Деспотия и рабство: что писал о России англичанин Джайлс Флетчер
Джайлс Флетчер был сыном священника, получившим превосходное образование в Итоне и Кембридже, степень доктора прав, избранным в члены парламента. В 1586 году он был назначен на должность «ремембренсера» (своего рода статс-секретаря) лондонского Сити (богатого купеческого района). Это был важный пост, через который осуществлялись все официальные сношения между лорд-мэром Сити и королевским двором. В 1588 году ему, как хорошо знакомому с торговыми делами Московской компании лондонских купцов, было поручено возглавить посольство в Россию для улаживания недоразумений с русским правительством, возникших из-за деятельности компании.[С-BLOCK] После возвращения в Англию Флетчер, в промежутке между официальными делами, написал книгу «О Русском государстве». В 1591 году она была отпечатана, и уже в следующем году весь её тираж был по приговору королевского суда конфискован и сожжён рукою палача. Жалоба коллег на Флетчера Непосредственной причиной решения суда стала петиция купцов Московской компании с указанием на вредный характер книги, который может причинить ущерб делам компании. По мнению петиционеров, русские власти, если узнают об этой книге, то могут обидеться на те места, где говорилось о деспотическом характере Русского государства и рабстве подданных, о хищническом сборе налогов, о беззакониях в суде, о непорядках в войске и т.д., и т.п. Кроме того, книга, по словам купцов, содержала недопустимые и оскорбительные упоминания об отце здравствующего царя (т.е. об Иване Грозном) и о сильных вельможах. Дело в том, что Флетчер отнюдь не ограничился описанием своего посольства, а подробно расписал и охарактеризовал русские порядки, как они ему виделись. Из всего тиража уцелели только 23 экземпляра, на основе которых производились дальнейшие переиздания. Московская компания и миссия Флетчера Лондонская Московская компания была основана в 1555 году для монопольной торговли с Россией. В короткий срок она получила от русского правительства неслыханные для иностранцев льготы и неплохо разбогатела на экспорте из России железа, льна, леса, поташа, пеньки, смолы и других видов сырья. Подворья английских купцов стояли по крупным городам Севера (Холмогорам, Вологде, Ярославле и т.д.), а также в Москве. Англичане пользовались в России правом экстерриториальности. Для Ивана Грозного, ведшего Ливонскую войну, торговля с Англией была в тот период желанным «окном в Европу». Царь, опасавшийся заговоров на свою жизнь, вёл даже переговоры с английской королевой Елизаветой I о возможном политическом убежище. Не обходилось и без недоразумений. Английские купцы часто вели себя очень нагло, не платили русским за совершённые ими сделки, а кроме того своей монополией подрывали доход русских бояр и купцов, которые хотели бы продавать продукты промыслов самостоятельно. Ещё при Иване Грозном англичане были переведены в общую для всех иностранцев подсудность, им было отказано в привилегии торговать через Россию со странами Востока. Английские купцы задолжали русским кредиторам в общей сложности 23 343 рубля и 52 1⁄2 копейки. С жалобой на них летом 1588 году в Лондон приехал по поручению царя Фёдора Ивановича ливонец Роман Бекман. С «ответкой» в ноябре того же года в Москву прибыл Флетчер. Поскольку Флетчер отрицал долги Московской компании и привёз с собой требования расширить её привилегии, переговоры кончились ничем. Царь поручил договариваться с англичанином думному дьяку Андрею Щелкалову, который сам был кредитором лондонских купцов, а кроме того ненавидел царского фаворита Бориса Годунова, благожелателя англичан. Флетчер в мае 1589 года был удалён из Москвы в Вологду, причём уехать домой ему разрешили лишь спустя ещё три месяца. Партийные пристрастия и личные обиды Ход миссии Флетчера показывает, что в России тогда усиленно боролись две партии, которые можно назвать проанглийской и антианглийской. Флетчеру не повезло приехать в тот момент, когда временно усилилась вторая. Позднейшие послы, приезжавшие, когда возобладала первая партия во главе с Годуновым, встречали несравненно лучший приём. Но Флетчеру не было дела до борьбы русских партий. Сидя в Вологде, он в беседах за кружками отвратительной на английский вкус русской медовухи изливал свои жалобы в беседах со своим соотечественником Джеромом Горсеем (Хорси) и встречал в нём полное сочувствие. Горсей ранее исполнял тайные поручения Ивана Грозного и его сына Фёдора, а теперь впал в немилость и высылался на родину вместе с Флетчером. Горсей, впервые приехавший в России в 1573 году, и стал главным информатором Флетчера о тех «московитских» делах, свидетелем которых Флетчер не мог быть. Горсей тоже (позже Флетчера) издал несколько сочинений о России, в которых живописал события эпохи Ивана Грозного. «Царь наслаждался, купая в крови свои руки и сердце, изобретая новые пытки и мучения, приговаривая к казни тех, кто вызывал его гнев, а особенно тех из знати, кто был наиболее предан и любим его подданными», – эта фраза из записок Горсея, с лёгкой руки Карамзина в XIX веке, стала мейнстримной характеристикой Ивана Грозного. Флетчер немногое к ней добавил, разве что распространил её с личности на весь образ русского правления. Следует ли верить всему, что о нас пишут иностранцы Интересно, что после сожжения и вплоть до 1856 года все издания книги Флетчера в Англии выходили с цензурными купюрами, в зависимости от того, какая цель преследовалась издателем. Так, в 1643 году были восстановлены все флетчеровские описания российского царства, но было изъято посвящение королеве Елизавете – Англия тогда переживала революцию. В России же первый полный перевод книги Флетчера стал возможен только после отмены цензуры в 1906 году, хотя ещё Карамзин вовсю использовал её английские (неполные) издания. Очевидно, столь долгий запрет привлёк внимание многих исследователей к сочинению Флетчера как к какому-то «сокровенному знанию». Но понятен и запрет: в России всегда были склонны не без критики воспринимать суждения знатных иностранцев о нас. Не избежал этого соблазна и Карамзин. Вряд ли Флетчера, учитывая неудачные обстоятельства его визита и ту незавидную роль, в которую он был поставлен собственным правительством, можно считать источником объективных сведений о России. Не мог быть таким беспристрастным наблюдателем и Горсей, тоже попавший в тот момент в опалу. Понятно, что многие обычаи Русского государства должны были казаться непонятными тогдашнему иноземцу, а что чуждо, то вызывает отторжение. Русские дипломаты тоже не слишком жаловали в своих сохранившихся записках тогдашние европейские порядки. Тем более странно, до сих пор находятся такие наши соотечественники, которые верят этим англичанам, на слово, как «джентльменам», и даже не пытаются критически проанализировать их свидетельства, а выдают их за истину в последней инстанции о России XVI столетия.
