Московский набат против Великой смуты
На протяжении всей мировой истории в той или иной стране появлялись политические самозванцы. Но в России был период, когда они сыграли особенную роль в жизни страны. Современники назвали его Смутным временем (1598 — 1613). В 1598 году умер последний московский царь Федор Иоаннович, сын Ивана Грозного. Прямых наследников рода Рюриковичей в живых не осталось, и самая древняя династия в Европе, правившая Россией более 600 лет, прервалась. В других странах из подобных ситуаций выходили, отдавая престол родственной династии или выбирая монарха из других знатных родов, но у России такого опыта не было. На Земском соборе царем был избран Борис Годунов – шурин Федора Иоанновича, брат царицы Ирины. Но его право на престол многими не признавалось, он не был Рюриковичем. Кроме того, в годы его правления случились природные катаклизмы, вызвавшие многолетние неурожаи. Народ тут же обвинил в этом нового царя, мол, нет на него Божьего благословления. В обществе росло напряжение. Требовался царь, который бы всех устроил. Но единственный из оставшихся сыновей Ивана Грозного малолетний царевич Дмитрий при загадочных обстоятельствах погиб. Стали распространяться слухи, что царевич жив. Это была благодатная почва для появления первого самозванца, ловкого авантюриста, объявившего себя выжившим сыном Ивана Грозного, который вошел в историю как Лжедмитрий I. После кончины Бориса Годунова в условиях Смуты бояре, мечтавшие отобрать трон у ненавистного им семейства Годуновых, присягнули самозванцу, тому, кто выдавал себя за последнего из рода Рюриковичей. 30 июля 1605 года в Москве прошла коронация «Государя, Царя и Великого Князя всея Руси» Дмитрия Ивановича. Большинство историков убеждены, что это был беглый монах из Чудова монастыря Григорий Отрепьев, сын мелкопоместного калужского дворянина. Как писал русский историк В. О. Ключевский, самозванец был «лишь испечен в польской печке, а заквашен в Москве». Получив поддержку польского короля и некоторых польско-литовских магнатов, Лжедмитрий тайно принял католичество, дав слово нунцию римского папы привить католицизм в России. Он также пообещал отцу своей польской невесты Марины Мнишек Новгород и Псков. На обещания простолюдинам он тоже был щедр. Это и отмена крепостничества, и щадящие налоги. Но всем, как известно не угодишь, поэтому преференции получили лишь служилые люди, горожане Путивля, первыми открывшие ворота самозванцу и семейство Романовых, находившееся в опале при Годунове. К маю 1606 года царь Дмитрий Иоаннович уже почти год восседал на троне, держать себя по-царски помогало иезуитское воспитание. Также он мог подсмотреть, как проходят царские церемонии, из окон Чудова монастыря, еще будучи монахом. Особой кровожадностью самозванец не отметился, казнил только тех, кто не признал в нем царя. Но по разумению москвичей, он не соответствовал образу природного государя. В «Кратком известии о Московии» Исаак Масса, голландский купец, многие годы проживший в Москве, так описал Лжедмитрия: «Он был мужчина крепкий и коренастый, без бороды, широкоплечий, с толстым носом, возле которого была синяя бородавка, жёлт лицом, смугловат, обладал большою силою в руках, лицо имел широкое и большой рот, был отважен и неустрашим, любил кровопролития, хотя не давал это приметить». Своей внешностью он вовсе не походил на прежних московских царей. Больше всего москвичей раздражало отсутствие у него бороды — обязательного атрибута не только царя, но и всякого православного человека. Москвичам очень не нравилось, что он окружил себя иноземцами, не ходил в баню, не спал после обеда и собрался венчаться с полячкой накануне постной пятницы. Менее чем за год своего царствования самозванец сумел вызвать в народе откровенное отвращение нарушением православных обычаев и потворством иностранцам. На высших должностях в государстве оказалось слишком много поляков-католиков, враждебных русскому православию. Гнев москвичей дошел до точки, когда в Москву в конце апреля 1606 года приехали на свадьбу несколько тысяч поляков, которые вели себя крайне развязно, а в день свадьбы 22 мая (Николин день) занимались откровенным грабежом. Недовольство горожан был подхвачено боярами во главе с Василием Шуйским, спланировавшим и организовавшим восстание. Ранним утром 27 мая 1606 года с колокольни храма Ильи Пророка на Ильинке раздался набат, подхваченный другими церквями Москвы. Н. И. Костомаров так описывает «ужасную тревогу столицы»: «17 Маия … ударили в колокол сперва у Св. Илии, близ двора гостиного, в одно время загремел набат и в целой Москве, и жители устремились из домов на Красную площадь с копьями, мечами, самопалами, дворяне, дети боярские, стрельцы, люди приказные и торговые, граждане и чернь». Русский люд начал массово убивать обнаглевших поляков, а Шуйский и его сторонники призвали обезумевшую толпу «идти на злого еретика». Лжедмитрий пытался бежать, выпрыгнув из окна, но в итоге был схвачен, допрошен и расстрелян. Позднее его прахом зарядили пушку и выстрелили в сторону Польши. Ильинский набат Сигнал к восстанию, прозвучавший с колокольни церкви Ильи Пророка на Ильинке, вошел в историю как Ильинский набат и превратился в символ преодоления иноземного влияния. Смута длилась еще более 10 лет, но само восстание – это первый стихийный всплеск народного гнева, и именно оно послужило началом борьбы с зарвавшимися иноверцами. На новгородском подворье Ильинского монастыря проживал митрополит Иссидор, который был сторонником Василия Шуйского и, по мнению культуролога Андрея Ломоносова, «совершенно очевидно, что и митрополичьи слуги, так называемые «дети боярские», могли участвовать и в заговоре, и в восстании. Очевидно, что набат монастыря мог впоследствии, в случае неудачи восстания, стать роковым обстоятельством для инициаторов его звучания. Розыск определил бы, где это началось». В сознании русского человека колокол — живое существо. У колокола, как у человека, есть свои голова, уши, туло, рубашка, свой голос и язык. Колокола одухотворяются, получают человеческие имена («Иван», «Годунов», «Карнаухий»), рассматриваются как союзники или противники в политической борьбе, подвергаются наказаниям за призыв к «общественным проступкам». Впечатляют истории наказания двух колоколов — новгородского и угличского. Новгородский вечевой колокол указом Ивана 3 в 1478 году был арестован и сослан в Москву, где его перелили в набатный колокол Московского Кремля, который в 1681 так напугал своим звоном царя Федора Алексеевича, что был «сослан» в северный монастырь. Памятна история угличского колокола, наказанного в 1591 году как виновника «смуты». Пономарь Федор Огурец ударил в набат по приказу матери наследника Ивана Грозного Марии Нагой, оповещая горожан об убийстве царевича Дмитрия. Жители Углича устроили кровавую расправу над предполагаемыми убийцами. Все участники событий были одинаково жестоко наказаны царем Борисом Годуновым. Колоколу также вырвали язык, отрубили ухо, высекли плетьми и с остальными виновными сослали в Тобольск. В русской православной культуре колокольный звон во все века воспринимался как «Глас Божий во дни торжеств и бед народных». Он не только оповещал о начале молитвы, но мог служить и сигналом тревоги (набат — частые удары одного колокола). Роль сигнала на Руси всегда имела особенное значение. Именно поэтому мы помним о набатах, и они вольно-невольно сохраняют топонимическую память. Где они звучали, в каком монастыре, по какому поводу. Ильинский набат, который привел к свержению Лжедмитрия, имеет общеисторический смысл. И в последующей русской истории набат — это призыв к единению. При Михаиле Федоровиче Романове после окончания Смуты значение Ильинского набата было признано на государственном уровне. В день памяти пророка Илии ежегодно царь и его отец патриарх Филарет на Лобном месте Кремля совершали благодарственный молебен, после чего молились в храме Ильи Пророка на Ильинке. Пять веков под защитой Ильи-Пророка В яркой истории храма Ильи Пророка на Ильинке, кажется, было все: расцвет, полное уничтожение, участие в освобождении России, эпидемия чумы, воспитание святых отцов, разграбление наполеоновскими войсками в 1812, пожары, смерти за веру, поругание святынь. Он не раз менял народное название, неоднократно перестраивался, но сохранял посвящение главного престола пророку Илии. Целеустремленный турист, жаждущий поскорее сделать селфи на Красной площади, а потом поболтаться по ГУМу, пройдет и не заметит. А между тем, истинные знатоки российской истории уверяют, что это жемчужина, самый древний из сохранившихся в центре Москвы храмов Ильи Пророка. Крестовокупольный бесстолпный каменный храм был построен в Ильинском монастыре. «Того же лета (1519 от Рождества Христова) месяца маиа 11 день заложиша церковь камену за Торгом в манастыри святаго Илию, а ставил от простых людей нехто именем Клим, а прозвище Мужило», – так Владимирский летописец рассказывает о начале строительства храма пророка Божия Илии в Китай-городе. Улицу после его возведения переименовали в Ильинку, до этого — Дмитриевская. По первоначальному облику — это одна из самых интересных построек итальянских мастеров, сыгравших огромную роль в формировании архитектурного облика Москвы. Летописцы 16 века, сообщая о важнейших московских событиях, использовали церковь Ильи Пророка на Ильинке в качестве ориентира. «Лета 1041(1533) иулия явльшеся звезда, в 4 час нощи, над посадом славного града Москвы, промеж святого пророка Илии и Богоявления за Торгом, невелика и недобре светиша, но луч от нея сияше долг и широк на земной восток; а видима бываше по многие нощи». Новгородское подворье, которое появилось рядом с Ильинским храмом в 1570 году, не раз оказывалось в центре ключевых событий истории Русского государства. Первый призыв против смуты, Ильинский набат, в 1606 году прозвучал отсюда. Храм по сути стал активным участником первого восстания москвичей, лишивших престола Лжедмитрия I.
