Алексей Венедиктов, «Эхо Москвы»: «Нужно защищать право клиентов покупать твои булочки»

В преддверии НеФорума Блогеров, который в этом году пройдет в Тюмени с 11 по 12 июня, специально для Sostav Леся Рябцева поговорила с главным редактором радиостанции «Эхо Москвы» Алексеем Венедиктовым. Рябцева Вы будете участвовать в НеФоруме Блогеров, основная тема которого в этом году свобода и ответственность блогеров в частности и интернета в общем. Как вам кажется, что нас ждет в будущем, куда ведут все эти запреты и ограничения со стороны правительства? Венедиктов Так как мы будем говорить о медиа, то давай сначала вспомним старый спор «блогер — это журналист или не журналист?» и слова нашего товарища Владислава Юрьевича Суркова: «здесь вам не лингвистический клуб». Потому что есть люди, создающие контент. Контент, который, в какой-то степени и кем-то потребляем. Поэтому разговор о журналистах-блогерах или не журналистах не очень корректен. Варламов журналист? Кашин журналист? Не имеет значения, поэтому давайте вокруг терминов не играться. Есть человек, создающий и продающий контент. Продающий за что угодно — может быть, за деньги, может быть, за славу, неважно. Это первое, что я хотел бы оговорить. Второе, кто может запретить человеку думать или писать? Государство пытается это сделать. Вставать в этом вопросе на сторону государства, мне представляется неверным и неэффективным. Все, что делается по ограничению, это неэффективно. У нас сейчас хотят запретить публикацию в блоге Собчак, где есть ссылка на видео с матом. И я принял решение, что мы идем в Конституционный суд. Во-первых, потому что запрещать мат неконституционно. А, во-вторых, потому что интернет устроен не так, как устроено, скажем так, живое общество. Поэтому нужно сначала понимание, а потом законодательство. Нельзя решать проблемы XXI века методами и законами века XX. Они просто неприменимы. Рябцева Но вы же понимаете, почему, собственно, принимаются все эти правила в рамках XX века? Потому что люди, которые принимают решения, они оттуда, они старые. Венедиктов Отчасти это правда. Но мы не можем сказать, что предыдущее и нынешнее руководство Минкомсвязи было из XX века. Это нечестно и будет неправдой. Рябцева Но не только же Минкомсвязи принимало решение. Венедиктов Нет, но они находятся в обстановке, когда политические решения принимает Администрация президента. Не надо лукавить: не Дума, не Минкомсвязи, не представитель Правительства, это решения Администрации президента. И в Администрации президента люди — не все из XXI века. Поэтому, на самом деле, мы видим то, что я называю «режимом амебы»... Или медузы. Лучше медузы. Ткнешь — она дергается. Если случилось что-то — запретить. Вот это движение: запретить, ограничить, сократить, окружить — это и есть XX век. Но сейчас это не работает, потому что границ нет. И в этом смысле действия Правительства крикливы, но неэффективны. Неэффективны для решения тех задач, которые власть ставит. Поэтому, во-первых, нужен диалог с Правительством, с властью, с людьми, с президентом. Эти вещи нуждаются в объяснении, нельзя отказываться от диалога. А вторая история заключается в том, что нужны, безусловно, лоббистские группы, которые работают на более низком уровне — в Администрации, в Правительстве, в Государственной Думе, в Совете Федерации, у губернаторов. Чтобы на всех уровнях объяснять, если люди не понимают чего-то и продвигать свои идеи. Такого пока не существует, невозможно создать организацию индивидуалистов с генеральным секретарем или президентом. Потому что сама суть работы блогеров — это индивидуальное сидение перед компьютером. Это, грубо говоря, поток, если не мысли, то информации, если не информации, то сознания. То есть, это право человека создавать собственное видение мира. А на самом деле — собственный мир. И в этой связи на сегодняшний день проблема России в том, что мы начинаем отставать от остального мира. Если в конце 90-х — начале 2000-х годов, когда мы, в общем, развивали IT-индустрию, которая, безусловно, включает в себя блогирование, мы шли наравне с Западной Европой — и по законодательству, и по свободе. Сейчас ограничения нас выталкивают на обочину. Другие страны идут вперед, хотя тоже пытаются вводить какие-то ограничения. Но против них встает оппозиция, институты, общественное мнение, пресса. А у нас нет площадки для дискуссий, для обсуждения и принятия решений. В этом смысле Россия, конечно, начинает тормозить. Рябцева Получается, что наши проправительственные организации, например, РОЦИТ, РАЭК, ФРИИ, а также, правительственный Роскомнадзор не могут справляться с теми функциями, которые вы сейчас назвали? Условное лоббирование и образование должно идти, скорее, от общественных организаций? Венедиктов Да, это правда, но это не значит, что с проправительственными организациями нельзя входить в контакт. Наоборот, их надо использовать, им надо объяснять, например, я достаточно активно работаю с Роскомнадзором. Я, конечно, не могу остановить блокировку Telegram. Но я предупреждал коллег из Роскомндзора о том, что им это сделать не удастся. Почему? Я не понимаю, почему, но не удастся. Просто у меня на правой руке Жаров, а на левой — Павел Дуров. Мне один объясняет одно, другой другое, я взвешиваю их аргументацию и понимаю, что технически правда на стороне Дурова. Но мы взаимодействуем. И с тем, и с другим. Рябцева Но это возможно с именем и весом Венедиктова... Венедиктов Тогда надо создавать вес организации. Рябцева Как это сделать? Например, Mail объединяется с Яндексом, но Путин говорит: «А ваши сервера опять не в России» и все, организации нет. А для бизнесменов это будут репутационные и финансовые риски, на которые они вряд ли согласятся. Венедиктов А теперь посмотри: я не знаю, где мои сервера. Это вообще не мой вопрос. Да, с точки зрения безопасности — а эта проблема есть — надо понимать, что ты находишься под прицелом разного рода спецслужб. Это надо понимать, признавать и действовать соответственно. Или пренебрегать этим, как я пренебрегаю, или вести себя умеренно. Это все равно, что выйти на улицу голым. Я знаю, что это неприлично, а кому-то наплевать. Я и не должен знать, где сервера. У меня есть инструмент, которым я пользуюсь. Я не знаю, в какой стране он произведен, как не знаю, где сделан телевизор, кресло или подстаканник. По идее, в глобальном мире это все равно. И надо просто признать изначально, что, условно говоря, в моем подстаканнике встроен микрофон. Ну, и хрен с ним. Рябцева Но вы понимаете, что все равно все шишки полетят к вам, потому что вы представитель «Эха Москвы». А если это Яндекс или Mail, шишки полетят в их сторону. Венедиктов За что? Рябцева За то, о чем я говорю: за сервера, ограничения. Давайте просто представим то, что вы говорите: мы все находимся под колпаком. Венедиктов Да, такой мир. Рябцева И все это понимают — и соцсети, и компании. И помимо колпака вообще есть еще колпак в нашей стране — колпак ограничений со стороны Правительства. Тот же самый Дуров с Telegram это тоже понимает. Венедиктов Против этих колпаков у меня стоит VPN. Правда, я когда теперь открываю погоду на телефоне, то часто туплю, потому что мне показывают прогноз в Амстердаме. Ну, да, это неудобство, что сначала мне телефон показывает погоду в Амстердаме, а не в Москве, ну и что? Рябцева Вам из телефона Правительство не помешает посмотреть погоду. А Яндексу помешает развивать какие-то свои проекты. Венедиктов Отлично. Значит, я буду на Google. Рябцева Яндекс-то не может перейти на Google. Об этом разговор. Венедиктов А мне все равно, услугами какой компании пользоваться, услышьте меня. Пусть это будет забота Яндекса, что они в свое время не пролоббировали свою свободу. Потому что свою свободу ты лоббируешь сам. И не для Яндекса, не для Google, не для Gismeteo, а для себя. И ты лоббируешь свободу пользования, а не свободу создания контента. Важно только, имею я доступ или нет, а как именно, мне все равно. Может быть, будет чуть менее удобно, я не знаю и мне это не важно. Но лоббировать надо свою свободу, а не свободу компаний. В этом история. Рябцева Вот смотрите, почему я постоянно возвращаюсь к компаниям? Потому что, по вашим словам, получается, что Яндекс сам виноват, Mail сам виноват. Они себя не пролоббировали. Венедиктов Да, Яндекс сам виноват в том, что им не удалось быть более убедительными, чем силовики. Должен сказать, что я лично привел в 2011 году [Аркадия] Воложа к [Вячеславу] Володину, тогда первому заму [руководителя Администрации президента]. Они познакомились, договорились и тогда мы остановили это безумие. После этого надо было продолжать работать. Это же, собственно говоря, работа. Ты защищаешь право твоих клиентов покупать твои булочки. Ты не себя защищаешь, не право выпекать булочки, а право покупать булочки. Но в этом ни одну компанию убедить невозможно. А мне кажется, что тяжесть всей истории должна быть перенесена с интереса компании на интерес потребления. Рябцева Это еще, мне кажется, вопрос офлайна и онлайна. Когда мы сидим в интернете, мы немножко забываем о том, что все равно должны существовать по законам реальности и офлайна. Пока мы находимся в интернете — мы как бы безнаказанны. Но при этом, как вы сказали, если мы выйдем на улицу без трусов, то будем нести ответственность по кодексу, который действует, в офлайне, а не в онлайне. Венедиктов Я думаю, что выйти без трусов — это, скорее, пощечина общественному мнению, а не закону. И общественное мнение отреагирует грубее, чем закон. Рябцева Да. Но в интернете это не так же работает. Венедиктов Так же! Рябцева Везде одинаково? Венедиктов Везде одинаково, потому что человек везде одинаков. Даже если ты создаешь свою ложную личность в интернете, ты все равно награждаешь ее своими чертами. Ты этого просто не видишь. И ты занимаешься потреблением информации, развлечений, коммуникаций, общения. Это все потребление и в центре должен стоять потребитель, а не производитель. И потребитель должен защищать свое право зайти в этот магазин и купить эту булочку. А если у тебя закрывают силовым образом какие-то магазины, то не в нашей стране люди стоят в пикетах: «Верните мне мои булочки». Им объясняют: вы знаете, закончился такой сорт проса, но если вы проедете две остановки на трамвае, там такие же булочки. Когда компания начинает себя лоббировать, что ей говорит власть? Она говорит: вы же по бабкам, так и платите больше, вы можете себе это позволить. И правильно говорит, правильно хочет. Компании работают ради бабок, это же бизнес. У власти приоритет не бабки, а безопасность. А у компаний — бабки, как бы заработать побольше. Но есть другая сторона ситуации: право на информацию, это другой приоритет. Информация в контексте мнений, развлечений. И вот когда так, то власть уже не скажет: «Мы у вас это право отберем», «платите правом на информацию». Рябцева Власть готова слушать? Венедиктов Отдельные люди во власти готовы слушать. Но я думаю, что сейчас от президента активно отсекают людей, которые готовы объяснять ему эти темы. И набирают людей, которые в них не понимают. На встречах люди же говорят про другое. Приходят представители компаний, а президент точно понимает: они за баблом. Рябцева Ну, а кто мог бы зайти и объяснить? Если не имена, то можно хотя бы описать такого человека, который не был бы привязан к какой-то компании. Венедиктов Например, блогер тоже заинтересован в распространении своего контента. Рябцева Именно. Потому что он на этом зарабатывает. И, собственно, есть теория, почему блогеры сейчас так яро хайпят на теме блокировки от Роскомнадзора. Потому что, якобы, Правительство хочет часть этого бабла. Ну, или, как минимум, урезать часть бабла, потому что это налоги... Венедиктов Ну, может быть, такой интерес у Правительства есть. Но главное, конечно, не это. Насколько можно судить по моим разговорам во всех кругах по поводу этих запретов... Конечно, очень много лицемерия, но силовики говорят откровенно: нас не интересует ваша свобода, нас интересует безопасность. Потому что, если вас взорвут, вы скажете, что мы плохо работали. Но, на самом деле, они не рассматривают право на получение информации, они рассматривают право на создание контента. На распространение. А это противоречие. Распространение — это я, а получение — это другой. Это булочки. И вот это — центральное, на мой взгляд, недопонимание. Потому что в цивилизованных обществах, в западных странах, где давно все сложилось, существуют комьюнити, в том числе и в силовых блоках, которые доносят до властей другие мысли. Один из моих знакомых, который работает во французской безопасности, сказал мне: нам выгодна свобода информации, мы там ловим террористов. Если мы это зажмем, они уйдут, и мы не поймем, куда они ушли. А здесь они даже не понимают, что мы за ними следим. То есть, есть лобби внутри силовых структур, скажем, Франции, которое не дает отдельным мракобесам из парламента принять законы типа наших. У нас такого лобби нет. Рябцева Это те самые люди XX века? Венедиктов Да, те самые. Я бы сказал так: понимания и видения XX века. Рябцева Значит, тогда получается лоббирование не только вертикальное, вверх, но и лоббирование в горизонталь? Венедиктов Конечно. Рябцева Чтобы у общества, включая разные структуры — интернет-компании, блогеры, журналисты, диджитал, — у всех складывалась какая-то горизонталь понимания. Венедиктов Ты сказала главное слово, понимание. Надо понять, что проблема в запрете на получение, а не распространение. Ключевая вещь в том, что тебе запрещают получать какую-то информацию, основываясь на твоем благе. И никто не слышит, когда люди говорят: «Одну секундочку, подождите, вы с нами посоветовались?». В этом история. Этого понимания нет. И это главная проблема. Рябцева Как и чем добиться этого понимания? Диалогами, площадками? Чем? Венедиктов Дискуссиями, диалогами, встречами. Рябцева Ну, собственно, поэтому НеФорум Блогеров и проходит в таком формате. Потому что организаторы хотят это сделать. Я вижу отдельные мероприятия РАЭКа, где только политики, например, или только бизнес. Венедиктов РАЭК ушел туда, в эту линейку: бабки в обмен на безопасность. Рябцева У РАЭКа абсолютная договоренность с властью, лишь бы не тронули, грубо говоря. Венедиктов Я думаю, что даже договоренности нет. Если хочешь честно, это, грубо говоря, бздуны, вот и все. Бздуну не надо договаривать, он сам понимает, где остановиться. Рябцева Ну, соответственно, и хочется создать площадку, где можно было бы общаться не в рамках одной структуры. Не так, что интернет для интернета, медиа для медиа, власть для власти. А чтобы все где-то собрались и хоть как-то разговаривали. Потому что даже обмен знаниями, нетворкинг, из одной головы в другую черепушку поменяет всю ситуацию. Вот смотрите, новое министерство, которое теперь называется «Министерство цифрового развития», чем отличается от старого? Венедиктов Не готов ответить, еще не встречался. Рябцева С Носковым? Венедиктов Ни с Носковым, ни с Акимовым. Просто не готов ответить. Рябцева В очередной раз назначается человек, про которого пока одни вопросы. Что мы о нем знаем? Что о нем знает сама сфера? Что мы должны понимать? Что он принесет? Венедиктов Ну, значит, надо встречаться, чтобы понимать. Может, он много принесет. Может, он все понимает. А может, ничего не понимает. Повторяю, не готов пока делать никаких заключений. Пока не поговорил, не посмотрел, не обсудил. Рябцева Окей. Ваша любимая фраза про то, что вы опоздали с YouTube. Вот сейчас, как вам кажется, с чем вы еще опоздаете? Венедиктов Я опоздаю с тем, чего я не понимаю. Это для всех очевидно. Мы не знаем, какая будет другая, новая волна развития коммуникаций. И мы не знаем, насколько эта волна будет эффективной. Поэтому я могу опоздать где угодно. Рябцева Между блогерами и журналистами уже стираются границы. А есть ли разграничение между медиа и интернетом? То есть, раньше, грубо говоря, интернет использовался как визитка, либо как канал... Венедиктов Есть сайты, которые в интернете выполняют разные функции. Вот, скажем, Airbnb.ru. Хотя он содержит элементы медиа в части информирования, но он не медиа, это очевидно. А, например, сайт РИА-Новостей или сайт Варламова, это медиа. То есть, медиа должно обязательно содержать в себе две позиции, информирование и развлечение. И не обязательно должно содержать в себе коммуникацию. При этом может быть так, что сайт по продаже стирального порошка — это медиа. Если там есть возможность обмениваться опытом, если там пишут колонки, анализируют качество стирального порошка. Тогда возникает, грубо говоря, интернет-газета про стиральный порошок. Но главная задача его — продать. Но, если там нет обмена информацией, анализа, мнений, а есть только продажа — зайди, купи — это не медиа. Медиа возникает там, где есть информация, анализ и мнение. И нет никакой разницы, как оно называется. Рябцева И при этом структуры, те самые, которые борются с терроризмом, говорят, да, контента нет, обмена информацией нет, а билеты продаются террористам. Венедиктов Что, отдельно террористам продаются билеты? Террорист — он такой же человек. Он может купить скороварку. Рябцева Ну, вот именно об этом и речь. Если использовать борьбу с терроризмом для ограничения интернета и блогеров... В стране происходит безумие! Венедиктов Да, в стране происходит безумие, потому что, когда высшие органы власти принимают законы и нормативные акты, которые: а) неэффективные, б) ложные, то это безумие, конечно. Все-таки политика — это дело профессионалов. И если вы принимаете закон, который непрофессионален, который не работает на заявленную вами цель, который неэффективен, который работает ровно наоборот, ну, значит вам пора обследоваться в близлежащей поликлинике. Рябцева Это как Роскомнадзор сказал, что он блокирует Telegram, потому что его используют террористы... Венедиктов Да, но террористы еще покупают трусы. Рябцева Давайте запретим трусы. Вопрос: кто конкретно принимает решения, рулит сейчас по интернету в Правительстве? Был Мединский-Шувалов... Венедиктов Я думаю, что силовики, но не могу сказать какая именно силовая структура. Совет безопасности во главе с Патрушевым, Федеральная служба безопасности и МВД, тот самый «Э», «экстремизм». То есть, на самом деле, это некий набор силовиков, который видит угрозу и свое видение докладывает президенту на Совете безопасности, на ежедневных докладах. А дальше, когда президент спрашивает: «Как этому можно помешать?», они говорят «Запретить» и получают ответ «Хорошо, запрещайте». И дальше они идут через законодательную базу, а потом президент подписывает. Я думаю, что он доверяет силовикам. А силовики — это, как правило, вот люди с мышлением XX века. Рябцева Путину интернет интересен? Венедиктов Я сейчас не знаю, давно с ним на эту тему не разговаривал. Но я бы сказал, что он ему забавен. То, что связано с экономикой, это я точно знаю, ему интересно. И мне рассказывали люди, близкие Путину, что ему интересно и забавно все, что касается Uber и «уберизации». А насчет экстремизма — я не знаю. Насчет того, чтобы заказать билеты, я думаю, что ему интересно. Я сам заказываю билеты. Мне интересно. Я — как Путин в этом смысле. Рябцева Лишь бы только в этом смысле. Насколько мы далеки или, наоборот, близки к информатизации, типа ID-карт и онлайн-выборов, как в Прибалтике? Венедиктов Мы далеки. Сейчас объясню почему. Ты, наверно, знаешь, что сейчас на новых выборах, на выборах мэра... Рябцева Вы в них участвуете, кстати, как-нибудь? Лоббируете, контролируете? Венедиктов Не принял еще решения. Сейчас могу объяснить почему. То, что в Москве продлили время до 22-х часов и стали говорить о голосовании на дачных участках, это все неплохо, потому что это — расширение возможностей. Но это не тот путь. Вот если бы они пошли в сторону ID-карты, тогда им не нужно было бы ни продлевать время, ни добавлять участков. Я говорил об этом и со мной все соглашаются, но отсылают к силовикам. Потому что это накопление персональных данных и защита. Хорошо, сейчас не получилось, но хотелось бы, чтобы сразу после этих выборов мы занялись ID-картами с защитной системой для следующих выборов для москвичей. Хотя бы для москвичей. Ты ж сама приводила этого эстонского парня (прим.: Олег Швайковский, организовал в Эстонии электронные выборы и ID-карты в Латвии), и я с ним тоже разговаривал и очень хочется двинуться в эту сторону. На что мне говорят: послушай, вот эстонцы нашли дыру в этих картах. Сами же нашли и заменили все 375 тысяч ID-карт. Я говорю: ну, да. И что? Рябцева Тоже мне проблема! Венедиктов Ну, да. Но в Москве, если что, придется заменить 7 миллионов карт. Рябцева Можно внедрять это не сразу, а частями. Сначала только ЦАО или районы. Венедиктов Вот это было мое предложение. И ровно через 30 минут у меня встреча по этому вопросу. Но опять возникает стена в виде безопасности. Рябцева У Ицхака Адизеса сказано: «Про будущее можно думать, но завтра не наступит никогда. Его надо начинать сегодня». Венедиктов Вчера. Рябцева Сегодня или вчера, но хоть как-то. Ты не можешь заранее думать о 7 миллионах в Москве, не пытаясь хотя бы с 10 ID-карт начать. Выдай их, не знаю, сначала Госдуме. Венедиктов Мы двигаемся в этом направлении, но очень медленно, а надо двигаться быстрее, нужно с чего-то начинать. И ровно поэтому, отвечая на твой вопрос, я не могу принять пока решение об участии в этих выборах. Потому что, во-первых, мне это скучно, экстенсивное развитие. Ты знаешь, я не занимаюсь вещами, которые мне совсем не интересны. Была смешная история, почти анекдот. Мне рассказывали, что Путин спросил Кириенко после последних выборов: что там за кривая Гаусса? А Кириенко сказал: я не верю ни в какую кривую Гаусса, но в Москве она была идеальной. После этого мы с Раковой могли ходить с орденом бумажным, потому что мы отработали все, что касается того, что человек ножками должен был прийти на выборы. И здесь стоп. Следующий рывок — это не увеличение времени и территории, а голосование, не отрывая жопы от стула. Тебе удобно — ты голосуешь. Неудобно — ты не голосуешь. Я думаю, что такие технологии уже созданы, например, они есть в маленькой Эстонии. Это просто надо применять. Если в этом направлении будем двигаться, я буду возглавлять штаб наблюдателей. Если не будем, я уйду на пенсию. Рябцева И опять будет Ремчуков. Венедиктов Нет, там не Ремчуков, там был Барщевский. Рябцева Возвращаясь к ютьюберам, блогерам и иже с ними, есть ли нужда их обязывать нести ответственность как журналистов, подчиняться таким же правилам? Венедиктов Конечно, есть правила. Скажем, правила поведения на улице. Для водителей отдельные правила, а для пешеходов свои. Они просто передвигаются по-другому, просто делают разное. Точно так же, как взяткодатели: кто-то дает взятку, а кто-то берет. И ответственность у них разная. Здесь должно быть то же самое разное. Журналисты, я считаю, должны иметь по законам преимущества. Потому что их ответственность больше. Рябцева Чем она определяется? Венедиктов Лицензией. Рябцева СМИ? А если ты фрилансер? Венедиктов Лицензия, фриланс — это не важно. Вопрос не в корочке журналиста. Я на себя беру ответственность и говорю: я хочу иметь налоговые льготы. Но я беру на себя и ответственность не врать. То есть, выпекать булочки с 20-ю граммами изюма в каждой. А если я не хочу иметь налоговых льгот, я могу их выпекать без изюма. То есть, на изюм нужны льготы и, соответственно, лицензия. Поэтому это дело должно быть абсолютно добровольное. В Израиле ввели правило для блогеров: приравнивать их к журналистам, если у них определенная посещаемость. Я когда-то по просьбе Володина ездил с этим законом разбираться. Вернулся обратно и сказал ему: да, закон принят. Только он не работает. Никто не записывается в журналисты и ни одного суда не было. И у нас закон тоже полежал три года и его отменили. Вот это очень важный показатель, что его отменили. Но я заранее говорил, что он не будет работать. И вот что еще очень важно. Человек говорит: я хочу получить лицензию на некую деятельность, назовем ее журналистской. И тогда я получаю право на что? На аккредитацию, предположим. Соответственно, я становлюсь ИП. А если я этого не делаю, значит мне могут отказать в аккредитации, сказать: ты кто вообще? Рябцева Волин, кстати, лоббировал эту тему, год назад в Омске говорил, что ИП, личная ответственность... Венедиктов Но по желанию. Рябцева По желанию, да. Венедиктов Если это Волин лоббировал, я буду поддерживать. Рябцева Помните ли вы что-нибудь, появившееся в последний, например, год, что прямо потрясло вас, и вы такой: о, да, история делается? Как первые сайты в 90-е — о, да! Венедиктов Во-первых, история с Telegram-каналами. Потому что я же тоже изначально ее пропустил. Для меня Telegram всегда был коммуникацией, обменом информацией. Когда мои коллеги настаивали на создании Telegram-канала, я говорил: зачем? У меня есть сайт. На сайте 700-800 тысяч уников каждый день. А Telegram-канал — это что? Потом мы провели эксперимент. У меня тогда было в Telegram-канале 20 тысяч подписчиков (сейчас 78 тысяч). Я написал один и тот же текст и поставил на сайт и в Telegram. Да, на сайте было 150 тысяч просмотров, а в Telegram-канале было, как сейчас помню, 38 тысяч просмотров. Но все 19 ссылок в других медиа были на Telegram-канал. И ни одной на сайт. Потому что сайт, как и интернет, это грандиозный объем. Там ничего не найдешь. А Telegram-канал — это получение людьми от меня конкретного продукта, я поставщик. Я, Венедиктов — поставщик продукта. А они — получатели продукта. И ничего лишнего. На сайт заходят чтобы проголосовать, накляузничать, поматериться. А там ничего нельзя, кроме «проглоти продукт». Это ложечка. И в этом смысле это очень эффективно. Рябцева Помните, мы с вами говорили о том, что следующей проблемой будет фильтрация контента? Венедиктов Да, конечно. Вот Telegram ее и создал. Рябцева Он начал это делать. Мне кажется, он — один из единственных, который сейчас вообще это как-то... Венедиктов Мы не знаем, что еще сейчас разрабатывают. Рябцева Абсолютно. Дуров сейчас вообще новый интернет делает. Но, возвращаясь к Telegram, соцсетям и медиа. Что вы сейчас читаете? Какие страницы? Венедиктов В Telegram? Рябцева Да, какие Telegram-каналы. Венедиктов Если говорить об анонимных каналах, то это, конечно, «Незыгарь». Рябцева Они для вас точно анонимные? Венедиктов Знаешь, меня сильно не интересует. Ведь меня интересует не кто делает, а правда ли это. Рябцева Авторитетность. Венедиктов Да. Если то, что пишет «Давыдов», «Незыгарь», «Кремлевский мамковед» или какой-то другой канал из сообщения в сообщение подтверждаются, они для меня становятся авторитетными. Неважно, кто их ведет. Какая мне разница? При этом я почти не подписан на Telegram-каналы известных людей. Потому что они создаются для манипуляции. Почти не подписан на известных людей. Вот ты сейчас говоришь, а я даже не могу вспомнить никого. А вот, повторяю, «Незыгарь», «Кремлевский мамковед», «Сталингулаг», некоторые специфические каналы, например, военный «Капитан Врунгель» читаю и они меня никогда не обманывают. Они могут чего-то не знать, но никогда не обманывают. А есть вещи, которые мне просто интересны. Типа, «Архитектурных излишеств», «Дабл Ять», сейчас все не вспомню, но их много. Я периодически чищу список каналов, нахожу новые. Сейчас вот вижу по ссылке, возник канал, который ведет гаишник явный, называется «Гаец». Я не вожу машину, сижу на заднем сидении, но с удовольствием читаю его. Рябцева Помимо Telegram. Twitter ушел? Венедиктов Нет, я сам веду Twitter и считаю, что Twitter — это новости. Утро начинается с просмотра, прокручивания твит-ленты. Это первое, что я делаю. Рябцева Российской или зарубежной ленты? Венедиктов У меня все вместе. Рябцева Просто у меня ощущение, что в России Twitter уже сдулся. Венедиктов А я постоянно чищу ленту. Все медиа завели Twitter-аккаунты, поэтому сейчас возникла лента медиа. И известные журналисты ведут Twitter, поэтому ты ночные новости получаешь. Вот сейчас сяду в машину, быстренько прокручу ленту и узнаю что произошло что за тот час, пока мы с тобой общались. Это удобно. Но это же опять вопрос потребления, кому как удобно. В Facebook я есть анонимно, ничего там не пишу и провожу меньше всего времени. Там неинтересно. Рябцева Facebook, он вообще другой. Венедиктов Все равно, соцсети — это мне неинтересно. Рябцева Хорошо, давайте про медиа. Осталось что-нибудь интересное? Ведомости, Российская газета, собственный сайт? Венедиктов Если ты имеешь в виду бумагу, то «Дилетант». Конечно, «Ведомости». Но я опять смотрю на бумагу через Twitter. Если я вдруг вижу, что в Twitter какой-то бешеный материал из МК или «Ведомостей», или, я не знаю, «Псковских чего-нибудь», я начинаю ее раскрывать, эту новую газету. То есть, для меня уже не важен носитель. Неважно, кто мне это принес — чернокожий в тюрбане, желтый с раскосыми глазами или белая богиня. Важно, что мне принесли. Сейчас главная конкуренция не в носителе, а в контенте. Рябцева Мне очень страшно задавать следующий вопрос после вашей тирады про того, кто принес контент. Про Обаму хочу поговорить. Венедиктов А что про Обаму? Рябцева Обама подписал контракт с Netflix. Венедиктов Гениально. Netflix — это гениально. Рябцева Вы видели как Netflix перезапустил Леттермана? Венедиктов Нет. Рябцева Вы обязаны это посмотреть. Это просто нереально, у меня просто нет слов. Леттерман пересобрал свою передачу и первым гостем туда позвал Обаму. Венедиктов Я знаю, я про это читал. Но она на английском, извини. Рябцева Есть уже субтитры. Венедиктов Субтитры? Ну, не знаю. Но, если говорить вообще о Netflix, то, как только он пришел в Россию, я на следующий день на него подписался в полном объеме. Причем, подписал еще Алексея (прим.: сын). Netflix — это абсолютно гениальная вещь, которая покупает внимание людей, в том числе производящих контент. Итак, контент, а не доставка. Какая разница — Netflix, Фликснет, там, сям, здесь. Контент! Рябцева Параллельно с тем, что они прекрасные и замечательные, насколько реальна такая история про открытость политиков в России? Венедиктов Нет, нереальна. Я объясню почему. Рябцева Даже Горбачева. Венедиктов Вот. Очень правильно. Потому что открытость политика, кстати, посмотри (прим.: протягивает фотографию). Горбачев-Трамп, 1988-ой год. Рябцева Ни хрена себе! Венедиктов Мы послали это Трампу через посла Хантсмана, Горбачев подписал, и мы послали. Это, кстати, открытость политиков. Рябцева Послали фотку? Венедиктов Да. Смотри, открытость политика — это когда есть конкуренция. Увы, но никакой политик не хочет быть открытым. Смотри замечательные сериалы «Карточный домик», «Скандал», которые описывают западное крыло Белого дома. Но, если у тебя есть конкуренция, если за тобой бегают конкуренты, если тебе надо бегать за конкурентами, ты должен быть и продавать себя открытого, в чем выиграл Трамп. «Вот он я!». Хиллари была застегнутая, а он расстегнутый. Поэтому в России нет политической конкуренции. В России все решает царь. Ну, президент — не важно. Он говорит: ты будешь губернатором, ты будешь министром, ты будешь лидером оппозиции, ты будешь лидером другого чего-нибудь, какого-нибудь большого банка. То есть, все бароны. В итоге такой феодализм, есть он и бароны кругом, назначенные, получившие землю. Поэтому у нас не может быть открытости со стороны политиков. Хотя, один негативный пример открытости политика есть — Игорь Иванович Шувалов, который все декларировал всегда, открывал свои лондонские и венские счета, самолеты, корги — все. И он первый, который получил от всех. От своих и от оппозиции. И это правильно. Потому что в условиях конкуренции ты тоже можешь открыться. А в отсутствии конкуренции можешь получить только Алишера Бурхановича со словами: «Тьфу на тебя!». Вот это абсолютно так. Поэтому открытости нет. Рябцева Последнее и, может, главное. «Игра престолов» — все? Венедиктов Подожди, она же не закончилась. Рябцева Ну, сейчас перерыв-то огромный уже. Вы же не сидите, не пересматриваете то же самое, я надеюсь? Венедиктов Я начал догонять то, что я пропустил из «Игры престолов». Плюс есть вещи, которые я не собрался посмотреть раньше. Например, сериал «Родина» («Homeland») я не видел, хотя у меня уже все сезоны выгружены. Но пока я досматриваю «Скандал». Это те сериалы, которые меня учат, как «Игра престолов», образовывают в области человеческих взаимоотношений. Вот их буду досматривать, дожидаясь «Игры престолов». Рябцева Ну, то есть, ничего не пришло на замену, что бы могло?.. Венедиктов Нет! Но я знаю, что Netflix пытается сделать «Властелина колец», вот его жду. Думаю, что, судя по тем деньгам, которые туда втюханы, это будет хорошо. Но вообще «плохо Netflix» — это бывает, но редко. И в чем суть «Игры престолов»? В том, что они построили свой мир, но очень похожий на наш. Рябцева Давайте на этом закончим. Спасибо!