Что в русской парной делали с «огненным» веником
«Пар костей не ломит», – любят приговаривать русские. Но то, что зачастую делали в парной на Руси, вызывает не только чувство неловкости или растерянности, а настоящий шок. Попарить покойника и уморить старца На языческой Руси баньку часто затапливали, чтобы «попарить» покойников, вернее, их дух. У современного человека ритуал вызовет по меньшей мере недоумение: обрядовые театральные причитания, даже если родственник умер давным-давно, «поддавание парку» так, чтобы не задеть дух умершего, нетронутый обмылок и лучший веник для пришедшего помыться почившего родственника. «Парили» дух покойника на 40 день, а также на Радуницу – день поминания усопших. О славянском ритуале умерщвления стариков пишет в своей книге «Языческая символика славянских архаических ритуалов» Наталья Велецкая. Умирающего старика приносили в баню зимой, омывали в парной, а затем частично разбирали крышу, чтобы душа «быстрее попала на небо». Если земля на погосте промерзала так, что не копнуть, хоронили умершего в земляном полу парной, а весной переносили останки на кладбище. К такой практике прибегали жители русской деревни Карстала в Ингерманландии. Огненный веник Путешествующие по Руси иностранцы часто сравнивали русскую парную с пыточной. Невдомек им было, что русские мужики и бабы неистово хлещут друг друга вениками, чтобы очистить тело и душу. Впрочем, отчасти в подозрениях иностранцы были правы: баню нередко использовали для того, чтобы «узнать подноготную». Нет, иглы под ногти в парной не загоняли, а вот веником подожженным хлестали. Такой вид дознания использовался во времена опричнины. «Псы» Ивана Грозного пытали подозреваемого искусно: умереть несчастному не давали, чтобы мука длилась максимально долго. Малейшее прикосновение к распаренным зудящим ожогам вызывало болевой шок, узник терял сознание, а когда приходил в себя, его снова «парили». Без порток и без шляпы Бичом русских бань, по словам Гиляровского, были банды банных воров. Их добычей становилась одежда посетителей. В «простонародных» банях воры использовали простую схему. Сначала «поддавали» пару на каменку так, чтобы дальше носа не видно было. Посетители, которые не выдерживали жару, выскакивали в мыльню, а тем временем воры срывали их одежду с шестов и прятали тут же. Оставалось после закрытия заглянуть в парную и забрать спрятанное белье. А платить за украденное приходилось служащим бань. В «дворянских» отделениях воры использовали другую схему. Посетитель за сданное платье получал жестяной номерок. Кто-то вешал его на шею или запястье, а кто-то – на ручку шайки. Но в любом случае ловкий вор ухитрялся подменить номерок, быстро выскочить из парной и забрать дорогую одежду. Банщики-каторжники Как писал известный знаток русского быта Михаил Гиляровский, тяжелее всех в московских банях приходилось парильщику. Его рабочий день длился 21 час (с 5 утра до полуночи). Температура в парной доходила до 75 градусов. В обязанности входило не только мытье, хлестание веником, растирание посетителей, но и топка печи с уборкой мыльни. Один перерыв на полчаса в полдень. И за такой каторжный труд никакого жалованья! Только «подачки от мывшихся» – кто сколько даст. Половину «чаевых» парильщик должен был отдать хозяину. Бей вора! Некоторые владельцы бань, стремящиеся сохранить репутацию своего заведения, платили банным ворам каждый месяц отступные. «Крышующие» воры «на окладе» следили, чтобы другие пройдохи не крали одежду посетителей, а если кто-то из другой банды попадался, его калечили или убивали на месте. Использовали и «более гуманный» способ наказания. Пойманного вора в полицию не сдавали, а чинили медленный самосуд. Его привязывали к специальному столбу, который поддерживал потолок в парной или другом зале, и каждый посетитель мог вдарить хорошенько. В односторонних боях без правил разрешалось всё: долбануть тростью, дать кулаком прямо в нос, пнуть раз пять. Понятно, что среди желающих в основном были недавние жертвы, и неважно, если обокрал их совсем не тот, кого теперь истязали у столба. А в конце дня изувеченного вора попросту выкидывали на улицу, даже если стоял лютый мороз. Про болонок и веники Наряду с мужскими и женскими отделениями, а также градацией по статусу – простонародные, дворянские, купеческие, в московских банях были семейные отделения. Они пользовались популярностью у дам высшего света, которые приходили попариться вместе с любимыми… Нет, не детьми, а моськами. Горничные усердно мыли и парили собачек, чтобы барыня осталась довольна. В начале 80-х готов вышло негласное «банное постановление» – брать по копейке за веник. «Ломовая цена» вызвала скандал, который в Устьинских банях Москвы закончился комично. Посетители повыбивали окна, а затем устроили драку не хуже, чем ковбои в салунах Дикого Запада. Публика, не участвующая в потасовке, как пишет Гиляровский, разбегалась домой, в чем мать родила. Кровавые банки Как известно, в русской парной лечили многие болезни. Вот только, что излечивала популярная процедура постановки банок в общественных парных Москвы XIX века, остается загадкой. В антисанитарных условиях цирюльник брил и стриг, а в перерывах – пускал кровь при помощи банок. Их устанавливали обычно на 2-3 минуты, чтобы втянуть не более сантиметра кожи, но если цирюльник «отвлекся» на стрижку или вышел покурить, то банка могла простоять втрое дольше. Когда «жертве» все-таки удавалось заставить цирюльника вернуться, «лекарь» при снятии банки слегка надрезал втянутую кожу. На надрез повторно ставилась банка, которая через 5 минут полностью наполнялась кровью. Затем цирюльник срывал банку, и вся кровь оказывалась на полу. Таким же образом устанавливалось еще 11 банок на других участках тела. В итоге весь пол и скамья были залиты кровью. В рекламных целях на вывесках парных обычно красочно изображали процесс «пущания крови». Цирюльник с окровавленным ланцетом стоит рядом с крепким мужиком, из руки которого фонтаном брызжет кровь. Тут же – мальчишка с полотенцем и огромным тазом, наполненным кровью. Место встречи изменить нельзя Бани, и парные как обязательная их составляющая, нередко становились местом встречи гомосексуалистов. Особенно это касается петербургских парных, которые после 1905 года приобрели репутацию мужских борделей. Криминальный журналист тех времен Руадзе писал, что в Знаменских банях Петербурга можно не только уединиться с постоянным любовником в отдельном номере, но и купить абонемент на стандартные и дополнительные услуги банщика. Выбрать «малого» можно было по фотографии в специальном альбоме. Упоминания о посещении «обители порока» есть в дневниковых записях литератора Серебряного века Михаила Кузьмина, а также великого князя Константина Константиновича (дяди Николая II).
