История одного подвига: как костромичи сражались за Победу

Более 260 тысяч костромичей воевали на фронтах во время Великой Отечественной войны. Наша общая Победа – это и победа каждого человека, каждого костромича, который сражался за свободу и независимость нашей страны, а история войны – это и личная история каждого человека. KOSTROMA.TODAY попросил известных костромичей рассказать о своих предках, которые сражались на войне. А еще: вся правда — рассказ костромича о начале войны, реальной жизни в оккупации и в немецком лагере. Сергей СИТНИКОВ Флун ГУМЕРОВ Владимир МИХАЙЛОВ Вячеслав ГОЛОВНИКОВ Алексей СИТНИКОВ Губернатор Сергей СИТНИКОВ: дед погиб под Сталинградом У главы региона на фронте сражались оба деда. Петр Михайлович Ситников, уроженец Костромской области, был призван защищать родину уже солидном возрасте — ему было уже за сорок. Дома, в селе Ивановском, остались четверо детей. Он по­гиб в 1942 го­ду в Го­роди­щен­ском рай­оне не­дале­ко от Ста­лин­гра­да. Здесь шли бои за се­ло Ер­зовку. Дивизии, которые там сражались, несли колоссальные потери. Сра­жались за до­рогу на се­вер, что­бы не пус­тить фа­шис­тов на Са­ратов. Бои бы­ли кро­воп­ро­лит­ные, 66-я ар­мия при­няла на се­бя боль­шой удар и от­тя­нула зна­читель­ные си­лы вра­га от го­рода на Вол­ге. В братской могиле покоятся более 3,5 тысяч бойцов, которые были перенесены из одиночных захоронений и с мест боев в 1943 году. Мо­гилу де­да Сер­гей Сит­ни­ков ра­зыс­кал поч­ти 30 лет на­зад. «Пись­ма сох­ра­нились у ба­буш­ки. Мы же с Не­чер­но­земья. Он пи­сал очень ин­те­рес­но: «Рая, здесь та­кая зем­ля бо­гатая, все рас­тет, соз­ре­ва­ет. Ос­та­нусь жи­вой, мо­жет, пе­ре­едем на юг, на Ниж­нюю Вол­гу». Все зна­ли, что дед по­гиб под Ста­лин­гра­дом. Но где ре­аль­но ги­бель сос­то­ялась – ин­форма­ции не бы­ло. Я дол­го за­нимал­ся по­ис­ком. Уда­лось ус­та­новить бук­валь­но все», — рассказывал в прошлом году губернатор. Второй его дед, со стороны матери, Василий Михайлович Гусев, прошел три войны – до Великой Отечественной он воевал на Халкин-голе и в Финляндии. Алексей СИТНИКОВ, депутат Государственной Думы от Костромской области: воевали оба деда Мой дед Виктор Изосимович Ситников был призван в ряды Красной Армии в 1939 г. После начала войны был командиром отделения телеграфно-кабельной роты 123-го отдельного полка связи 2-й ударной армии. Награждён медалями за освобождение Ленинграда, взятие Кенигсберга, освобождение Польши. Воевал на Пулковских высотах. Виктор Изосимович Ситников — крайний слева. Закончил войну в Восточной Пруссии. Домой вернулся осенью 1945 г. А в 1985 г. награждён орденом Отечественной войны 2 степени за боевые заслуги. Второй дед, по маминой линии, Иван Флегонтович Паничев, воевал в пехоте. Был призван в 1941 году, закончил войну в Восточной Пруссии. Вернулся домой, в Вологодскую область, в сентябре 1945 года. У нас в семье до сих пор помнят, как привез полный чемодан ярко-красных яблок. Вячеслав ГОЛОВНИКОВ, председатель комитета Костромской областной Думы по вопросам материнства и детства, молодежной политике и спорту Мой прадед Дмитрий Уткин родом из Мантуровского района. К сожалению, я сам его лично не видел и не знал. Знаю, что во время войны прадед служил на «Дороге жизни», по которой вывозили блокадников из Ленинграда, водителем «полуторки» (грузовой автомобиль «ГАЗ-АА»). Она возила людей из города, а также привозила в Ленинград продукты и вещи. Он прослужил там всю блокаду. Повезло, что не погиб. Рассказывал моей матери про ужасы бомбежек, авральное строительство дороги на Ладожском озере, которую постоянно намораживали и поддерживали. Как там тонули автомобили, как дорогу постоянно бомбили. Рассказывал и про ужасы самого Ленинграда. Как там замерзали на улицах – про голод, и холод, про то, что пришлось пережить детям. Дедушка по линии жены Валерий Хлебников служил в разведроте. Он коренной москвич из достаточно известной на тот момент семьи — его дядя был заместителем министра путей сообщения СССР. Жене дед рассказывал историю, как они ходили в тыл врага и нарвались на склад продуктов. Неделю ходили за продуктами и относили их своим. И в последний день наткнулись там на высокопоставленного немецкого военного, взяли его в плен и потащили к своим. В этот момент лучший друг деда подорвался на растяжке. Валерий Хлебников тогда утащил не друга, а захваченного немца. Товарищ сказал, что останется там. Дед долго сожалел об этом. Но тогда было так положено – отдать долг Родине. Когда он пришел с войны, работал в Мантурове на фанерном комбинате, был заместителем директора по строительству. Людям надо больше знать об этом, чтобы не допустить больше такого. К сожалению, война витает в воздухе. Через 3-4 поколения ощущение ужаса стирается и люди вновь хотят доказать, кто главней. Минометчик Иван МИХАЙЛОВ: правда стала известна спустя 70 лет Иван Григорьевич Михайлов родился в селе Скоморохово Костромского уезда. На фронт он ушел в 1941 году в 30-летнем возрасте. Дома остались ждать жена Таисия Степановна и трое детей. В 1943 году семье пришло извещение, что Иван Михайлов без вести пропал. И почти 70 лет семья не знала, что произошло. Когда в 2012 году открылись архивы, выяснилось, что Иван Григорьевич был минометчиком 123-й стрелковой дивизии. В 1943 году он участвовал в наступательной операции «Искра» по прорыву Ленинградской блокады. Одной из главных задач дивизии было взятие поселка Синявино. В том страшном бою погибло множество советских солдат, которых некому было даже похоронить. Сражение унесло жизнь и минометчика Михайлова. В документах было указано, что он похоронен «в районе второго городка Синявинского района Ленинградской области». Уже в наши дни около деревни Манушкино было найдено неучтенное воинское захоронение. Вместе с останками одного из воинов нашли медальон, который принадлежал Ивану Михайлову. Землю с мемориала позднее доставили в Кострому. «Та война не обошла никого. Всегда 9 мая вся наша родня собиралась у сестры бабушки на большой семейный праздник. Сейчас я в этот день уже со своей семьей хожу на кладбище, возлагаю цветы к памятнику своего деда Ивана Григорьевича и могилам бабушки и ее сестер. Надеюсь, когда мои дети подрастут, они хорошо будут знать историю своей семьи и помнить о героях войны, каким был и их прадед», — рассказывает внук Ивана Григорьевича, депутат Владимир МИХАЙЛОВ. В войне приняли участие также две сестры Таисии Степановны – Анна Степановна и Евдокия Степановна, а также муж третьей сестры Михаил Андреевич Касаткин. Брат Александр Степанович принял участие в Курской битве, где его ранили. Домой он вернулся с наградами.  «Помнить о той войне необходимо, чтобы эти ужасы не повторились вновь. Как сказал Роберт Рождественский: «Это нужно не мертвым! Это надо живым!» Трудно даже вообразить, как это, когда людей сгоняют в лагеря и бараки, чтобы мучить и убивать их. При мысли, что человеческая жизнь для кого-то ничего не стоила, охватывает ужас. Чтобы это больше не повторилось, следующие поколения должны постоянно помнить, через что пришлось пройти их дедам и прадедам, необходимо извлекать уроки из прошлого», — говорит Владимир Михайлов. Поздравление от депутата Костромской областной Думы Владимира МИХАЙЛОВА Дорогие ветераны, труженики тыла, костромичи! От всей души поздравляю вас с Днем Великой Победы! 9 мая — день подвига и славы нашего народа! Время не в силах стереть память о мужестве, доблести и героизме наших солдат. В неоплатном долгу мы перед теми, кто, не жалея сил и самой жизни, приближал День Великой Победы. Светлая память павшим на полях сражений Великой Отечественной войны. Низкий поклон вам, ветераны и труженики тыла! Желаю вам крепкого здоровья, бодрости духа, любви и заботы близких! Флун ГУМЕРОВ: «Мы все в невозвратном долгу перед теми, кто принес нам эту победу» Наше поколение вырастили непосредственно участники войны, мы выросли на их рассказах. Я родился через 12 лет после окончания войны. В маленькой деревне, в которой было 100 домов. Моя мама – сирота, ребенок войны. Была вынуждена в 13-летнем возрасте, с 6 класса, бросить школу и работать в колхозе. Жила у дяди. Когда его призвали в армию, он успел посадить ее на последний поезд и отправить до ближайшей железнодорожной станции. А оттуда 13-летняя девочка пешком шла сотни километров до родной деревни, где жили ее сестры. У отца было шесть братьев и сестер. Все его старшие братья воевали. Один из братьев, который был на фронте с первого дня войны, погиб. Самый старший дядя рассказывал, что за все 4 года войны они ночевали под крышей всего 7 дней. Это осталось у меня в памяти. Второй дядя дослужился до офицера. Вернулся одноруким инвалидом. Рассказывал мало. Фронтовики вообще были очень малословные. Редко, когда раскрывались. У всех на устах в моем поколении было одно: «Лишь бы не было войны». И нам надо сделать так, чтобы молодежь говорила не: «Мы можем повторить», а «Чтобы никогда больше такого не было». Мы не должны забывать и о том тяжелом, что происходило в нашей стране в это время. Моя родная тетя, например, села в тюрьму по закону «о трех колосках» (закон о «расхищении социалистической собственности» 1932 г., когда за хищение хотя бы трех колосков с колхозного поля (не говоря уж о более крупных кражах) предусматривался расстрел с конфискацией имущества, который при смягчающих обстоятельствах мог быть заменён на лишение свободы на срок не менее 10 лет. — Ред.). У меня был сосед — разведчик Хамза Закеев. Его мама утопила двух его братьев, потому что их нечем было кормить. Потом ее забрали – она умерла в лагере. Сам сосед воевал и вернулся в пустой дом с боевыми наградами. Война – это тяжелая рана, боль и трагедия. 9 мая мы должны обязательно помнить о цене победы. Ни в коем случае нельзя навязывать подрастающему поколению, что война — это парады на Красной площади и марши. Патриотизм – это готовность отстоять свою страну не только с оружием в руках, но и на экономических фронтах. Нужно создать такую экономику, при которой каждый житель страны будет готов умереть, чтобы защищать свою страну. Склоняю голову перед подвигом советского народа. Мы все в невозвратном долгу перед теми, кто ценой своей жизни, своих ран на фронтах и бессонных ночей в тылу принес нам эту победу. Мир Нашему Дому! ВКУС ХЛЕБА: приключения костромича на войне, в оккупации и в немецком плену Это очень частная, не героическая история, история обычного человека. Просто Великая Отечественная состоит из миллиона историй, а героизм – он и в том, чтобы выжить. Костромич Михаил АПЕКИШЕВ – в 1941 году 26-летий солдат советский армии – через полвека после войны рассказал о том, что ему пришлось пережить. В окружении. Начало войны. Весной 41-го года рядовой Михаил Апекишев (он родом из Сусанинского района) готовился к возвращению домой – к жене и сыну, к себе домой, в Сусанинский район. В армию его забрали почти два года назад — в 1939 году, и до конца службы оставалось буквально полтора-два месяца. С апреля 41-го их часть стояла у Тирасполя (в Молдавии), не очень далеко от границы. — Все знали, что война будет, — вспоминал Михаил Федорович. — Не знали только, какой день. Каждый день ждали бомбежки. У нас куча оружия в этой Бессарабии была – черт знает, сколько его было. …Воскресенье было, Троица, и нам зачитали приказ – война началась. Немецкие самолеты над нами летали – и никто по ним не стрелял. Мы тут же поехали ближе к фронту. 15 дней все на одном месте стояли, на реке Прут. Потом дали приказ отступать. Сначала мы днем отступали, а потом и ночью, много техники потеряли. А 1-го августа они окружили всю нашу дивизию. Тирасполь в 1941 году. Отступление №1. Эмоции. Рассказ Михаила Апекишева чрезвычайно неэмоционален. Он практически не дает оценок, только фиксирует события, кстати, с мельчайшими деталями. Родственники Михаила Федоровича говорят, что он и по жизни был такой же – спокойный- спокойный. «Может, его это и спасло», — считала его жена. – Куда не поедем, везде немцы… 7-го августа снаряд попал в нашу пушку (Михаил был артиллеристом – Авт.). С тех пор в глазах радуги (К концу жизни Михаил Апекишев практически ослеп – Авт.). Везти у нас контуженных было некуда. Фронта, позиции не было. Мы пушку возили, наводчик стоял у колеса, а я в сторонке немного. Вдруг вижу: снаряд мимо нас летит, и говорю: «Филиппов, сейчас и второй полетит. Это пристрелка идет, сейчас и второй будет». А он-то новый паренек, майского набора. И говорит: «Да все это фигня!». И тут второй летит. Я сразу нагнулся, меня не задело – а его всего изрешетило, и не пикнул. Нигде ни крови, ничего, а руки как плети, перебило все. Потом батарею нашу смяли немецкие танки. В лес зашли, а там лежат в яме раненые, никто им не помогает. Тут старшина из другой батареи – кормит ужином, и мне дал поесть… Отступление №2. Про еду. В этом месте в рассказе Михаила Федоровича, кроме темы войны, возникает еще одна вещь – тема еды. Дальше она идет постоянно – через полвека фронтовик позабыл имена некоторых людей и мест, но – с мельчайшими деталями — вспоминает о том, что ему удалось поесть. Все 4 года военных скитаний Михаила Апекишева – это постоянное, какое-то нечеловеческое недоедание. Возможно, поэтому память с мельчайшими подробностями сохранила и воспоминания о «гречневой каше с молоком», и каравае хлеба, съеденных на Украине, и «свеколке», которую удалось выдернуть из земли, пока их гнали в плен. В плену — Немец в кольцо на 100 км нас окружил. Всех нас они рассеяли. Куда нам деваться? Что делать? Винтовку я свою спрятал. И пошли мы в поле, решили — там переспим, а потом будем к своим прорываться. Идем – а там немцы! И повели они нас в лес, у них уже много наших было. Заставили они нас окопы выкопать. Всех обыскали, бритву отняли. Бумажник им свой дал – там у меня облигации были и деньги, они посмотрели и обратно подали. И 7 дней вели нас до города Винницы (это уже Украина), каждый день по 40 км. Мы немытые, полуголодные. Зерна овса выкалупываем из земли и жуем. …В Виннице-то, милый мой, стоит офицер — всех нас просматривает, вдруг видит в строю один человек, переодетый в крестьянское. И кричит: «Юда, юда!» («Еврей, еврей!»). Вытащил его из строя, и заставил всех своих называть. Будочка там у них стояла – там пытки устраивали, евреев, политруков, комиссаров. Стоишь – руки кверху, на голове стакан с водой, пока не упадешь. Потом расстреливали. Давали нам по кружке просяного чая, пили из консервных банок. Выпьешь и вся еда. 100 человек в день умирало от голоду. Винница во время войны. Следующие недели прошли также – их либо гнали вперед, либо перевозили в вагонах. По-прежнему почти не кормили. И вот как-то вечером их – по 100 человек в вагон – посадили в поезд на Тернополь. — Поезд идет, километров 20 отъехали, наверное, от Шепетовки. Тут одна мысль – как бы убежать. Один такой волевой говорит: я в окно выпрыгну, когда поезд пойдет. Я близко у двери сижу – говорю, давайте попробуем двери-то открыть. А они взяли и раздвинулись! Мы и давать прыгать – все друг за другом, в канаву. Темно. Поезд прошел, ни одного выстрела. Михаил Апекишев до конца жизни будет гадать – почему тогда двери вагона не закрыли? По ошибке? Или – скорее всего — кто-то пожалел молодых ребят, понимая, что их ждет в лагере – дал им шанс. Начались скитания по оккупированной немцами Украине. В бегах — И пошли мы по селам. Сразу по огородам – нет ли там чего. Тыква, или, может, картофелина какая. Ничего не было. Потом пошли на огонек. Постучались. Отпер дед: – Ой, хлопцы, вы откуда такие несчастные? Ну-ка давайте, буду вас кормить – принес два кувшина молока, хлеба нам. Поели – дедушка видит, у меня ни шинели, ни фуражки, ничего нет на голове. Фуражку мне дал, пальто старое. И вот пошли мы от села до села, семь дней — в одном селе ночуем, в другом. На Украине Михаил Федорович (местные называли его «Михалка») провел семь месяцев. Староста пристраивал его по разным домам – и он там работал за еду. — В мае месяце, не помню, какого числа, приходит староста и говорит: «Михалка, всех пленных отправляют в Германию. Нам сорок человек велели собрать, не убегайте никуда – все равно бесполезно». И привезли нас в Германию. В Германии — Привезли нас в колючей проволокой огороженный барак. Приходит шеф и говорит: будете хорошо работать – суп будем давать хороший, мясо, колбасу. Ни разу не давали! Вместо этого – брюква. Варили из брюквы суп все три года, что я там был. Михаила Апекишева отправили работать на завод – делать танковые механизмы, в паре с немцем. Здесь работало много пленных русских. — Немцев у нас на заводе почти не было, все на фронте. Французов было много, голландцев. Они хорошо жили, пайки получали. Даже в кино ходили, нас-то не пускали. А потом американцы пришли. Сорок один раз бомбили. Один раз вечером, в 43-м, в октябре месяце, час бросали бомбы. Елки-палки! Освободили их американцы ( советская армия и армия союзников шли в Германии навстречу друг другу) 7 апреля. Американцы с нашими обращались хорошо. — Они нас так кормили, ой! Две банки тушенки в день! Свиное сало, и банка селедки. Утром – чай, и банку на комнату галет, и хлеба пол-буханочки 500 гр, и шоколаду. И по мешку яблок привезли. Потом они нас на аэродром перевезли, там казармы были, и все чин по чину. Мы организовали там полк, военным делом занимались – строевая подготовка была, и тактика. И вот как-то американцы посадили русских пленных в вагоны, снабдили сухим пайком, и привезли на Эльбу, где и передали нашим. Встреча советских и американских войск на Эльбе. — Там два моста деревянных: русских по трое в ряд – на нашу сторону идем. А на другом мосту – французы и итальянцы к ним идут. …Наш офицер нас обыскал – может, оружие, карты есть или приборы какие. Ничего у нас не было. Потом пешком шли 70 километров, пришли в фильтрующий лагерь (то есть в фильтрационный – здесь «органы» проверяли наших пленных – не сотрудничали ли с фашистами – Авт.). Там наш полковник встретил – речь толканул. Проверим, говорит, вас всех – потом пойдете в армию. Полвека прошло, и в 90-е годы семья Апекишевых смогла увидеть его «дело» из архивов НКВД: оказалось, что рассказ рядового Апекишева здесь тщательно проверяли, но ничего крамольного не накопали. Но материалы грозного учреждения все-таки принесли пользу: эти бумаги стали доказательством для Германии, которая в середине 90-х стала выплачивать бывшим русским пленным компенсации за их подневольный труд. И Михаил Федорович за свою трехлетнюю работу на немецком заводе получил, вспоминают родственники, примерно 1100 дойчмарок. Потом нас в запасной батальон определили. Два или три месяца там был, а потом демобилизация. И я домой вернулся. Дома он не был почти 7 лет – ушел в 1939 году. Жена и маленький сын четыре года ничего-ничего о нем не знали. После войны у них родился еще один сын, а в 50-е годы они из Сусанинского района переехали в Кострому. Михаил Апекишев в 1970-е годы. Михаил Апекишев умер в 2002 году. Рассказ о пережитом на войне он закончил простыми словами, сказанными негромким голосом: «Все так и было. Не дай Бог никому». Кирилл РУБАНКОВ. Фото из архива семьи Апекишевых.