Ольге Васильевне Калачёвой 90 лет. У неё огромные натруженные руки. Всю жизнь она работала на тяжёлой мужской работе, была сварщиком, монтажником-высотником на заводе. Сейчас живёт в частном доме в районе Уралмаш, до сих пор работает на огороде. Войну она встретила в 13 лет в Белоруссии. В этом партизанском крае, фашисты зверствовали особенно. В её детских воспоминаниях много историй о том, как во время войны деревенские прятали партизан и евреев, хотя знали, что за это могли расстрелять всех. Вот, что она помнит о тех днях: — Меня мать сажей мазала, чтобы не подумали, что я еврейка. Ей казалось, что я слишком белая на лицо. А мы видели, как они с евреями обращались — расстреливали. Помню, мы в доме прятали у себя нескольких евреев — тех, кто спасся от немцев. Они потом оружие где-то достали, к партизанам ушли. Не знаю, где они оружие доставали, может, немца убили. Хотя за убийство немца могли всю деревню расстрелять. И за укрывательство партизан. Нашу деревню два раза выводили на расстрел за то, что мы партизанам продукты давали, видимо, выслеживали как-то. Нас всей деревней сгоняли на центральную площадь. Потом, видимо, где-то в штабе начальство немецкое отменяло приказы, нас домой отпускали. Наверно, потому что никого из немцев не убивали у нас в деревне, а, значит, можно и отпустить. Я один раз не пошла на площадь на расстрел, спряталась дома. Мама потом ругала, говорила: «Нас бы расстреляли и всё, мы бы, — мол, — не мучились, а тебя бы заживо в доме сожгли». Иногда под видом партизан приходили всякие жулики, требовали продукты. Но мы своих партизан, которым помогали, знали — наши бы такого не сделали. Однажды немец один, пожилой уж солдат, подозвал меня, приказал идти за ним, завёл в хату и налил тарелку борща. Дал какие-то тапки, подарил гармошку какую-то. Потом отпустил, странный немец. Все говорили, что я ему кого-то напомнила. Может, дочь. Но это один раз было. Так немцев очень боялись. Как-то я с женщинами из нашей деревни отправилась в соседний город Шклов за солью. Смотрим, по дороге немцы яму огромную вырыли и ставят на краю, стреляют, те падают прямо в яму. Мне женщины сказали, что это евреев со Шклова пригнали. Обратно идём, яма уже зарыта и дышит вся. Видимо, живых ещё много там было. За укрывательство еврея тоже могли расстрелять. Но мы всё равно продолжали прятать всех в погребе и давать продукты. Отец нас всё успокаивал: «Деточки, потерпите, кончится война, заживём хорошо».
