«Запрос на Сталина есть и был всегда» – писатели Глуховский и Филипенко о литературе и времени
В рамках «Диалогов» «Открытой библиотеки» писатели Дмитрий Глуховский («Метро 2033» ) и Саша Филипенко («Красный крест») обсудили правду в литературе, имперские мифы и важные для них книги. О правде в литературе Саша Филипенко: Каждый автор ставит себе задачу самостоятельно: для кого-то правда и происходящие сейчас процессы вообще не важны, для других – наоборот. Моя последняя книга «Красный крест» полностью построена на архивных документах о репрессиях. Но сейчас литература мало на что может повлиять. Да и вообще – во все времена. У нас был Солженицын, Шаламов, но изменили ли они что-то? Мы видим сейчас Россию, Беларусь и Украину в 2018-м. Дмитрий Глуховский: Литература находится в уникальном положении: в отличие от других видов искусства, она не нуждается ни в государственной, ни в спонсорской поддержке. В царские, советские времена, да и до сих пор Россия сохраняет имперское сознание, а империя всегда зиждется на мифе и, соответственно, на лжи. Кино и театр не могут быть полностью независимыми, поэтому литература остается чуть ли не единственным медиумом, в котором возможен честный монолог или диалог, обсуждение неоднозначной реальности и истории. При этом государство пытается заманить и приручить писателей. У нас пока не запугивают, но кормушку на видное место выставляют, чтобы заблудшие прибились и стали лакать. А там уже можно и по холке потеребить, и обучить команде «К ноге!». И мы видим немало примеров современных авторов, которые с удовольствием пользуются этими благами и врут добровольно, хотя, в общем, никто их к этому не принуждает. Про Сталина Дмитрий: Запрос на Сталина есть и был всегда. В 2014 году было решено разыграть имперскую карту. Тема Крыма срезонировала, вызвала всеобщий восторг, взрыв энтузиазма и национальной гордости. Ностальгия и ресентимент — это главное чувство, которым можно описать все, что с нами происходило в течение последних пяти лет. Сталин, по большому счету, — символ этой империи. То есть никто же его не любит за усы или за то, что он пожертвовал миллионами в ходе репрессий или Великой Отечественной войны. Это ему скорее прощают за то, что он превратил Россию в империю. Когда на одной и той же манифестации выходят люди с портретами Николая Второго и Сталина, или когда последнему рисуют нимб, это кажется шизой. Но на самом деле они оба просто являются символами, а людям плевать на них. А настоящий запрос — на статус сверхдержавы. Это имеющееся у любого человека желание ощущать собственное достоинство и гордость за себя и страну, в которой он живет. Про культурную идентичность Саша: Находясь в Минске, я вижу, что национальное движение Беларуси сейчас довольно сильно, и Россия немало этому поспособствовала. Все больше людей говорят на белорусском языке, обращаются к своей культуре, потому что раньше все думали, что история нашей страны началась, когда первый партизан встретил первую партизанку, и у них что-то закрутилось. Сейчас все узнали, что была Речь Посполитая, Великое княжество Литовское и что у Беларуси была какая-то история до Второй мировой войны. Любой автор и человек обогащается, находясь в пересечении двух-трех культур. Дмитрий: Я большой энтузиаст единой Европы – выступаю за глобализацию. Мне нравится исчезновение национальных границ и смешение культур. Национальные государства — тоже сравнительно позднее изобретение. Например, единая французская культура — вообще большой вопрос. Существует ли она за пределами кинофильмов Луи де Фюнеса? Как только въезжаешь во Францию, понимаешь, что здесь Бургундия, Нормандия, Бретань, а у Лазурного берега и Марселя – своя история, у Парижа и Лиона – третья. А потом все это начинает сползаться и сплавливаться в единую европейскую культуру, которая на самом деле, конечно, вряд ли сейчас существует Про решение стать писателем Саша: Меня мысль о том, что хочу стать писателем посетила до того, как я начал читать книги. Но если что-то советовать из книг – рекомендую «Благоволительниц» Джонатана Литтелла. Дмитрий: Я пишу с трех лет. Печатаю, точнее. У папы, журналиста и переводчика сербской поэзии, была печатная машинка. Когда он уходил на работу, я его изображал его, стуча по клавишам. Это были мои первые муки творчества – нажать их было тяжело, приходилось бить с размаху, а пальцы часто застревали. Из авторов, которые меня впечатлили тогда, – Кир Булычев и Джанни Родари. Я понял, что моя судьба будет связана с литературой. Раз уж Саша посоветовал книгу, я бы тоже хотел – «Колымские рассказы» Варлама Шаламова. Текст: Ксения Мишина
