Эдуард Лимонов: «Каррер? Даже не читал его»

МОСКВА — Человек, проживший 120 жизней, смотрит на тебя с дьявольской искрой во взгляде и то и дело взрывается визгливым смехом. Не иначе как он заключил сделку с дьяволом, подобно Дориану Грею, если в 75 выглядит так же, как всегда: сухопарый, с заостренным лицом, усами и изящной бородкой клинышком а-ля Троцкий. На правой руке он носит бросающееся в глаза кольцо, одет в неизменную темную униформу. Лишь взъерошенные волосы уже не серые, а белые, а голос превратился почти в шепот. «Раскаиваюсь ли я в чем-либо? На мой взгляд, я всегда действовал правильно. Какие ошибки я мог совершить? Я никогда не стремился ни к успеху, ни к деньгам». Эдуард Вениаминович Савенко, в искусстве и в борьбе Эдуард Лимонов, был всем и антагонистом всего. Уличный шалопай, побеждающий в литературных поэтических конкурсах, бабник, отдающийся мужчинам, бомж, оказывающийся на службе у миллиардера, идол парижских кругов и их кошмар, товарищ военных преступников бывшей Югославии и мученик от оппозиции у себя на родине. Жизнь взлетов и падений. Всегда на пике. Сумма противоречий. Начиная с его творения — национал-большевистской партии, сегодня находящейся вне закона с нацистским флагом, где вместо свастики изображены серп и молот, и до самой иронии судьбы: написать более 70 книг и прославиться, став персонажем чужой книги. Биографическая книга «Лимонов» Эммануэля Каррера (Emmanuel Carrère) получила ряд премий и занимала высокие места в рейтингах. «Я его не читал. Бросил, прочитав несколько страниц, где Каррер пишет, что в 1942 году опоздавший на работу рабочий мог быть приговорен к смертной казни. Я еще подумал: "Да кто это пишет?"» Лимонов смеется: «С Эммануэлем мы познакомились во Франции. Когда он приехал в Москву, я едва его вспомнил. Он провел со мной пару недель. Больше я не выдержал. То, что он сделал для меня, — это благо. Он словно воскресил умершего писателя. Но он смертельно ошибается. Его книга — это сборник его буржуазных представлений — слово "буржуазных" Лимонов произносит по-французски — о русском писателе. Он использует мое имя и некоторые истории, которые я рассказал в своих романизированных автобиографиях, но это не моя жизнь». До Каррера Лимонов был персонажем собственных книг, и его собственное писательское перо множило его личности в поисках автора. Проблемный подросток из украинского Харькова («Подросток Савенко»). Изгнанник в 70-е годы в Нью-Йорке («Это я — Эдичка», «Дневник неудачника»), а потом и во французской столице. Странник от Дуная до Венеции («Книга воды») перед возвращением в Россию некоторое время спустя после распада Советского Союза. Заключенный по обвинению в подрывных действиях («Торжество метафизики»). Каждая его книга была очередным мазком к его автопортрету. До тех пор пока он не перестал писать романы: «Я примитивный литературный вид. Предпочитаю эссе». На книжной выставке в Турине Лимонов представляет новую деталь своей мозаики — «В Сырах», опубликованную в России в 2012 году и привезенную в Италию издательством Сандро Тети (Sandro Teti Editore) под названием «Промзона» (Zona industriale). Для Лимонова это первый выезд из бывшего СССР спустя более 20 лет. «Сейчас это только идея. Пока что я жду получения визы», — говорит он с тем же суеверием, которое не позволяет ему пожать руку на пороге дома — маленькой квартиры на пятом этаже недалеко от Триумфальной площади, бывшей площади Маяковского. «Сыры — это название территории в сердце Москвы. Там я оказался в 2003 году после двух лет заключения. Тогда это была промзона, переживавшая те же процессы, которые я наблюдал в Нью-Йорке и Париже: старые дома реставрировались, на улицах появились большие машины. Как будто вместе со мной приехала и джентрификация». Самая интересная часть книги — это отношения Лимонова с этой реальностью. Он сам пишет, что она создавала вокруг него «мистическую ауру». «Российские критики сравнили мой роман со "Степным волком" Германа Гессе. Возможно, из-за загадочности мест, вроде "Гладиатора", кафе, куда я тогда заходил, экстремальное место. Даже в тюрьме была своя тайна. Заключение, на самом деле, прекрасно, все зависит от того, с какой точки зрения на него смотреть. Для меня оно стало поводом приблизиться к глубокому смыслу жизни. Мне было 60, когда я освободился. Я не представлял, что смогу начать новую жизнь, но так и вышло. Меня как будто разморозили. Люди давали мне свои номера сотовых телефонов, а я не знал, для чего они нужны. Все изменилось». Лимонов, как никто другой, умеет говорить о себе. Но, если Каррер ошибается, то сколько же правды содержится в автобиографическом «я» Лимонова? «Как писатель я использовал свою жизнь как повод поговорить об определенной исторической эпохе, об идеях и людях этого времени. Но я никогда не писал о себе. Я тот, кто видит дальше реальности». Что вы думаете о современной русской литературе? «Литература переживает кризис. Она уже не будет играть столь важную роль, как в 19 веке. Профессия литератора вышла из моды. Многие находят меня интересным не потому, что я писатель, а потому что я хороший оратор, потому что чертовски хорошо умею говорить. И из-за моих политических битв. Будь я мышью, которая пишет рассказы, я бы никого не интересовал. Роман любой может написать. Существуют даже школы, где этому учат. Что важно, так это мысль». Во время разговора Лимонов приводит в порядок стопку бумаги или проводит рукой по волосам. — И вы никого не пощадите из своих современников? — Я их всех презираю. — На вас не оказала влияния ни одна книга? — Какие-то книги были для меня важнее других, но я не психоаналитик, чтобы судить об этом. Книги — это кирпичи в стене. Уберешь один — и все развалится. И потом, — резко прерывает он свою речь, — я все книги ненавижу. Резкий и воинственный, как и его псевдоним, отсылающий к «лимону» и ручной гранате, «лимонке», Эдуард упивается ролью разрушителя. На вопросы о политике он отвечает прямо. — Путин? — Могло бы быть и хуже. Он не ест либералов на завтрак. Некоторые финансовые круги поддерживают Навального, и он не может их игнорировать. Но пришел конец его царству. — Значит, есть пространство для оппозиции, которое Лимонов продолжает завоевывать? С 2010 года вы возглавляете партию «Другая Россия», рожденную из пепла коалиции с Каспаровым. — Фитиль перемен зажжет не наша оппозиция. Оппозиция придет снизу, от возмущенных людей». — Что вы думаете о Сергее Скрипале, бывшем шпионе, отравленном в Англии? — Конченый человек. Преподавал старые байки о КГБ студентам из Ми-6. Он не был опасен. Поверьте мне, это инсценировка. Но как это может понять Тереза Мэй? Страшная, старая, бездетная. Как и Меркель. — А о Трампе? — Он похож на Джокера из Бэтмена. Он не безумен. Но фантазия у него на уровне ребенка. И все же при этом он стал президентом. Это должно натолкнуть нас на мысли. Люди способны отдавать свои голоса за монстров. — А Соединенные Штаты? — Российское правительство придает им слишком большую роль. Америка не хочет отказываться от роли мирового жандарма, но в конце концов проиграет этот матч. Лимонов с удовольствием смеется над Западом, но не был там уже более 20 лет. «Я не люблю возвращаться туда, где жил, боюсь разочарования. По той же причине не стоит встречаться с бывшими женами», — говорит он, женатый трижды. На самом деле, до того как Каррер создал его легенду, западные литературные круги не принимали Лимонова. Всему виной режиссер Павел Павликовски (Pawel Pawlikowski), запечатлевший писателя, когда тот стрелял из пулемета по осажденному Сараево на глазах у Караджича (Karadzic). Очередная ирония судьбы: именно он снимет фильм, основанный на написанной Каррером биографии. «Он убедил меня взять интервью у Караджича, сказав, что будет интереснее, если это сделает русский писатель. Это был уникальный опыт». — А как же сцена, где вы стреляете? — Шла война. Все было интересно. — Вы читали сценарий? — Мое мнение необязательно. Его не спрашивают. Жизнь публичного персонажа ему не принадлежит. — Значит, результат вас не волнует? — Благодаря кино ты становишься богом, даже если тебя изображают злодеем. Мне 75 лет, вряд ли я еще долго проживу. Мне все равно, что думают обо мне люди. Если кто-то пишет книгу или снимает о тебе фильм, значит, ты выиграл.