Войти в почту

Вадим Милков-Товстоногов: «Если нет любви - нет оперы»

26 октября на сцене нижегородского театра оперы и балета состоится премьера – опера в трёх действиях «Чародейка» (12+, либретто Ипполита Шпажинского по его одноимённой трагедии). Действие оперы проходит в Нижнем Новгороде в последней четверти XV века. В основу музыкальной трагедии положена известная нижегородская легенда о Куме-Чародейке. Режиссёр-постановщик спектакля Вадим Милков-Товстоногов дал интервью информационному агентству Newsroom24. - Вадим Георгиевич, что вас связывает с Нижегородским театром оперы и балета? - Я ставлю здесь свой пятый спектакль. На нижегородской сцене я работал над постановками опер «Пиковая дама», «Русалка», «Мадам Баттерфляй», «Отелло» и, вот сейчас - «Чародейка». Сюжет этой оперы напрямую связан с Нижним Новгородом. Она написана Петром Ильичом Чайковским, а автором либретто, надо сказать, весьма непростого по языку и фактуре, стал драматург Ипполит Шпажинский. Уникален способ создания «Чародейки»: обычно композиторы пишут сначала клавир – переложение произведения для фортепиано, а Пётр Ильич сразу написал партитуру для оркестра. Причём он сильно усложнил музыкальную ткань. Чайковский так насыщенно использовал оркестр, что просто удивляешься, как картина спектакля со всеми голосами, со всеми действующими лицами, могла поместиться в голове у человека. - Как вы думаете, каким должен быть провинциальный театр? - Я бы не говорил «провинциальный», это более нравственное понятие, я бы употреблял географическое - «периферийный». Иногда в Москве увидишь такое, что провинция ужаснётся, а, бывает, на периферии рождается такой спектакль, что и столице не снилось. Нижний Новгород всегда был третьей оперной точкой после Москвы и Петербурга, и, если город сохранит эту планку - очень хорошо. Обращение к такой высокой классике, какой является опера Чайковского «Чародейка», это, по-моему, правильное направление в современной репертуарной политике, потому что после «Отелло» было засилье мюзиклов. А мюзикл мы играть не умеем. Его умеют играть только в одном месте на нашей планете: угол Двадцать второй авеню и Бродвея в Нью-Йорке. Только там. Когда Бернстайн был в Москве и посмотрел в театре оперетты свою «Вестсайдскую историю», он пошёл к Фурцевой и сказал: «Снимите это безобразие, вы не умеете это делать. Мы же не умеем играть «Свадьбу в Малиновке» и не играем, а вам вот это – не надо». Но Екатерина Алексеевна не послушала, и все мы теперь играем мюзиклы: оперетта-мюзикл (искусственно созданный жанр, никто не понимает, что это такое), опера-мюзикл или мюзикл в водевильных тонах. Лично у меня надежда на классику. - Как вы думаете, в периферийных театрах должно быть высокое искусство или это должны быть спектакли для людей, которые много работают, устают, и приходят в театр отдохнуть, отвлечься, почувствовать атмосферу праздника? - Каждый театр имеет своё направление. Есть театр оперетты, есть детский, есть ТЮЗ, есть кукольный театр, драматический, оперный. И каждый театр должен соответствовать своему направлению. Когда в городе есть академический театр оперы и балета имени Пушкина, там должны идти соответствующие произведения. Драматические спектакли должны идти в драматическом театре. Вот недавний спектакль в Нижегородском оперном театре «Баба Шанель» - это практически драматический театр. Это же не наш формат! Я, например, в прошлом году ставил «Летучую мышь» в миланском театре «Ла Скала». Казалось бы, эта популярная оперетта Иоганна Штрауса идёт и в «Гранд Опера», и в «Ковент-Гардене», и в Венской опере. Но сами артисты воспринимают её как «неформат», ведь главенствующее место в репертуаре известнейших академических театров мира занимают классические оперы. - С какими ещё театрами вы сотрудничаете? - Со многими. В последнее время – с драматическим театром Санкт-Петербурга имени Андрея Миронова, я там ставил романтическую драму Гюго «Рюи Блаз» и музыкальный спектакль «Соломенная шляпка» Лабиша. - Что нравится и не нравится вам в Нижегородском оперном театре? - Есть гениальная опера Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», сюжет которой непосредственно связан с нижегородским краем. Грядёт 800-летие Нижнего Новгорода. И, на мой взгляд, эта опера просто обязана идти в театре имени Пушкина. Однако, постановка данного произведения, увы, не предполагается. Потом, в следующем году весь мир будет отмечать 200-летие со дня рождения Жака Оффенбаха. У этого французского композитора есть прекрасные оперетты «Перикола», «Прекрасная Елена», «Орфей в аду», наконец, гениальная опера «Сказки Гофмана». Но в планах Нижегородского театра оперы и балета Оффенбах опять же не значится. И мне не очень понятно, почему. А самое неприятное у меня воспоминание связано с тем, что в 2016 году, объявленном ЮНЕСКО годом памяти Шекспира, нижегородский театр оперы и балета снял мою постановку «Отелло». Все стремятся поставить Шекспира, а здесь – наоборот. И декорации «Отелло» продержали целый год под дождём, снегом, они оказались испорченными, потому что якобы их было негде хранить. Но через год была поставлена откровенно слабая опера-мюзикл «Коко Шанель: страницы жизни» с ещё более громоздкими декорациями, для которых место нашлось. Мне кажется, это неправильно. - Вы говорите, что сотрудничаете с разными театрами. Есть разница в менталитете зрителя разных городов и стран или всё-таки музыка – это то, что можно назвать международным языком? - Конечно, это международный язык, но он обязывает к высоким чувствам и высоким страстям, поэтому я с большим удовольствием сегодня ставлю оперы, чем, скажем, оперетты или драму, хотя и оперетты, и драму я тоже люблю. Но опера меня поднимает на другую высоту, я бы так сказал. - Ваш отец – выдающийся режиссёр, народный артист СССР Георгий Товстоногов, мама – талантливая актриса Мария Милкова. Каково ощущать, что в твоих жилах течёт кровь великих предков? Или вы не придаёте этому значения? - Не придаю. Течёт и течёт. Слава богу, значит, жив пока. - Когда вы работаете с историческим материалом, что для вас важно – вдохновение или историческая достоверность? - Когда я работаю с хорошей драматургией, она меня всегда вдохновляет. Если нравится произведение, нравится музыка, всё само начинает двигаться. Когда пьеса плохая, музыка плохая – начинаешь высасывать из пальца, думать, как бы спасти эту ситуацию… Иногда бывают удачи, да. Когда ты владеешь профессией – понятно, что это получается, но когда есть настоящая драматургия, а в опере практически всегда драматургия настоящая, то это лично меня вдохновляет и приводит к каким-то приличным результатам. Бывает, и не приводит, конечно, всякое случается. - А вообще вдохновение – оно есть? Оно важно? Или это искусственно придуманное, а главное – мастерство? - Я думаю, что да, оно есть, потому что великие произведения на сцене надо ставить с любовью. Не случайно практически все оперы мира – про любовь. Если нет любви - нет оперы. Мой педагог говорил: «Ставишь оперу – обязан полюбить». - Вы преподаёте в консерватории. Как выглядит, что чувствует, чем живёт сегодняшний студент музыкального вуза? - Сложный вопрос. Я не всегда понимаю, что они чувствуют, мои студенты, чего хотят. Приходят с опозданием (нас бы выгнали в своё время), потом, мне кажется, что я им рассказываю какие-то важные вещи, а они в телефоне в игры играют. А я воспринимаю их гаджеты как инородные тела. Понимаю, что это не совсем правильно, ведь у современных студентов в смартфонах и тексты, и роли, и ноты, и всё, что нужно для профессии. Просто, наверно, я немного отстаю от времени. - Что вы бы посоветовали маленьким, юным, начинающим музыкантам, будущим представителям музыкальных профессий? Где найти подтверждение тому, что музыка может быть работой всей жизни, карьерой, а не только хобби? - Мне кажется, нужно читать. Читать много, и не в компьютере сокращённый вариант, а книги. Ленин говорил: «Учиться, учиться и учиться», а я говорю: читать, читать и читать! Читать бумажные книги – с запахом типографской краски, с шорохом страниц. Например, «Трёх мушкетёров» надо прочитать в одиннадцать лет, в двадцать уже поздно. Важно успеть и не пропустить. Посмотрите, как идеально развивался Станиславский. В каждом возрасте у него был свой этап: он увлекался литературой, домашним театром, цирком, и как он естественно вошёл в профессию, в которой сделал массу полезных открытий. - А вы как развивались? - Вы знаете, я родился в актёрской семье и кроме театра ничего не видел и не знал. Я смотрел спектакли, где играла мать, по пьесам, которые ставил отец, приходил домой и складывал из кубиков декорацию – похожую на ту, что я видел в театре и проговаривал текст, который удалось запомнить. Потом я полюбил оперу, и кроме оперы ничего уже не слушал. В школу не ходил, математикой не занимался, я патологически не умею считать. Вместо того, чтобы делать уроки, я включал оперу, которая идёт пять часов. Потом вторую, которая тоже пять часов идёт. Вагнера, Чайковского... Соседи на меня в суд подавали, поскольку опера гремит без конца. Говорили, ладно бы эстрадную музыку включал, а то - оперу. Вот так я жил и занимался только этим, и люблю только это и больше ничего. - Что бы хотели изменить в Нижнем Новгороде? - Мне очень нравится Нижний Новгород, я его очень люблю. У него потрясающая история, красота. Но когда я приезжаю в Волгоград, Челябинск или Екатеринбург, я выхожу с вокзала и сразу вижу сводную театральную афишу, и знаю, куда я пойду сегодня вечером. А в Нижнем Новгороде я выхожу и не знаю, что здесь есть театры. Мне бы хотелось, чтобы информация о культурных событиях города была более доступной. (12+)

Вадим Милков-Товстоногов: «Если нет любви - нет оперы»
© Newsroom24