Виктор Хориняк: «Я не романтик, но каждая девушка требует своего подхода»

Сибирский характер — такое же необъяснимое понятие, как и русская душа. Возможно, его суть в мятежности, в особенном напоре, глубинной мудрости и обезоруживающей натуральности. Виктор Хориняк — уроженец Красноярского края — дистанцию до столицы преодолел на удивление стремительно. Сегодня звезда сериалов «Кухня», «Отель 'Элеон» и «Молодая гвардия» любим режиссерами и телезрителями. Но сам еще не удовлетворен достигнутым и считает себя в чем-то на вторых ролях. Об этом актер рассказал журналу «Атмосфера». — Виктор, вы произвели на меня огромное впечатление еще несколько лет назад, причем не на сцене, а в программе Вадима Верника, где он показал вас вяжущим шерстяные шарфы. До сих пор этим занимаетесь? — Да, меня пятилетнего бабушка научила. Очень, надо сказать, успокаивающее занятие. В детстве я вязал маленькие свитера на игрушки, которые делала мама, а сейчас вяжу шарфы время от времени. Не прячу пряжу и спицы в дальний угол. (Улыбается.) — Какую последнюю вещь вы изготовили? — Вот на юбилей Олега Павловича Табакова три года назад я подарил ему, как болельщику, красно-белый шарф «Спартака», связанный собственными руками. — Обычно пятилетние дети неугомонные, а вы, оказывается, были довольно усидчивым ребенком, раз предавались рукодельному ремеслу… — Я тоже был подвижным. Но разве пять лет — это ребенок?! В шесть лет я уже принял ответственное решение о том, что надо бросить детский садик, из которого к тому времени извлек все необходимое, и идти в школу, куда постоянно провожал старшего брата Вячеслава. Мне нравилось вышагивать важно с портфелем, поэтому и поступил в среднее учебное заведение на год раньше срока. — Стремились, значит, повзрослеть поскорее? — Не без этого. У меня же помимо старшего брата и старшая сестра Вера есть, и я тянулся за ними. Это естественное желание младших — казаться чуточку умнее. — Вы должны были расти избалованным любимчиком в семье… — Да, я буквально тонул в любви и был активным, непоседливым, мне нравилось смешить, пародировать, развлекать всех родственников и знакомых. Публику находил везде. Допустим, когда бабушка шла к стоматологу и брала меня с собой, то я там в очереди устраивал настоящий концерт со стихами и песнями. Просто мне было жаль людей, со страхом ожидающих вызова в кабинет, и хотелось их как-то развеселить. — Вы нуждались в повышенном внимании? — Нет, мне его всегда хватало с лихвой. Скорее, я сочувствовал болеющим и пытался их отвлечь, настроить на позитивные эмоции. Задачу стать центром Вселенной я себе никогда не ставил. — Разве? В одном из интервью вы сказали, что вечно кого-то пытаетесь догнать, поскольку постоянно оказываетесь на вторых ролях и что даже девчонки в юности, которые вам нравились, выбирали кого-то другого… — Вообще, да. И до сих пор этот момент присутствует. По-моему, в психологии это называется синдромом неудачника — когда человек перманентно себя ощущает вторым и живет с этим чувством, что кто-то всегда впереди него. Причем это же неизменно отражает действительность — какие бы у тебя ни были победы, в мире существуют люди, на которых ты равняешься. Без определенного эталона, без белой, доброй зависти далеко не уйдешь. Никогда не говорю себе: «Ты — молодец!», даже если заслуживаю. — Какие качества вам помогают продвигаться к заветной цели? — Настойчивость. Порой чрезмерная. Это качество в народе наглостью называют, и оно бывает совсем неуместно. Я его стараюсь в себе даже подавлять, держать под контролем. — Это все потому, что вы рыжий… — Я — русый, а в рыжего превращаюсь лишь летом, еще веснушки появляются. — Вас стимулирует зависть к чужому успеху? — Она не является для меня мотиватором, но она во мне есть. Двигаться же вперед меня заставляет ощущение любви, радости… — Вы человек постоянный или влюбчивый? — А одно не исключает другого. Я организован, дисциплинирован, но подвижное состояние души, способность влюбляться, причем не только в противоположный пол, но и в друзей, и в предлагаемые роли, в хобби — для творческой личности неотъемлемые составляющие. Без этого дело не пойдет. — В десять лет вы сообщили родителям о втором своем серьезном решении — отправиться учиться в Норильский кадетский корпус. Манила вас туда исключительно эффектная форма… — Да, началось все довольно легкомысленно — я увидел парня в форме курсанта на улице и понял, куда мне надо отправиться. — Домашний мальчик окунулся в муштру и дедовщину? — Кадетский корпус прежде всего образовательное учебное заведение, а не военное. Мы жили на полном пансионе, с ресторанным питанием, официантами, которые нас называли «господами кадетами». И уроков по точным и гуманитарным наукам у нас было на порядок больше, нежели армейских дисциплин. И учился я с удовольствием. — Знаю, что у вас там было звание, и некоторым ребятам это не нравилось… — Не стремился к лидерству, но меня назначили командиром роты, я имел сто человек в подчинении, чем, естественно, вызвал некоторое недовольство. Дети жестоки, особенно в условиях общежития, когда нет возможности сбежать домой на ночь, пожаловаться родителям, друзьям, взять кого-то на подмогу. Разумеется, были драки, и меня били, и я бил… Такие вещи случаются в любом дворе. Но я рос и формировался в обстановке определенной изоляции, поэтому научился самостоятельно разбираться со своими проблемами и отвечать за свои слова и поступки чуть раньше, чем ребята, которые окончили обыкновенную школу. И в бытовом плане подтянулся — освоил глажку, искусство заправлять постель, убирать за собой, следить за своим опрятным внешним видом. Для мужчины быть свежим крайне важно. Я участвовал во всех соревнованиях: по шахматам, плаванию, баскетболу, дзюдо, по волейболу, настольному теннису, в конкурсах чтецов. Стремился на них стать первым, поскольку победителю вручались особенные награды, и это, несомненно, повышало честь нашего кадетского корпуса на уровне края и на уровне России. — А вы патриот… — Так проявлялась моя любовь к месту, где учился. — Стоит признать, что у вас очень мудрые родители, не навязывали вам своего мнения, позволяли идти своей дорогой… — Вся строгость у них досталась старшим детям, а со мной они уже учли ошибки прошлого и настолько сильно не ограничивали свободу. Я сам выбирал кружки: в шесть лет пошел на дзюдо, в десять на бокс, в четырнадцать на баскетбол. Спортом занимался профессионально, имею звания, достижения. Но сейчас поддерживаю форму только в фитнес-зале, в бассейне плаваю, а в основном время уделяю работе, чтобы уже там достигнуть максимальных результатов. — Столь раннее вступление во взрослую жизнь какими минусами и плюсами обладает? — Они очевидны. Детство — самая счастливая, беззаботная пора — существенно укорачивается, и это минус. А плюс в том, что ты осознанно подходишь к своей жизни, имеешь фору во времени, и родители на расстоянии тебя начинают любить даже еще сильнее. Собственно, я доволен тем, как у меня все складывается, и не жалею ни об одной прожитой минуте, часе, дне… — Когда ваш пятилетний сын Иван чуть подрастет, вы тоже не исключаете для него возможность обучения в кадетском корпусе? — Совершенно точно предложу ему этот вариант, а там пусть сам определяется. — У вас есть своя система воспитания? — Не считаю, что детей нужно воспитывать. Все строится только на личном примере. Какие хорошие слова ты ребенку ни говори, какие указания ни давай, он все равно будет похож на тебя. Если вы достаточно много времени проводите вместе, он будет видеть тебя не только в повседневности, как ты себя ведешь по отношению к женщинам, к мужчинам, друзьям, врагам, но и в каких-то экстремальных ситиуациях, и обязательно станет свидетелем того, как ты поступаешь в сложных моментах, и сделает выводы. Так что никакой теории я не вырабатываю — буду лишь следить за собой. — А какой вы папа? — Обыкновенный. Ничего особенного. Не выделяюсь ни особой жесткостью, ни мягкотелостью. Но время с сыном стараюсь проводить разнообразно и продуктивно. — Знаю, что со своей бывшей женой Ольгой, ныне детским психологом, вы прожили вместе около восьми лет, а встретились, когда вам было шестнадцать, и долго добивались ее расположения… — Да, мы оба из Минусинска, и я ухаживал по всем законам жанра. — Совершали какие-то красивые поступки? — Я не романтик. Просто когда обстоятельства вынуждают прилагать дополнительные усилия помимо желаемых, то, безусловно, приходится это делать. Все индивидуально, и каждая девушка требует своего подхода. — Как вы относитесь к женским капризам, перепадам настроения? — Нужно смотреть не на внешние факторы, а на причину, их породившую, на корень зла, так сказать. (Улыбается.) Это помогает сохранять отношения. — Сегодня, судя по всему, вы тоже не одиноки… — Не склонен распространяться на тему личной жизни. — Как-то вы признались, что будь вам доступна машина времени, то вы бы наверняка отправились в далекое будущее, нежели в прошлое. Это говорит о том, что вы не сентиментальны и не привыкли оглядываться назад? — Наоборот, слишком часто это делаю. Не оставляю, не обрубаю свое прошлое. Полученный опыт не выходит у меня из головы, анализирую промахи и с этим знанием маленькими шагами иду в будущее. И никогда ни о чем не жалею. На все, что позади, смотреть предпочитаю как на помощь. Даже на вроде бы негативное. — Вы росли в семье, где, как я понимаю, не шиковали… — В очень бедной. Родители много трудились, чтобы вырастить троих детей в Минусинске в голодные девяностые годы. Папа, Виктор Иванович, — инженер-механик, всю жизнь трудился по профессии, а мама, Ольга Антоновна, будучи по образованию химиком-технологом, немного работала на резиновом заводе в Красноярске, на перчаточной фабрике, но в основном сидела с нами, хотя успевала еще подрабатывать и в конторе судебных приставов, и охранником, и уборщицей. Бралась за все, чтобы нас прокормить. — В детстве вы донашивали вещи старшего брата, верно? — И сестры тоже. У меня есть фотография, на которой я, трехлетний, стою в Верином пальто. — Сейчас страсть к шопингу не появилась? — Нет, не люблю хождение по магазинам с примерками. Одеваюсь в основном в то, что мне дарят. По привычке. (Улыбается.) Франтом не стал. — Выходцы из обстановки, где умели экономить, как правило, тоже обладают этим талантом и бережно относятся к деньгам… — Это не про меня. Хоть я человек довольно материальный, не витающий в облаках, но при этом транжира. Деньги ко мне легко приходят и так же быстро утекают. Копить не в состоянии. Моя основная статья расходов — родные и близкие. В этом вопросе не считаю финансы. — А о роскошном дорогом автомобиле, квартире в центре Москвы не мечтаете? — Я человек действия, и у меня это в планах. Но недавно арендовал квартиру в шаговой доступности от МХТ, и меня пока вполне устраивает. — Вы рассказывали, что в первые месяцы в столице обладали невероятным чутьем: интуитивно двигались в поисках нужного адреса, и ноги сами вас приводили в искомое место. До сих пор этот дар сохранили? — Теперь практически не хожу пешком, а езжу по навигатору, помогающему избегать пробок, которые ненавижу. (Улыбается.) А тогда действительно этот навык у меня развился в незнакомом огромном городе. Я отмечал точку на карте и шел к ней по улицам. Даже особенно не терялся. Москва, к слову, меня никогда не пугала. Мне органичен ее безумный темп, поскольку мой внутренний ритм намного быстрее — существую в нон-стопе и отдыхаю лишь во сне. — Вы помните тот момент, когда решили рвануть в столицу? — Не до конца понимал, что меня ждет в Минусинске и в Красноярске, а Москва явно сулила масштабные перспективы. Как ни крути, а все лучшие вузы страны находятся в этом городе. Мне всегда нравилось учиться, осваивать что-то новое, поэтому я получил хороший аттестат, прилично сдал ЕГЭ, так что мог без экзаменов поступать в медицинский, на стоматолога, как первоначально собирался, или в военный институт. Поэтому, приехав в Москву, подал документы в Сеченовский университет и в Московское высшее командное военное училище. Но непосредственное зачисление в эти вузы проходило в конце июля и в начале августа, а в театральные училища, которыми я тоже периферийно интересовался, уже в самом начале июля. Причем Школа-студия МХАТ обгоняла в этом смысле другие вузы. Так как мне не терпелось поскорее закрепиться в городе, я и сделал на нее свою ставку. И не прогадал. В итоге получил здесь красный диплом. — Вам повезло оказаться на курсе Романа Козака и Дмитрия Брусникина. Что вы взяли от ваших мастеров? — Роман Ефимович был очень эксцентричным человеком, абсолютно включенным, зараженным профессией, цепкий, жадный до нее. И это я от него взял в полной мере. А Дмитрий Владимирович обладает противоположным темпераментом — степенностью, неторопливостью, рассудительностью, и это тоже от него почерпнул. На первом курсе я осознал, что все совсем не так, как себе представлял, — меня захватил бешеный поток, я учился с энтузиазмом, пропадал в аудиториях с семи утра до одиннадцати вечера, а потом шел подрабатывать ночным охранником в ресторан. Там наблюдал за барменом, за поварами, за гостями, что пошло в актерскую копилку и сослужило неплохую службу, когда снимался в сериале «Кухня». — К слову, оказывается, вы знаете себе цену. Ведь попав на пробы этого проекта, вы, обнаружив одну лишь группу, без режиссера, прямо в камеру довольно жестко заявили, что без него ничего играть не будете, и удалились. После чего вас сразу взяли… — Поверьте, это не было вызовом. У меня тогда дрянной был день, настроение недоброе. Увидев такое к себе отношение, я заявил, что я артист ни много ни мало Художественного театра и надо проявлять уважение. Видимо, был убедителен, и это подействовало. А что касается цены, то скорее я ценю свое время и никогда не трачу его попусту. Это касается и мелочей. Избавил себя от посещения всяких лишних тусовок, дома телевизора нет… — Семь лет назад вы влились в труппу прославленного МХТ… — Прилагал усилия для этого. Я же когда приехал в Москву, других театров даже не знал. Уже со второго курса вводился в спектакли. У МХТ великолепный репертуар и был прекрасный художественный руководитель. — Вы как-то сказали, что вас восхищала в Табакове его щедрая способность отдавать и всегдашнее хорошее настроение, с которым он работал… — Это так и есть. Олег Павлович обладал не только феноменальным актерским дарованием, но и талантом успешного менеджера. Олег Ефремов позвал Табакова помогать себе, когда тому был всего двадцать один год, и он отлично справился. Олег Павлович был невероятно притягательным, умным человеком, прекрасным семьянином. Родные для него были на первом месте, хотя и театр — дом. — Вы осуществляли какие-то режиссерские попытки? — Нет у меня таких мыслей. Как и в сторону педагогики. У Олега Павловича был театральный колледж, куда он меня еще лет шесть назад звал обучать детей, но я отказался. Во-первых, мне показалось слишком рано делиться опытом — самому надо встать на ноги, во-вторых, имеет смысл думать о зарабатывании денег, ну и в-третьих, не вижу в себе учительских задатков. Что будет дальше — посмотрим. — То есть пока ваша цель — собственная реализация. Слышала, что вы обожаете Гончарова и с удовольствием сыграли бы русскую классику… — Эта любовь тоже возникла благодаря Олегу Павловичу Табакову. Гончаров тот автор, которого перечитываешь и каждый раз воспринимаешь по-новому. Кроме того, черты его героев находишь в себе. Но и за современные истории я бы с удовольствием взялся. — В каких проектах вы сейчас участвуете? — Играю восемь спектаклей в МХТ, причем на роль Ивана Бездомного в «Мастере и Маргарите», можно сказать, напросился, будучи уверенным, что это мое. (Улыбается.) А с кинематографом пока затишье, после нашумевшей ленты «Последний богатырь». Точнее, предложения поступают, но я отклоняю сценарии, которые мне неинтересно воплощать. Есть мастера, у которых бы я снялся, а они мне открыто говорят, что вряд ли позовут, поскольку известен сложным нравом. Я действительно тяжелый пассажир. (Улыбается.) Но желание играть с полной самоотдачей велико. — Сейчас есть что-то такое, что вы не умеете, и настроены устранить эту досадную оплошность? — Не говорю свободно по-английски и собираюсь скоро начать заниматься с педагогом. Этот язык, бесспорно, необходим как в быту, так и для развития в профессии. — Хотите попробовать свои силы на Западе? — Не готов предательски сбежать за океан. (Улыбается.) Мои амбиции распространяются на Голливуд только в том случае, если он переедет к нам. — Что вы имеете в виду? — В России есть все предпосылки для того, чтобы поднять отечественный кинематограф на должный уровень. У нас и школа легендарная, и люди уникальные, и аппаратура первоклассная, и локации замечательные. Так что вполне реально сделать так, чтобы иностранцы смотрели на наши сверкающие пятки. Эта амбиция глобальнее. — Правда, что вы борец за экологию? В чем это выражается? — Меня волнует тема катастрофического загрязнения окружающей среды. К счастью, так воспитан, что никогда не позволю себе бросить фантик, окурок, пакет или любой другой мусор на тротуар. Только в урну. И батарейки не выкидываю в мусорное ведро — складываю их в специальный ящик, который стоит в подъезде нашего дома. Это те мелочи, которые нельзя упускать. Важна также чистота межличностных отношений. Это тоже напрямую относится к экологии. — А реально сохранить эту чистоту в громадном мегаполисе, в грубой конкурентной борьбе? — Все зависит от конкретного посыла. Если человек настроен придерживаться своей позиции, то он не вовлечется во что-то смутное. И нужно воспитывать себя.