Сердце великого москвича навсегда осталось в Крыму

Фамилия Владимира Луговского сегодня известна лишь тем, кто действительно интересуется поэзией, но так было далеко не всегда. Время безжалостно — кто-то из авторов проходит им проверку, кто-то нет. Поэты даже первого ряда со временем уходят в тень, становятся нечитаемыми и неизвестными широкой публике, знания которой порою ограничены в лучшем случае школьной программой. Но речь в этом материале пойдёт не о забвении одних (хотя стоило бы посетовать) и мимолетной славе других, а о вещах любовно-мистических и вечных. Как же так вышло, что сердце автора вокальных партий кантаты «Александр Невский», самые известные строки в которой «Вставайте, люди русские, на славный бой, на смертный бой», навсегда осталось в крымской Ялте, в то время как тело его предано земле в Москве, на Новодевичьем кладбище? Скала Луговского История эта началась некоторое время назад, когда президент фестиваля «Чеховская осень» Андрей Чернов поведал мне, перейдя на таинственный шёпот, что рядом с Домом творчества писателей имени Антона Чехова (Ялта, Крым) в скале замуровано сердце самого Луговского. «Как сердце? То самое сердце Луговского? Это не метафора?» — переспросила я. «Нет, что ты! Реальное сердце в колбе, лежит в скале с 1957 года. С тех самых пор, как его туда собственноручно поместила жена Владимира Луговского — Майя». Дело в том, что Крым до того перенасыщен мифами, легендами и сказками, что не всегда понятно, где реальность, а где вымысел, рожденный ради того, чтобы развлечь туристов в дни морского отдохновения. Слова Андрея Чернова упали в благодатную почву, наша маленькая делегация из Донецка (я и бард Сергей Лысенко), не откладывая дело до утра, поздним и совершенно непроглядным вечером вооружилась фонариками и отправилась на поиски Скалы Луговского. Идти пришлось недолго, нам указали путь от калитки на заднем дворе пансионата: «Идите направо метров триста, дорога будет изгибаться, слева увидите огромный камень с трещиной, это и есть она — скала поэта, который пожелал, чтобы его сердце навсегда осталось в Крыму». И мы пошли. Триста метров при слабом свете фонарика и триста метров при его сиятельстве Солнце, реши мы отложить вылазку до утра, — это, конечно, разные триста метров, но нас было не остановить. Дорога изгибалась, вначале мы ступали по асфальту, а потом почувствовали под ногами что-то мягкое. Листва, иголки, мох плотным слоем покрывали старую дорогу. Сергей Лысенко спросил, беспокоясь: «Тебе не страшно?» Мне было немного не по себе, но ответила я, хорохорясь: «Нет, конечно! Во-первых, я же из Донецка, я ничего не боюсь, а во-вторых, мы ведь ищем сердце. А там, где сердце, там любовь, там не может быть страшно!» Обо всём по порядку Владимир Луговской родился 1 июля 1901 года в Москве в семье учителя русской литературы и певицы. Писать стихи начал, когда учился в Главной школе Всеобуча (1919-1921 годы), впервые напечатался в 1924 году, а в 1926-м опубликовал первый сборник «Сполохи». Относился к конструктивистам, очень серьёзно работал над формой стиха, разрабатывал новый размер (тактовик), создал один из наиболее известных его образцов. Конструктивизм — это редкое направление в русской поэзии. В Крыму есть ещё один поэт-конструктивист — Илья Сельвинский. В музее Ильи Сельвинского в Симферополе хранится исследование о конструктивизме. В 1934 году Владимир Луговской стал членом Союза писателей СССР, а в 1937 году было опубликовано постановление Союза писателей, в котором некоторые его стихи осуждались, назывались политически вредными. Луговской принёс публичное покаяние, но с той поры его всё чаще начал одолевать творческий кризис, который затянулся до 50-х годов. В последние годы жизни Луговской выпускает несколько книг: «Солнцеворот», «Синяя весна», «Середина века». Лейтмотивом сборника поэм «Середина века» является тревога за судьбу всего мира и человеческой культуры, автор говорит об ответственности каждого за то, что происходит на планете. Луговской Владимир Евгений Евтушенко говорил о Луговском так: «Внутри известного советского неплохого поэта… жил загнанный внутрь великий поэт». Евтушенко мог себе позволить говорить именно так, его трактовки всегда были полны каким-то особенным евтушенковским поэтическим идеализмом. Знаменитая кантата В 1938 году великий советский режиссер Сергей Эйзенштейн снял большой звуковой фильм об Александре Невском, автором музыки к которому стал уроженец Донбасса композитор Сергей Прокофьев. Эйзенштейн был знаком с Прокофьевым еще с 20-х годов, Прокофьев считал Эйзенштейна очень тонким музыкантом, Эйзенштейн в свою очередь благоговел перед способностью Прокофьева передавать через музыку художественный образ, запечатленный на кинопленке. Знаменитая кантата, написанная по материалам музыки к фильму «Александр Невский», состоит из семи частей: «Русь под игом монгольским», «Песня об Александре Невском», «Крестоносцы во Пскове», «Вставайте, люди русские», «Ледовое побоище», «Мертвое поле» и «Въезд Александра во Псков». В одну из самых патриотических тем «Вставайте, люди русские» Прокофьев включил древнерусские мотивы и звуки народных музыкальных инструментов. Трещина мира проходит через сердце поэта Огромная серая скала возвышалась с левой стороны дороги, посредине трещина, справа на скале — золотой краской автограф Луговского. В неверном свете фонариков скала была похожа то ли на щербатую поверхность Луны с фото из учебника астрономии, то ли на головку санкционного сыра с плесенью. Мы стояли и завороженно смотрели на огромный валун с трещиной, высвечивая из темноты золотистые буквы автографа поэта, о котором Анна Ахматова говорила, что он скорее мечтатель с горестной судьбой, нежели воин. В это время окружившую нас ялтинскую нетишину дополнила трель телефонного звонка. Звонила Светлана Царегородцева, филолог, доцент Гуманитарно-педагогической академии (филиал Крымского федерального университета имени В.И. Вернадского), я ей тут же радостно сообщила, что мы буквально за полчаса нашли ту самую скалу, где покоится сердце Луговского, на что Светлана ответила: «Тридцать минут… Я искала ее несколько лет!» Какое-то время мы провели у скалы, фотографировали ее, рассматривали место, где когда-то был круглый бронзовый барельеф с изображением Луговского. Охотники за цветным металлом несколько лет назад варварски сорвали этот барельеф. Без барельефа и автографа ни за что не догадаться, что эта скала особенная, сердечная, а не просто типичный крымский валун. Завещание Владимира Луговского называли советским Киплингом, «броненосцем советской поэзии», у него была традиция — каждый новый год встречать в Ялте в Доме творчества имени Чехова. В здешнем парке у него было любимое место у обломка древней скалы, откуда открывался великолепный вид. Владимир Луговской любил Ялту огромной поэтической любовью, всегда переживал здесь вдохновение и говорил, что его сердце принадлежит этому городу. Когда Луговской умер от инфаркта 5 июня 1957 года в ялтинской гостинице «Южная», его жена Майя Луговская (Елена Быкова) перевезла тело поэта в Москву, а сердце оставила в Ялте в скале на высоте трех метров над уровнем дороги. Треснувшее сердце навсегда упокоилось в треснувшей скале. Рассказывают, что смелая и преданная женщина, Майя Луговская, в тот черный для нее июнь 1957 года действовала ровно так, как хотел ее супруг. Собственноручно поместила капсулу с сердцем любимого в крымскую скалу, предварительно договорившись с рабочим, который с помощью крана сдвинул огромный камень с места. Майя Луговская положила под него капсулу с сердцем, после чего камень водрузили обратно. Память «Вы сказали, что искали скалу несколько лет, а вот мы без труда ее нашли по золотистому автографу!» — сказала я, обращаясь к Светлане Царегородцевой следующим утром. Светлана улыбнулась и гордо ответила: «Конечно, вам было проще! Мои студенты постарались. Два года назад студенты Гуманитарно-педагогической академии обновили автограф на скале Луговского, обвели буквы золотой краской. Делали они это, соблюдая особый ритуал, каждый студент мог написать только одну букву! Студентам помогали строители, которые неподалеку строили какое-то здание. Козлы принесли, интересовались. Знаете, даже далекие от литературы люди не могут быть равнодушны к таким вещам». Я спросила Светлану, кто был автором этой идеи. «Мне неловко об этом говорить, но я, — засмущалась Царегородцева и тут же выпалила фразу, аналоги которой я часто слышу из уст своих преданных студенчеству коллег, — напишите, пожалуйста, что в этом участвовали и младшие курсы, и старшие, студенты и очной формы обучения, и заочной!» Я улыбнулась: «Конечно, напишу! Читателю, как правило, совсем не нужны такие подробности, они даже студентам не сильно нужны, но я знаю, что они милы сердцу преподавателей! Какие дальше планы?» Царегородцева ответила, что сейчас им предстоит возобновить барельеф, чтобы камень снова обрёл ту силу и энергетику, которая в нем была. «Вставайте, люди русские!» Вечером того же дня мы собрались тесным кругом в гостинице поговорить о литературе. Я, Сергей Лысенко, председатель Регионального Союза писателей республики Крым Валерий Смирнов-Шумилов, Андрей Чернов и еще несколько литераторов. Говорили о тенденциях, о поэзии, разбавленной водами самого Черного моря, о русском языке, о сердце Луговского, о кантате. Неожиданно посреди разговора Смирнов-Шумилов потянулся к телефону. Секундой спустя из крошечного динамика на собравшихся обрушился хор голосов прошлого: «Вставайте, люди русские, на славный бой, на смертный бой. Вставайте, люди вольные, за нашу землю честную…» Присутствующие ахнули, а я спросила: «Ты хранишь эту запись в телефоне?» Валерий-Смирнов-Шумилов ответил, что да, хранит, что он не может ее не хранить здесь, в Крыму, на русской земле, где покоится сердце великого русского поэта Владимира Луговского. Времена меняются, одни поэты сменяют других, одни строки сменяются другими, но главные смыслы всегда остаются. И поэтические, и человеческие. Смыслы эти проступали и будут проступать сквозь поры земли, принадлежащей огромной нашей Родине, щедро политой кровью наших предков в боях за правду и справедливость, во имя будущих поколений!