Delfi: Никому не нужный царь
Памятные мероприятия были организованы Русской Православной Церковью, которая в 2000 году прославила Николая Второго и членов его семьи в лике страстотерпцев, то есть претерпевших страдания во имя Христа. При этом РПЦ по-прежнему отказывается признать подлинность останков царской семьи, найденных в 1991-м году под Екатеринбургом в местечке Поросенков Лог. Delfi: В России вокруг царской семьи сложилась парадоксальная ситуация. Взять, например, российскую власть. Она активно использует образ самодержавия, но при этом практически не замечает столетие убийства царской семьи. Как такое может быть? Ксения Лученко: Власть не знает, что с этим делать, куда это встроить. Князь Владимир — понятно: русская государственность, святой покровитель Владимира Путина, сила и мощь. Александр Третий, сторонник сильного авторитарного государства, по своему образу наиболее близок Владимиру Путину. А с Николаем Вторым сложно. Вся его заслуга в том, что он был последним. Ясно, что подвиг страстотерпчества вне узкоцерковного круга никому не понятен. — Так же, как и подвиг святых князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, про которых Владимир Путин сказал почти десять лет назад: «…Святые, это понятно. Но они все отдали без борьбы. Это не может являться примером для нас. Легли и ждали, пока их убьют»… — Да, это не наши герои. Николай Второй отрекся от престола, «упустил» власть. Более того, когда комиссия по канонизации РПЦ решала, прославлять или нет последнего царя и его семью, многие, кто были против, именно это и говорили: император предал Россию, отрекся от помазания, и от этого все беды и пошли. Такая точка зрения в обществе довольно распространена. Но, возвращаясь к политическому аспекту этого царствования, очевидно, брать пример тут не с чего. Николай Второй явно не героический монарх. Его канонизировали за смиренную кончину и христианское отношение к смерти. Власти этот сугубо церковный образ ничего не дает. Он сложен и для массового сознания. Был бы воин-освободитель или даже чудотворец, как Сергий Радонежский, например, и все стало бы проще. — А сами-то православные верующие понимают, что такое страстотерпчество вообще и царской семьи в частности? — Страстотерпчество — слишком сложный тип святости. Если брать, так сказать, мейнстрим-почитание без радикальных ответвлений, то царскую семью почитают в большей степени как образ семьи, потому что в русском православии таких полноценных семейных образов нет. В святцах отсутствуют святые женщины, которые были бы матерями, а не монахинями. В последнее десятилетие в России как покровителей семьи «раскрутили» святых Петра и Февронию, но они жили давно и их житие больше напоминает сказку. А здесь понятный, я бы даже сказала, попсовый образ. То ли святые, то ли популярные исторические персонажи, как в Австрии императрица Елизавета (Сиси), жена императора Франца Иосифа, или даже принцесса Диана. В принципе, и Романовых можно было на кружках для туристов изображать. Прекрасный медийный образ святого семейства. Есть еще один важный момент. Если РПЦ все-таки признает царские останки и они приобретут статус мощей, это будут первые святые в Русской Церкви, идентичность мощей которых будет подтверждена настолько качественно. Ведь мощей сомнительного происхождения как в Православной, так и в Католической Церкви очень много. Их, конечно, все равно почитают, потому дело не в самих костях, а в Божественной благодати, которая на этих мощах по вере почитающих пребывает. Народ так чувствует — Перед торжествами ходили слухи, что во время траурных мероприятий в Екатеринбурге, посвященных столетию расстрела царской семьи, РПЦ наконец признает подлинность царских останков. К тому же буквально накануне, 16 июля, Следственный комитет РФ заявил, что экспертизы готовы и что сомнений в подлинности останков нет ни у следствия, ни у ученых. Но признания так и не произошло. Как вообще можно объяснить эту позицию РПЦ? — Да, цесаревич Алексей и великая княжна Мария до сих пор не похоронены. А император и императрица, великие княжны Ольга, Татьяна и Анастасия погребены в 1998-м году в приделе Петропавловского собора Санкт-Петербурга, который до сих до сих пор Церковью не почитается как место захоронения святых. На время богослужения там даже двери закрывают. С останками вообще очень темная и непонятная история, потому что рациональных причин их не признавать, в общем, нет. Этот конфликт возник с самого начала, в 1998-м году, между государственной комиссией во главе с вице-премьером Борисом Немцовым и Московской патриархией. Все вроде бы понимали, что останки необходимо захоронить, но патриарх Алексий Второй отказался приезжать на захоронение, приняв точку зрения митрополита Ювеналия. Владыка входил в «Немцовскую комиссию», но он считал, что доказательств недостаточно и РПЦ следует воздержаться от окончательных суждений. В итоге во время погребения в Петропавлоском соборе священство молилось о безымянных жертвах безбожной власти. Русская Православная Церковь Зарубежом (РПЦЗ) тоже настороженно относилась к останкам, но все же признала их подлинность в 2013 году, приняв во внимание публикации в американских рецензируемых научных журналах. А в день столетия расстрела частицы мощей, между прочим, были выставлены для поклонения верующих в Мюнхене — в кафедральном соборе Новомучеников и исповедников российских. Можно сколько угодно копаться, вести бесконечные расследования того, как именно были убиты последние Романовы. Разумеется, остались какие-то белые пятна, но уже прошло сто лет, живых свидетелей не осталось. Невозможно восстановить в мельчайших деталях, как и что было. Но если есть убийство и есть труп, то труп надо захоронить. Следователи же обычно не оставляют трупы незахороненными до выяснения всех обстоятельств — после экспертиз их выдают родственникам для погребения, а следствие продолжается столько, сколько нужно. — Так что мешает РПЦ признать подлинность останков? — Сначала с Церковью просто не договорились так, как хотелось митрополиту Ювеналию. Потом церковная иерархия не захотела признавать, что она была не права. А потом на это наложилась народная мифология. На конференции, которую митрополит Псковский и Порховский Тихон (Шевкунов) (тогда еще епископ Егорьевский) проводил осенью прошлого года в Москве, в Сретенском монастыре, представители Следственного комитета РФ отчитывались перед архиереями о своем расследовании. Там одна женщина встала и сказала: «А народ не верит!». Народ, мол, так чувствует, народ не может ошибаться. И теперь Церковь пытается договориться с церковным народом, который подозрительно относится к останкам из Поросенкова лога, поскольку считает, что все кости сгорели до тла на Ганиной Яме, где расстрельная команда первоначально пыталась уничтожить тела. В этом странном явлении причудливом образом выражается недоверие части верующих к власти. С одной стороны, эти люди не осознают себя открытыми оппозиционерами, поддерживают антиамериканизм, аннексию Крыма и прочее. Но при этом они не верят доказавшим в 2015 году подлинность останков Следственному комитету РФ и государственной межведомственной группе во вопросам исследования и перезахоронения останков цесаревича Алексея и великой княжны Марии, которую возглавлял глава аппарата правительства Сергей Приходько. Это такое ползучее недоверие, даже легкий анархизм церковного народа. Монархо-анархизм. У них святой — царь, а все, что исходит от современной власти, вызывает большой скепсис. Иерархи во главе с митрополитом Тихоном (Шевкуновым) де факто и митрополитом Санкт-Петербургскими Ладожским Варсонофием де юре (глава церковной комиссии по изучению результатов исследования останков, найденных под Екатеринбургом — прим. ред.) теперь пытаются поставить точку в этой истории и мягко договориться с народом, принимая во внимание его доводы и публично становясь на его сторону. Вне церковных кругов, кого ни спроси, все уже забыли и про самого Николая Второго, и про то, где он похоронен. Только фильм «Матильда» подогрел эту историю. «Матильда» и царебожники — Из Литвы все протесты вокруг фильма «Матильда», заявления бывшего прокурора Крыма, а сейчас депутата Думы Натальи Поклонской и мироточящий бюст императора в Крыму выглядели как очередной кремлевский проект, придуманный то ли для отвлечения народа от насущных проблем, то ли для усиления борьбы за патриотизм и духовность. А так ли это было на самом деле? — Нет, я не думаю, что государство имело к этому какое-то отношение. У госчиновников, по крайней мере, у тех, с которыми я разговаривала, это кликушество вызвало скорее раздражение. Да и в реальности было больше информационной шумихи, чем собственно протестов. Был поджог кинотеатра в Екатеринбурге, это сделал не вполне адекватный одиночка. В Москве подожгли один автомобиль и разбросали листовки. В некоторых центральных храмах Москвы прошли молебны — молились, чтобы фильм «Матильда» не вышел на экраны. Но там были одни и те же люди, самые активные, их было мало. Поклонская настрочила сорок запросов в прокуратуру. А фильм все равно вышел. Так что история с «Матильдой» показала Церкви и власти, что «царебожники», которых в этой истории и представляла Наталья Поклонская, не так уж страшны на самом деле. — Что представляет собой движение «царебожников»? — Это явление родом из эмигрантской среды. Среди эмигрантов первой волны было много монархистов, они и начали неформально почитать последнего императора как святого еще в 20-е годы. В начале 90-х идея о царе-искупителе, который искупил грехи русского народа, как Христос искупил грехи всего человечества, упала на благодатную неофитскую почву в новой России и местами расцвела пышным цветом. На самом деле, это очень закрытая сетевая структура. Это учение смыкается с неприятием ИНН (цифровой код налогоплательщика в России — прим. ред.), страховых полисов, биометрических паспортов и прочими сомнительными взглядами. Начинается все с легальных приходов и монастырей, а заканчивается тайными скитами, своими, то есть непризнанными священноначалием, монастырями и старцами. Сейчас общин царебожников больше всего на Урале. Там же пребывает и духовник Натальи Поклонской — игумен Сергий (Романов). Насколько я знаю, в Московской патриархии никто серьезно не исследует это явление, а, на мой взгляд, социологам и антропологам там было бы чем заняться. Это очень интересная сектантского плана религиозная практика. Пока нет даже приблизительного представления, как много людей ей увлечены. «Демократия в аду, а на небе — Царство» — Путина самого часто называют царем. Президент Ельцин, говорят, в свое время тоже подумывал восстановить монархию, пригласив в Россию на царство кого-нибудь из Романовых или их европейских родственников. Насколько идея возвращения монархии популярна в России сегодня? — Есть такая любимая присказка среди православных: «Демократия в аду, а на небе — Царство». Пошлость, конечно. Считается, что образ самодержца — это как бы образ Бога. Да, в Церкви есть представление об идеальной монархии как о некоем золотом веке. Но при этом сама по себе идея восстановления монархии в России сегодня совсем непопулярна, даже в церковной среде. Год назад была очень смешная дискуссия: митрополит Иларион (Алфеев), который считается внутри Церкви большим либералом, вдруг сказал, что хорошо бы восстановить монархию. А епископ Тихон (Шевкунов), который считается главным консерватором, выступил публично, как бы в ответ, что тема монархии в России сегодня не актуальна совсем, каким бы идеалом она ни была бы в теории. Получилось забавно: «консервативный» Тихон оказался более реалистичным, чем «либеральный» Иларион. — Сейчас закончились все мероприятия, связанные с 100-летием убийства царской семьи. А что дальше? Николай Второй — это уже перевернутая страница российской истории? — Я думаю, что да. Медийно эта история никак не развивается. Даже шумиха вокруг «Матильды» не спасла. Для государственной идеологии — это лишняя тема. Более того, она очень скользкая: как мы видели по столетию революции, в современной России пытаются соблюсти баланс — и нашим, и вашим, и белым, и красным. Кроме того, значительная часть населения страны — это потомки коммунистов. Сегодня это ярко проявляется в ностальгии по советским временам. Николай Второй для одних ассоциируется с властью в принципе, а для других — со слабой властью. Для государственников — он лузер, человек, который привел страну к краху. А для тех, кто за несчастных и за меньшинство, он все равно представляет собой далекое от народа государство. Сегодня он никому не нужен, кроме Церкви, которая его почитает как идеального монарха и семьянина. Та его забрала себе, но тоже своеобразно — без костей.