Какой путь прошли Михаил Горбачев и его жена? Фрагмент из книги об экс-президенте СССР

Уильям Таубман — известный американский историк, политолог, лауреат Пулитцеровской премии. С 2005 года он начал работать над биографией первого и последнего президента СССР Михаила Горбачева. Как получилось, что один и тот же человек может считаться выдающимся государственным деятелем, которому удалось победить тоталитаризм в СССР и прекратить холодную войну и при этом быть презираемым как изменник, который привел страну к развалу и проиграл Борису Ельцину, — этим вопросом задается Таубман в книге "Горбачев. Его жизнь и время". Ответы он находит в среде и обстоятельствах, которые с самого детства формировали характер Горбачева, выявляя личные качества, которые повлияли как на победы, так и на поражения политика. Историк приходит к выводу, что Горбачев скорее заслуживающий сочувствия трагический герой, который отказался укреплять страну за счет закручивания гаек и ограничения прав и свобод народа и выбрал путь демократизации, мечтая об "общеевропейском доме". В СССР государство решало за студентов, где именно им работать по окончании вузов. Оно предоставляло им бесплатное высшее образование, а они должны были ехать туда, куда их “распределяли”. Государство в данном случае олицетворяла “комиссия по распределению” при юрфаке МГУ, в которой Горбачев — благодаря своей роли комсомольского секретаря — сам заседал. Конечно, такая роль повышала его шансы получить желанное назначение, и он действительно его получил: в числе двенадцати выпускников (из которых одиннадцать были бывшими фронтовиками) его направляли в Прокуратуру СССР. В 1955 году это ведомство выполняло задачу, которая как раз соответствовала “политическим и нравственным убеждениям” Горбачева, а именно — занималось процессом реабилитации невинных жертв сталинских репрессий. Он надеялся устроиться на работу во вновь образованных отделах по прокурорскому надзору за органами госбезопасности и следить за тем, чтобы те соблюдали законы. “Я пришел с экзамена, увидел: на кровати лежит у меня там, на Ленинских горах, приглашение, чтобы я прибыл в прокуратуру СССР. Оооо, я доволен, думаю: хорошо, значит не забыли, все, так сказать, все идет, как бы складывается. Раиса продолжает это, я здесь, да” (Из интервью Горбачева автору, взятого 2 мая 2007 года в Москве). Раиса, окончившая университет на год раньше Михаила, уже поступила в аспирантуру при кафедре философии Московского государственного педагогического института имени Ленина. К несчастью для Горбачева, ровно из тех же соображений, которые требовали прокурорского надзора за органами госбезопасности, высшие власти пришли к заключению, что осуществлять этот надзор должны опытные сотрудники, а не “зеленая” молодежь, которую легче было бы запугать тем самым поднадзорным органам. Поэтому, когда Горбачев впервые явился в кабинет, где надеялся работать, ему сообщили, что работу ему предоставить не смогут. Горбачеву предлагали место в аспирантуре МГУ на кафедре колхозного права. Но как вспоминал сам Горбачев: “принять его я не мог по принципиальным соображениям. С так называемым ‘колхозным правом’ мои отношения были выяснены до конца. Я считал эту дисциплину абсолютно ненаучной”. “Я-то знал, что такое колхоз и с чем его едят, и что там происходило, в каком положении крестьянство. И у меня не было желания, я считал, что это я уже пережил. Я вышел... вырвался из объятий этой жути. Вот... и я отказался. Меня интересовала теория государства и права, все остальное меня не интересовало”. И эти события, и реакция Горбачева на них высвечивают те черты его характера, которым предстояло развиться и укрепиться в дальнейшем: горячее желание остаться в Москве — не просто там, где хотела бы жить его жена, но в единственном во всем СССР месте, где можно было сделать большую карьеру; способность использовать в своих целях систему (распределение, для большинства людей остававшееся лотереей, позволило ему в самом начале получить желанное назначение); а еще — совестливость, заставившая отказаться от запасного варианта карьеры, который шел вразрез с его представлениями о порядочности. Отверг он и несколько других вариантов — предложения работать в прокуратуре Томска (далеко в Сибири), Благовещенска (приграничного города на Дальнем Востоке, напротив китайского Хэйхэ), в Средней Азии — в прокуратуре Таджикистана. Не захотел он и стать помощником прокурора в подмосковном Ступино — городке в 100 километрах от столицы, хотя последний вариант позволял Раисе не бросать аспирантуру в Москве, но предполагал, что супругам придется подолгу жить врозь. Даже западный читатель, не слишком знакомый с реалиями Советского Союза, наверное, догадается, что три первых предложения были не слишком-то привлекательными. Но четвертый вариант привлекал чету Горбачевых ничуть не больше: уж им-то было слишком хорошо известно, что небольшой городок, расположенный достаточно далеко от Москвы, ничуть не похож на пригороды Нью-Йорка, Лондона или Парижа. Они с женой не приняли все эти предложения всерьез. “Зачем ехать в незнакомые места, искать счастья в чужих краях? Ведь и сибирские морозы, и летний зной Средней Азии — все это в избытке на Ставрополье. Решение было принято. И вот в официальном направлении, где значилось: ‘в распоряжение Прокуратуры СССР’, вычеркнули ‘СССР’ и поверх строки дописали — ‘Ставропольского края’. Итак, домой, обратно в Ставрополь”. Домой — в смысле на малую родину Михаила. Легко понять, почему — даже несмотря на неприятный опыт, приобретенный в Ставрополье во время летней практики 1953 года, — его привлекали сами эти места. Однако этого никак не могли понять родители Раисы. Они пришли в ужас от новости о том, что “московская аспирантура дочери срывается” и муж увозит ее “в неизвестность, в какую-то ставропольскую ‘дыру’”. Сама Раиса лишь коротко упоминает о тогдашнем решении: “Мы решили оставить все и ехать работать к нему на родину, на Ставрополье... Да, [я] оставила аспирантуру, хотя уже выдержала конкурс, уже поступила”. Впрочем, позже она вернулась к научной работе и защитила кандидатскую по социологии. В готовности Раисы последовать за мужем не было ничего удивительного: подобного шага ожидали от любой советской жены. Кроме того, на решение супругов, возможно, повлияли рекомендации врачей, которые “советовали сменить климат”, чтобы поправить здоровье Раисы. Но, конечно же, главной причиной являлась любовь Раисы к мужу, о которой спустя тридцать пять лет, в 1990 году, она вспоминала с характерной экзальтацией: Я думаю о его врожденном человеколюбии. Уважении к людям... Уважении к... их человеческому достоинству... Думаю о его неспособности (боже, сколько я об этом думаю!) самоутверждаться, уничтожая других, их достоинство и права. ...Вижу его лицо и глаза. Тридцать семь лет мы вместе. Все в жизни меняется. Но в моем сердце живет постоянная надежда: пусть он, мой муж, останется таким, каким вошел тогда в мою юность. Мужественным и твердым, сильным и добрым". Вот дань любящего сердца, в которой главная тема — надежда, с какой Раиса Горбачева и ее муж вступали в будущее. Но были у нее и мрачные предчувствия тяжких времен. Горбачев запомнил сон, приснившийся Раисе вскоре после того, как они решили пожениться: "Будто мы — она и я — на дне глубокого, темного колодца, и только где-то там, высоко наверху, пробивается свет. Мы карабкаемся по срубу, помогая друг другу. Руки поранены, кровоточат. Невыносимая боль. Раиса срывается вниз, но я подхватываю ее, и мы снова медленно поднимаемся вверх. Наконец, совершенно обессилев, выбираемся из этой черной дыры. Перед нами прямая, чистая, светлая, окаймленная лесом дорога. Впереди на линии горизонта — огромное, яркое солнце, и дорога как будто вливается в него, растворяется в нем. Мы идем навстречу солнцу. И вдруг... С обеих сторон дороги перед нами стали падать черные страшные тени. Что это? В ответ лес гудит: “враги, враги, враги”. Сердце сжимается... Взявшись за руки, мы продолжаем идти по дороге к горизонту, к солнцу...".