Обыкновенные герои Великой Отечественной

Семьдесят четыре года как закончилась война. Статьи, книги, воспоминания продолжают издаваться. Тема эта огромная, необъятная, и каждый раз открываются новые грани, поразительные истории о взаимопомощи и солидарности простых людей. Одна из таких историй — побег из Новогрудского гетто. Это было тут. На этой земле. И сейчас здесь стоят те же леса, дававшие приют во время войны всем, кому повезло остаться в живых. Если приглядеться, то можно увидеть старые дороги и старые землянки партизанских лагерей, а знающие люди могут показать схроны, где прятались спасённые из ада Новогрудского гетто… Потомки этих людей до сих пор живут тут – Козловские, Лавские, Бояровские, Бобровские и другие. Мокрец – небольшая деревушка, всё на виду. И все жители знали, что те соседи прячут беглецов, а эти помогают их переправлять к партизанам, а вон те, в доме наискосок, дают продукты в дорогу – с утра хлеб печь начали. Но никто не сообщил в комендатуру, ни один, хотя фашистские патрули и запугивали жителей, и предлагали немалые по тем тяжёлым временам награды. Вот что рассказывает житель села Мокрец Александр Константинович Бояровский: «И батька, и дед редко говорили о войне. Вообще не принято это было. И никаких льгот не было. А уж про медаль Партизану Отечественной войны вообще молчу – её получали единицы. А что говорить? Всем тяжело тогда было. Человек пришёл к тебе, и ты знаешь, если не поможешь, его тут же убьют – как не помочь? А чтобы донести… Дед всегда говорил: даже в голову такое никому не приходило. И как после этого в глаза людям смотреть? И как жить-то с этим дальше?» В своей книге «Как я остался в живых» из сборника «Холокост: сопротивление на родине Адама Мицкевича» Джек Каган, участник побега из Новогрудского гетто, пишет: «Начало светать. Мы лежали в кустах в двух километрах от города, и оставались там весь день… Как только наступила темнота, мы поднялись и пошли в ближайший дом, постучали в дверь и попросили еды. Человек дал нам буханку чудесного хлеба и молока. Он рассказал нам, что евреи убежали, и немцы их преследуют. Нам очень повезло!» Это в Белоруссии… Сравним с цивилизованной Австрией, которую почти не задела война: «В Лем-вилла жил некий фермер, жена которого услышала вечером шорох в хлеву для коз. Она привела своего мужа, который вытащил беглеца из укрытия. Фермер сразу же ударил этого человека ножом в шею, и из раны хлынула кровь. Жена фермера прыгнула к умирающему и дала ему ещё пощёчину перед смертью».(Archiv Mauthausen Memorial: S. 4/2) Новогрудок — небольшой город в Западной Беларуси, с древней историей, первая столица Великого княжества Литовского, и евреи жили тут, наверное, с самого основания — пятьсот и больше лет. Жили по-разному, но в основном по-добрососедски, по-товарищески с коренным населением. Нацизм – страшная беда, когда одни люди (даже не знаю, люди ли это были) присвоили себе право решать, кому жить, а кого нужно уничтожить, перед смертью ограбив. Об ужасах фашистских концлагерей написано много, но страшнее всего были издевательства над евреями — постоянные, методичные. На протяжении всей Второй мировой войны почему-то сложилось представление, что евреи безропотно терпели гетто, не бастовали, не протестовали, а покорно шли на убой, как жертвенный скот. Но это не так, совсем не так! В Белоруссии было иначе. С первых дней войны группы евреев вливались в действующие партизанские отряды, а некоторые организовывали отдельные еврейские партизанские отряды. На Новогрудчине такими организаторами стали братья Бельские – Тувия, Асаэль и Зусь. Существование любого партизанского отряда невозможно без помощи и поддержки местного населения. Партизаны должны получать продовольствие, связь, информацию. У Бельских «добровольным помощником» была семья Козловских. Тувия давно дружил с Константином Козловским, и в тяжёлые военные годы дружба стала только крепче. Спасение людей из гетто было поставлено основной задачей отряда братьев Бельских, но долгое время уходить удавалось единицам. Что такое гетто? Обычно в городе выделялся квартал, куда сгоняли еврейские семьи со всего города и окрестных местечек. Квартал охранялся, по периметру натягивалась колючая проволока. Решение еврейского вопроса началось сразу же после оккупации Новогрудка. Через две недели всех наиболее видных представителей еврейской интеллигенции вызвали на центральную площадь города и расстреляли по списку, который зачитал председатель юденрата – местного самоуправления. Расстреливали обыденно, под звуки вальса Штрауса – рядом с местом казни играл духовой оркестрик. Эта обыденность ужасала… Седьмого декабря 1941 года фашисты согнали евреев к новому гетто, заставили разобрать забор вокруг рынка. Тяжёлые жерди люди взваливали на плечи и волоком тащили по снегу. Тех, кто падал, расстреливали тут же. На следующий день, восьмого декабря того же года они провели «селекцию»: всех, кто не мог работать, погрузили в машины, отвезли в пригород Новогрудка и там расстреляли. Пустые улицы гетто, полупустые дома заполнились очень скоро: в Новогрудок стали свозить евреев из соседних маленьких местечек. Все ждали новых смертей, но в какой-то момент оккупационные власти решили, что евреи могут приносить пользу: для них на территории гетто открыли мастерские: столярные, слесарные, шорные. Те, кто владел ремеслом, работали, и даже получали повышенные пайки – и снова появилась надежда на то, что жизнь как-то продолжится. Следующий акт «селекции» провели уже в августе 42 года — ещё тысячи убитых. Нельзя сказать, что люди не бежали из гетто, бежали, и очень много. Партизанский отряд братьев Бельских принимал всех, кто шёл на риск, всех, кто соглашался на побег. Партизаны приходили в гетто и агитировали: уходите, здесь вас ничего не ждёт, кроме смерти. Но многие надеялись на то, что расстрелов больше не будет. Надеялись, пока седьмого мая сорок третьего года не расстреляли половину узников. Именно тогда приняли решение прорыть тоннель. Это была невероятная, фантастическая работа! Тоннель длинной в двести метров, высотой в семьдесят сантиметров и шириной в семьдесят сантиметров – только для того, чтобы мог пролезть человек. Его рыли четыре месяца. Сбежали все обитатели гетто, и только семь человек, не хотевших быть обузой при побеге, спрятались на чердаках. Их не нашли, и через неделю они не только смогли выбраться из гетто, но и дойти до партизан. Возможно, побег обошёлся бы совсем без смертей, но беглецы в темноте перепутали направление, и пошли назад, к воротам, где были встречены шквальным огнём охраны. Шестьдесят семь человек погибло во время этой стрельбы и последующей облавы, судьбы тридцати пяти неизвестны, но остальные добрались до партизан. Помогали все, к кому стучались в двери, делились последним, показывали, куда нужно идти. Об этом собрано множество свидетельств. Вот, например, что рассказывает жительница деревни Мокрец Ирина Михайловна Козловская: «К нам пришли двенадцать человек евреев. И мужчины, и женщины, и дети. Они искали дядю Костуся Козловского. А он как раз ушёл к партизанам с ещё одной группой беглецов. Тогда мой отец сказал, это же люди, давайте расширим ямку для картошки и спрячем их туда. Потом придут партизаны, и мы отведём их. Весь день они сидели в лесу, пока мой отец и брат расширяли яму, а потом чтобы сверху было незаметно, на лаз посадили ёлку вместе с корнями. И так они прожили у нас больше недели. А потом пришли партизаны и увели их». К концу войны отряд братьев Бельских насчитывал тысячу двести человек, выдержал три масштабных антипартизанских операции фашистов и смог сохранить не только боевой костяк, но и предоставить защиту множеству стариков и детей. Еврейский партизанский отряд действовал на территории Налибокской пущи. В июле сорок четвёртого года еврейский партизанский отряд вошёл в Новогрудок, где, после торжественного парада был распущен. Большая часть бойцов вступила в Красную армию, и продолжила воевать с фашистами. Семьдесят четыре года, как закончилась война, но ещё долго будут находить снаряды в белорусской земле. Земля не даёт забыть о том страшном времени. Бегство из Новогрудского гетто, еврейские партизанские отряды и взаимопомощь – часто ценой собственной жизни – будут вечной памятью тому, что среди любого зверства, в самых нечеловеческих условиях, человек всегда имеет выбор — оставаться человеком…