, переходящийв вопль страдания. — Кааатяааа! — визжала в комнате свекровь. — Каатяааа! Катя в ужасе вскочила и ринулась в комнату. Вывалился!На ледяном ветру из черных окон (успел наступить вечер) свекровь стояла посреди темной комнаты, крепко прижимая к себе люльку с одетым Степкой, который тоже дико орал. — Что?! — Что случилось?! — Катя выхватила у нее люльку и мгновенно убедилась, что с ребенком все в порядке. — Господи, КАК вы меня напугали!.. — Катя зажгла свет и увидела, что лицо свекрови залито кровью и слезами. — Ворона! Огромная! — рыдала свекровь. — Она емучуть глазки не выклевала!.. Я с ней дралась, — Анна Филипповна всхлипнула, — не делай так больше никогда, никогда… не ставь люльку на окно, умоляю тебя… — Слушайте, но это же ужас какой-то… Я все время на окно люльку ставлю, сижу тут, слежу, и ни разу никаких ворон… Что же это такое… Анна Филипповна скрючилась в кресле. Она даже не пыталась вытереть лицо. — Чуть глазки не выклевала, — проговорила она чуть слышно.Катю трясло. Степка у нее на руках заливался криком. * * * — Да, что-то не то, — признал муж, когда вечером они, уже без Анны Филипповны, ужинали накухне. — Страшновато мне. Не понимаю, что с ней происходит. Она же меня-то вообще не нянчила. Я в больничке два месяца без нее пролежал, а потом в ясли сразу. Она и младенцев-тоживых не видела толком, не знает, какие они бывают. Катя молчала. Степка наконец уснул, а с нее, как назло, сон слетел. — И теперь мне неприятно очень, — продолжал муж. — Не только из-за тебя. А потому что я чувствую, что это все не просто так. За этим что-то стоит, только я не могу понять что. И спрашивать не хочу. Боюсь спрашивать. — Скажи, — сказала Катя, — а ты в субботу сможешь со Степкой побыть часика два? * * * — Это ты меня прости, — сказала Анна Филипповна и посмотрела в окно. — Знаю я, конечно, в чем дело. Чего уж тут не знать. И она взяла еще одну конфету. Ну вот, подумала Катя, стараясь, чтобы зубы не стучали. Сейчас расскажет. Скорее всего, у АнныФилипповны был старший ребенок, и он умер. А может быть, она сделала огромное количествоабортов. Ну, что же. Но Анна Филипповна молчала. — У вас были и другие дети, — сказала Катя тихонько. — Или… могли быть. Да? — Нет, — ответила Анна Филипповна, глядя в окно.Катя не поднимая глаз рылась в телефоне. Ей пришло на ум, что пора наконец удалить схваткосчиталку. — Хорошо, что ты без Степки приехала, — сказала Анна Филипповна наконец. — В сорок седьмом отца забрали, а нас с мамой депортировали. Вытряхнули прямо на голую землю. Мне восемь было, а брат — младенец крошечный. Анна Филипповна взяла еще одну конфету — последнюю. — Зима. Землянки рыть в промерзшей земле. Костер жгли, у костра спали. Местные нас не кормили — боялись, да и сами голодали. И вот как брат помер, то мы его тогда съели. Мать ела, и я ела. Вот и все. Отрывок для публикации предоставлен издательством «АСТ: Редакция Елены Шубиной»
