Česká pozice (Чехия): Российские вторжения — следствие застарелого мессианского комплекса

Лозунг «Пролетарии всех стран объединяйтесь!» означает насаждение блага в рамках русской оборонительной миссии. В этом контексте стоит рассматривать и оккупацию Чехословакии в 1968 году «дружественными» войсками под предводительством Красной армии. В понимании Путина в 1968 году мы были частью русского мира. Советский Союз был всего лишь «русским миром», упакованным в большевистскую идеологию. Десятилетний мальчик распрямляется, встает на уступ скалы, поднимает подбородок и выкрикивает: «За Россию!» А потом летит несколько метров в воду под водопадом и, конечно, боится. Два чешских мальчика-ровесника наблюдают за ним без зависти и желания быть похожими на него. Трудно себе представить чешского паренька, который, преодолевая страх, выкрикивает: «За Чехию!» — и чешских родителей, которые ему аплодируют. Человек, подрастающий в стране, где слово «родина» считается почти ругательным, с трудом понимает, почему молодые россияне и россиянки проникновенно поют гимн, машут российскими флажками, танцуют, одетые в форму времен Второй мировой войны, и демонстрируют героические спортивные достижения со словами «Слава России». Только такие мальчишки вырастут мужчинами, которые готовы по приказу участвовать в операциях, где на кону — их жизнь. Российская военная дисциплина всегда основывалась на страхе перед суровым наказанием, на обостренном патриотизме и осознании того, что русским богом велено расширять «русский мир», в котором всем будет хорошо, а некоторым — даже чуть лучше, чем остальным. По сути всегда (и поныне) речь шла о насаждении «русского блага». Попытку удержать Чехословакию в 1968 году в этой сфере мы считаем оккупацией. Но подавляющее большинство россиян убеждено, что нам хотели оказать помощь. Однозначная официальная версия «Когда я учился в восьмом классе, я путешествовал с отцом по Закарпатью. По узкой дороге (еще времен Австро-Венгрии) к Ужгороду ехала колонна танков. «Смотри внимательно, — сказал мне отец, — чтобы ты никогда этого не забыл — вот лицо твоей родины‟. Конечно, у нее были и другие лица: Аксенова, Тарковского, Окуджавы, Высоцкого, — но в августе 1968 года все затмили танки». Так на радиостанции «Свобода», русской версии «Свободной Европы», о 1968 годе вспоминал один из представителей современной российской интеллигенции «московского круга» Александр Генис, писатель, публицист и журналист. Он один из тех, кто сегодня называет вторжение в Чехословакию оккупацией. «Если бы не танки, Чехословакия вернулась бы в Европу на 20 лет раньше. Более того, она могла бы увлечь за собой и Москву», — считает Генис, и это его «если» кажется очень притягательным. Прежде всего потому, что оно сказано русским. А тех, кто так же смотрел и смотрит на оккупацию Чехословакии, и тогда было, и сейчас остается мало. Знаменитые семеро смелых, кто вышел на Красную площадь протестовать против вторжения, и десятки людей, кто тогда в Советском Союзе выразил несогласие. Для страны с 290-миллионым населением это, прямо скажем, маловато. Но можно понять, что в атмосфере страха и информационной блокады большинство граждан на огромной территории от Ужгорода до Владивостока знало о событиях крайне мало или просто ничего и верило официальной версии. А она была однозначной: проводится операция спасения, миссия, которая поможет удержать наших славянских братьев в крепких, дружеских объятиях, гарантирующих им безопасность и процветание. Мол, нужно защитить наши западные границы от империалистов, которые хотят нас уничтожить, а чехи и словаки одурели настолько, что решились на революцию. Они не знают, что творят. И только благодаря нам и нашему оружию они все поймут и еще будут нам благодарны. Непонимание как неблагодарность «Россия хочет спасать Европу от того, что делает ее уникальной, то есть от открытости, толерантности и разнообразия», — утверждает чешско-британский юрист и философ Йиржи Пршибань в интервью в книге «Терроризируемая справедливость» Карела Гвиждялы. В этом заключается суть российского отношения к Европе, или по крайней мере к той ее части, которую Россия постепенно взяла «под крыло». Однако для русских философов подобная точка зрения несостоятельна. Ведь Россия, как правило, спасает тех, кто того не хочет, но при этом она верит, что действует во благо спасаемого. Не то чтобы русские оккупировали, захватывали, порабощали и терроризировали народы, заранее собираясь им навредить, подчинить, унизить или даже истребить. Русские не считают тех, кого захватывают, неполноценными или отсталыми. Скорее, по мнению русских, они ошибаются, а значит, им надо помочь. Нацистско-расисткая трактовка национального вопроса русскому мышлению чужда. Русские хотят нести образование, культуру, интеллигентность, традиции и цивилизацию. Проблема в том, что свою кухню, литературу, мировоззрение, технические достижения и образовательный потенциал они считают лучшими, совершеннейшими и достойными распространения. А если эти мессианские порывы сталкиваются с непониманием, русские видят в этом неблагодарность. Они разочаровываются, сетуют, мол, никто нас не понимает, никто не любит, однако постепенно разочарование, вызванное ограниченностью мира, уступает место обиде и, наконец, превращается в озлобленность, агрессию и убежденность, что неблагодарных надо наказать. Перерождение ласкового старшего брата в строгого отчима и даже палача прослеживается в отношении к чехам. Правда, тут сыграл роль еще один устойчивый миф, который укоренился в русских душах задолго до того, как их начал деформировать марксизм: русский народ, в отличие от всех своих славянских братьев (и не только от них, ведь стать членом русской семьи должны и другие народы и религии), избранный. Русскому народу предначертано возглавлять, просвещать, объединять, взаимодействовать за них с внешним миром и защищать (это самая важная функция, которую русские себе приписали). Защищать их надо от тех, кто сначала одурачит их, обманет, а потом воспользуется их наивностью, чтобы поработить и захватить. И все это враг делает для того, чтобы превратить земли этих неразумных народов в плацдарм для решающего и сокрушительного удара по России. Просвещение, которого не было Русский шовинизм преподносится как защитная реакция, последствие попыток Запада захватить и уничтожить Россию. Этот шовинизм появился не после Великой Октябрьской социалистической революции. Большевики во главе с Лениным только преобразовали его, «обогатили» борьбой с империализмом и использовали в новых экспансионистских целях. Лозунг «Пролетарии всех стран объединяйтесь!» означает насаждение блага в рамках русской оборонительной миссии. В этом контексте стоит рассматривать и оккупацию Чехословакии в 1968 году «дружественными» войсками под предводительством Красной армии. Оборона социализма от капиталистических агрессоров была лишь новой формой сохранения «русского мира» в его славянских границах. В договоре между Российской Федерацией и Чешской Республикой от 1993 года вторжение называется «недопустимым применением силы», а пребывание советских войск на нашей территории «необоснованным», однако никаких просветительских мероприятий для российской и постсоветской общественности на эту тему так и не проводилось. Молчание лишь изредка прерываются выкриками, которые подтверждают: современное политическое руководство во главе с президентом Владимиром Путиным по-прежнему страдает глубоко укоренившимся мессианским комплексом. Будапешт 1956«Российское историческое мессианство не только вписывалось в учение о Москве как Третьем Риме (а четвертому не бывать), которое проповедовал монах Филофей в начале 16 века, но и нашло место в представлениях известных на весь мир русских литераторов 19 века, таких как Достоевский», — говорит журналист и переводчик Либор Дворжак. Однако, по его мнению, 20 век ознаменовался в основном «русским великодержавным захватническим империализмом». Именно им, как считает Дворжак, был мотивирован ряд советских вторжений: «Пакт Молотова-Риббентропа, захват части Польши и всей Прибалтики, кровавое подавление демократических тенденций в Венгрии в 1956 году, попытка сохранить послевоенное влияние в сердце Европы и задавить демократизацию чехословацких коммунистов-реформаторов в 1968 году, провальная афганская авантюра 80-х, как очередная попытка России выйти к теплым морям, порабощение Чечни для достижения гегемонии на Кавказе и противодействие расширению НАТО на восток (Грузия, Украина) в последние годы». Утрата панславянских идеалов Но во всех этих случаях советская общественность считала экспансию «интернациональной помощью» и воспринимала очень болезненно ту неблагодарность, которой мы отплачивали солдатам с красными звездами. Вступив в НАТО, чехи и словаки превратились в еще худших предателей, утративших панславянские идеалы. Мы не поняли той миссии, которую на протяжении столетий русские неизменно выполняют, будь на них форма с красными звездами, двуглавыми орлами или триколором. Момент для одного подобного «выкрика» был выбран так удачно, что нет сомнений в том, что он координировался Кремлем или российскими спецслужбами, а возможно, и тем, и другими. Речь о статье на сайте государственного телеканала «Звезда» в связи с визитом чешского президента Милоша Земана в Россию в ноябре 2017 года (каналом руководит Минобороно РФ через АО «Телерадиокомпания Вооруженных Сил Российской Федерации»). Вне всяких сомнений, министерство внимательно следит, контролирует и в значительной мере определяет эфирное наполнение телеканала, основной задачей которого является прославление российской армии и ее миссии, то есть защиты «русского мира». 21 ноября 2017 года телеканал «Звезда» опубликовал статью о Пражской весне. Была осень. Никаких грядущих годовщин. Поэтому причина у провокационной публикации, вероятно, была иная. Не нужно быть журналистом-расследователем, чтобы понимать: причина — в Земане и его визите. Статья «Чехословакия должна быть благодарна Советскому Союзу за 1968 год: история Пражской весны», написанная отнюдь не малоизвестным Леонидом Масловским, несмотря на вопиющую провокационность, вместила и немалую долю чувств, которые россияне испытывают к чехам, словакам и чехословацким событиям 1968 года. Табу исторических событий Масловский выступает как историк и публицист, хотя никогда не имел отношения к исторической науке, и в его публицистических способностях тоже есть основания сомневаться. Но служит он хорошо. Официальная позиция Кремля по поводу многих событий в советской истории бывает сдержанной или примирительной, но Масловский может откровенно говорить все, что думают многие высокопоставленные российские политики, но сами сказать не могут (это касается не только 1968 года, но и подавления революции в Венгрии в 1956 году, а также убийства польских офицеров в Катыни во время Второй мировой войны). Еще при первом президенте РФ Борисе Ельцине Москва извинилась за многие преступления, но горечь осталась, и от нынешнего лидера Путина подобные извинения потребовали бы максимального самоотречения. Такие исторические события, как пакт Молотова-Риббентропа или изнасилование женщин во время похода на Берлин, являются табу. Также нельзя говорить о преступном вторжении в Афганистан. Нет ни одного фильма о советских солдатах под Гиндукушем, в котором отражались бы их преступления. Не сняли также ни одного полнометражного фильма о Чехословакии и 1968 года. Хотя только подобная лента могла бы повлиять на общественное мнение, а никакое не межправительственное соглашение, о котором 99% населения бывшего СССР не имеет понятия. Единственное объяснение заключается в том, что путинская Россия оценивает исторические повороты через призму теории «русского мира». Мол, мы хотели блага и для вас, и для себя. Плененные западной мишурой Москва не считает уход из чехословацких казарм и баз победой демократии, восстановлением независимости чехословацкого государства и проявлением воли большинства граждан. Напротив, Москва видит здесь поражение в битве с Западом. Статья Масловского была одной из пощечин за неблагодарность и предательство, которыми мы отплатили нашему старшему брату. Более того, он напомнил, что хотя сотни тысяч россиян учились на Западе, путешествуют и занимаются бизнесом по всему миру, говорят на иностранных языках и читают иностранную прессу, архетип русской души по-прежнему определяет их восприятие, прежде всего, исторических событий. Хотя российской интеллектуальной элите все ясно, и она без прикрас употребляет слово «оккупация», часть этих людей считает, что основной причиной ввода войск в Чехословакию было «спасение». И не стоит питать иллюзий насчет того, что современная российская молодежь имеет какое-то представление о 1968 годе и что он подталкивает ее к какому-то историческому самоанализу, не говоря уже о раскаянии. В 2008 году в связи с 40-й годовщиной ввода войск в Чехословакию социологический центр «Левада» провел опрос. Выяснилось, что более половины россиян ничего не думает о тех событиях и, более того, ничего о них не знает. Неудивительно, что столь неинформированное население так снисходительно относится к собственной истории и послушно повторяет официальную версию. Большая часть преступлений СССР трактуется вразрез с историческими фактами и преподносится как гениальные тактические решения, необходимая оборона и братская помощь. Не только Масловский считает, что Запад подготовил план, который отчасти был реализован: чехословацких коммунистов пленили западной мишурой, словами о свободе и правах человека. Западные спецслужбы проникли в коммунистический каземат и готовили там путч. Но советские спецслужбы вовремя раскрыли замысел, и введенные в Чехословакию войска сумели предотвратить переворот с помощью сознательных чехословацких партийцев. Была проведена операция по спасению, и никакой оккупации не было. Советские и афганские воиныСлавянство в данном случае сыграло важную роль, поскольку в 1979 году «спасение» Афганистана от вторжения империалистических держав выглядело совсем по-другому (за десять лет оккупации погибли миллион афганцев и 15 тысяч советских солдат). По-другому — не так, как к нам — русские отнеслись и к венгерским повстанцам в 1956 году (по оценкам, количество жертв достигло тогда нескольких десятков тысяч). Во-первых, мы даже в России прославились кротким нравом, а во-вторых, в славян не стреляют (а если уж стреляют, то с особым чувством). Неблагодарные! В статье Масловского о нас написано больше, чем мы хотели бы прочитать. Не он один в последние годы с презрением и возмущением напомнил, что чехи поставляли нацистской Германии огромное количество оружия, хотя знали, что им воспользуются для истребления солдат и мирных жителей из большой семьи советских народов. Подобный подход к оккупации 1968 года может приводить нас в негодование, однако стоит задуматься о такой оценке нас самих. Русский, чей дед погиб между Киевом и Прагой, дядя пал под Берлином, а другие родственники погребены в братских могилах, не понимает поведения чехов во времена протектората. И неважно, что советские граждане тоже сотрудничали с немцами, что часть населения Украины, Северного Кавказа, Прибалтики и Крыма приветствовала немецкие войска и что огромное количество советских солдат пыталось спасти себя, переметнувшись на сторону противника. Важна трактовка военной истории, а ее трактуют только героически. Нет и тени сомнения в том, что советский народ выступил против зла и не прогнулся. Зато чешский народ вкалывал на заводах по производству боеприпасов и ждал, когда придет храбрый советский солдат и освободит его. А потом чехи еще возмущаются из-за таких мелочей, как несколько разграбленных домов и изнасилованных женщин, или из-за операции в 1968 году. Неблагодарные! Статья Масловского — пример устоявшейся идеологии, которая укоренилась в России задолго до марксизма и большевизма и просто хорошо вписалась в них. Речь о стремлении спасать, превосходстве и необходимости создавать «русский мир». Вот что лежит в основе российской внешней доктрины уже на протяжении столетий. Проблема — ее понимают и русские — зачастую заключается в том, что спасаемые усиленно сопротивляются спасению. Они противятся, огрызаются, отталкивают спасителя, а иногда даже вероломно нападают на него из засады. «Чехи должны быть благодарны советской армии за то, что Судеты остались частью Чехословакии, что их государство существует в нынешних границах, а народ избежал огромного количества жертв, которые неминуемы при государственных переворотах», — утверждает Масловский и напоминает, что с нами случилось, когда вместо Москвы мы положились на Париж и Лондон. Последствие исторических обстоятельств В Центральной группе войск, которая осталась после августовского вторжения в Чехословакию, служило 70 тысяч советских солдат и офицеров. Сколько из них сегодня способно критически оценить свои действия в тот период в Центральной Европе? Социологических исследований на эту тему не проводилось. Правда, недавно сняли документальный фильм «Братья до гроба», который незаслуженно ушел от внимания общественности. Фильм приоткрывает душу советского гражданина, который хоть и не оккупировал нашу землю, но принимал участие в оккупации, будучи ребенком оккупантов. Фильм дает понять, как миллионы советских граждан объясняли себе подобные события. Мессианство переплетается с хитро нагнетаемым чувством страха перед внешним врагом. В одном веке это может быть американский империализм, потом на какое-то время —фашизм, в другой момент — турки, а до этого — монголо-татарская экспансия. Преимущество идеологии страха перед внешним врагом в том, что подобные угрозы действительно существовали. В прошлом Россия вынуждена была им противостоять, проявляя упорство и ценой огромных людских потерь. Так что нетрудно убедить российских граждан в том, что опасность сохраняется и что нужно занять оборонительную позицию, а в некоторых случаях — напасть первыми. Это легко не только благодаря несвободным СМИ, а также существовавшей при коммунистах вездесущей цензуре, но и потому, что русские генетически более склонны, чем другие народы, к лояльности в отношении государства в силу определенных исторических обстоятельств (причина, прежде всего, в массовой эмиграции интеллигенции и офицерства и истреблении российских элит тиранами). Русские более склонны прислушиваться к государству, доверять ему и видеть в правителе (батьке) даже в 21 веке гаранта, но не своих прав, а безопасности. Благие намерения Советского Союза Документальный фильм «Братья до гроба», по словам его режиссера Мартина Язаири, отражает «всеобщую печаль из-за того, что все закончилось бесславно, что прилагались усилия, но потом все как-то непонятно рухнуло». Но, как говорит режиссер, который беседовал на тему оккупации Чехословакии с десятками граждан бывшего Советского Союза, виноват не только СССР, ведь он всегда руководствовался благими намерениями. Это окружающий мир с незапамятных времен вел себя враждебно и не хотел, чтобы Россия становилась державой. «Но у России есть на это право, и как любая империя она может создавать буферные зоны, где посчитает нужным», — делится впечатлением, полученным от бесед, Язаири. Сегодня его героев опять кое-что объединяет: «Это удовольствие от того, что они снова могут гордиться своей страной, что выплачиваются деньги и что у них хороший президент». Интересно, что «оккупационные дети», которых Язаири нашел на Украине, более скептически относятся к имперской русской миссии, чем те, кто живет в России, хотя и те, и другие являются этническими русскими. «После войны СССР было необходимо обезопасить свои границы, чтобы не допустить нападения на собственную территорию… Не нужно быть великим стратегом, чтобы понимать: необходимы буферные зоны, защищающие СССР от нападения НАТО», — говорит Олег, который вырос в семье советских офицеров и ребенком ходил в школу в чешском Мишове. «Я не могу называть 1968 год оккупацией. Оккупация — это нечто другое. Для нашей страны, для меня лично и для тех, кто жил в СССР, для всех русских и для большинства людей, живущих в нашей стране, слово „оккупация" связана, в первую очередь, с фашистами. И сравнивать то, что произошло в 1968 году у вас, с тем, что натворили фашисты в нашей стране в 1941 году, я категорически отказываюсь», — возражает Юлия, которая в 1981 — 1986 годах тоже училась в школе в Мишове. И мы снова подходим к тому, что это была не оккупация, а помощь. Возможно, неумелая, неправильно понятая, но искренняя. Запоздалые юношеские мечты Российская экспансия, которая продолжается до наших дней, отличается от британской, французской, испанской или португальской. Она началась позднее, только в 16 веке, когда сформировалось русское государство. Эта экспансия устремлялась не за море, не к африканским и американским берегам (на это у зарождающейся российской империи не было ни средств, ни возможностей, ни технологий). Русские продвигались по суше — на восток от Москвы. Колонизация Сибири сначала не выглядела как захватнический поход. Просто, как написал русский историк Николай Карамзин (1766-1826) в своей «Истории государства Российского», «шайка бродяг приобрела новое Царство для России, открыла второй новый мир для Европы». Затем последовали походы казацких отрядов, которых сопровождали православные попы, а также многочисленные походы за собольими шкурками, которые в то время, как сегодня нефть, превратили Россию в сырьевую базу Европы. В 1639 году русские стояли на берегу Тихого океана. Мечта повернуть на юг осталась до сих пор не реализованной, хотя явно живет в умах по крайней мере некоторых российских политиков. Это подтверждают слова лидера националистической парламентской «Либерально-демократической партии России» Владимира Жириновского: «Русский солдат еще будет мыть сапоги в Индийском океане!» Однако в трактовке великой русской истории как-то забывается о том, что слово «Россия» начали употреблять только в 18 веке, когда в русском языке закрепилось понятие «государство». По словам оппонента Жириновского, российского критика, поэта и эссеиста Алексея Цветкова, идея русского этноса в современной ее форме появилась только в 19 веке. Здесь кроется одна из причин тех комплексов, которые, по-видимому, подталкивают Россию, охваченную запоздалой юношеской мечтой, продолжать расширять русский мир даже сегодня, когда развитые государства осуществляют экспансию с помощью технологий, разработок и банков, а не оружия и ракет. Покорив Сибирь, Россия заняла место среди держав, но всегда была немного отсталой и оставалась на периферии современной мировой системы. Хотя Россия стремилась догнать Европу, а затем и США, ей это так и не удалось. К мессианскому комплексу прибавился комплекс неполноценности, который только усилил убежденность русских в том, что они избранные, что им предначертана миссия, но большинство других народов их не понимает. Русских не понял и чешский и словацкий народ. Мессианский комплекс и стремление нас освободить (а вместе с тем и самих себя) многие годы определяли нашу судьбу. А ведь мы не живем в Сибири и не обладаем запасами пушнины или нефти. Для Москвы мы были буфером, который при необходимости смягчил бы удар с Запада. Русский мир После распада СССР и утраты идеологии, которой на протяжении нескольких десятилетий был коммунизм, России понадобилась новая национальная идея. При Владимире Путине ею стала старая концепция «русского мира». Еще в 90-е годы 20 века некоторые российские политики заигрывали с этой идеей, однако впервые официально термин «русский мир» президент Путин употребил только в 2001 году, выступая на первом Всемирном конгрессе соотечественников, проживающих за рубежом. "«Русский мир‟ испокон века выходило далеко за географические границы России и даже далеко за границы русского этноса», — сказал тогда Путин. Но идею о расширении русского мира он осуществил только в 2014 году, когда с ее помощью обосновал аннексию украинского Крыма. Русский мир — это земля, где живут русские, и их нужно защищать, где бы они ни были. А русскими считаются все, кто говорит по-русски и причисляет себя к русским. Можно родиться грузином или чукчей, но быть русским и быть частью русского мира. Кстати, Сталин был грузином, и никого это не волновало. Он вел себя и мыслил по-русски, он расширял империю и отстаивал ее интересы. С остальными русскими его объединяли культурные традиции и историческая память. Русский — это не национальная принадлежность, а состояние души. Главные атрибуты русского мира — это русский язык, историческая память и православное христианство как носитель культуры, правильных традиций и поведения. На самом же деле православное христианство погрязло в догмах и мешает развитию современного российского государства. Православие проповедует культурное превосходство и преподносит Россию последним защитником традиций в Европе: мол, у нас нет гомосексуалистов, мы стоим на защите традиционной семьи, а вскоре останемся последним оплотом христианской чистоты под натиском упаднической свободы. В понимании Путина в 1968 году мы были частью русского мира. Нас как минимум считали его периферией, а Советский Союз был всего лишь «русским миром», упакованным в большевистскую идеологию.