День в истории. 12 июня: расстрелян атаман червонных казаков, которого Сталин назвал трусом
Примаков родился в 1897 году в местечке Семеновка Черниговской губернии, в семье местного учителя Марка Примакова. Некоторое время учился в черниговской гимназии, где его одноклассником был сын знаменитого писателя Коцюбинского. Дальше, как это нередко бывает в официальных биографиях подобных деятелей, начинаются нестыковки. В ряде источников сообщается, что Примаков осиротел, и пожалевший его Коцюбинский усыновил мальчика. Однако это несколько не согласуется с тем фактом, что Марк Примаков был жив еще в годы Гражданской войны, когда его сын уже был видным военачальником. А мать была жива еще как минимум в середине 30-х. Кроме того, вызывает сомнения, что Коцюбинский мог усыновить его. Во-первых, при живых отце и матери это было очень сложно. Во-вторых, в таком случае Примаков сменил бы фамилию или, в крайнем случае, носил бы двойную. В-третьих, в случае усыновления он не смог бы жениться на дочери Коцюбинского Оксане, ведь в таком случае это был бы брак между братом и сестрой. Однако тесная связь Примакова с семейством Коцюбинских — это факт. Видимо, не без влияния сына писателя Юрия, который был активным большевиком в Чернигове, Примаков вступил в РСДРП. Впрочем, его подпольная карьера была недолгой. Вскоре он был арестован за распространение в черниговском гарнизоне антивоенных прокламаций (по другой версии, за хранение целого арсенала оружия). Его отправили в Сибирь на поселение, но и там он пробыл недолго. Через полтора года случилась Февральская революция, и он вернулся. Дальнейшему карьерному росту поспособствовала дружба с Юрием Коцюбинским. Сын писателя, будучи в военное время прапорщиком, был включен в состав петроградской «военки» (военная организация большевиков занималась подготовкой восстания и его силовым обеспечением). В самом начале ноября Коцюбинского включили в состав ВРК, непосредственно занимавшегося восстанием во всей его полноте, и он притянул за собой Примакова, которому было доверено командовать одним из отрядов, штурмовавших Зимний. Так 20-летний Примаков неожиданно оказался на расстоянии одного рукопожатия от крупнейших большевистских функционеров. После революции неразлучную парочку перебросили на Украину. Большевикам не удалось взять власть в Киеве, позиции Рады там оказались сильнее. Им пришлось перебраться в Харьков, где они и провозгласили Украинскую советскую республику в противовес УНР. Более статусный Коцюбинский вошел в руководство этой республики, а Примакова отрядили формировать вооруженные силы новой республики — Червонное казачество. Не стоит обманываться этим названием, казаков там практически не было. Это название было не более чем пропагандистским трюком. Дескать, есть контрреволюционные донские казаки и такие же контрреволюционные украинские вольные казаки, а есть правильные, червонные. В действительности в 1-м полку Червонного казачества служил кто угодно. Более того, русские и украинцы некоторое время вообще были в меньшинстве. На сторону большевиков перешел один из батальонов 2-го украинского полка УНР. Вот, собственно, и все казаки. В остальных сотнях служили латыши, ингуши, венгры (была целая мадьярская сотня) и даже курды, которые составляли большинство в одной из сотен. После оккупации УНР немецкими войсками Примаков с отрядом ушел в РСФСР, где был формально интернирован (по условиям Брестского договора), а полк для отвода глаз был переименован в Днепровский отряд. До декабря 1918 года полк не принимал участия в боевых действиях. В дальнейшем был развернут в бригаду, затем в дивизию, а к концу войны стал уже корпусом. Соответственно, уже к 23 годам Примаков стал комкором. Звездным часом Примакова стало участие в Орловско-Кромской операции, когда удалось остановить наступление Деникина на Москву. Тогда примаковцы наряду с элитными латышскими стрелками стали главной ударной силой РККА. После окончания войны Примаков окончил курсы высшего комсостава и был переброшен как военный советник в Китай под видом английского офицера. Затем был военным атташе в Афганистане, принимал участие в афганском походе. При всем при этом Примаков еще находил время писать книги и участвовать во внутрипартийных баталиях в СССР. Некоторое время он публично поддерживал Троцкого, но поняв, что звезда его закатилась, отмежевался от бывшего вождя Красной армии. Несмотря на амбиции, три ордена Красного Знамени и учебу в Германской академии генштаба по обмену опытом, Примаков уперся в потолок и никак не мог прыгнуть выше. Он как был комкором в 23 года, так им и остался почти в 40. Высшей точкой его карьеры стала должность заместителя командующего Ленинградским военным округом. Для человека, который в 23 года командовал кавалерийским корпусом, достижение не самое выдающееся. Тем более, что старый друг Коцюбинский уже успел породниться с влиятельным Петровским и стать вице-премьером УССР. Примаков же увлекся богемными тусовками и женился на «музе русского авангарда» Лиле Брик. Она, конечно, была дамой известной и для многих желанной, но не лучшей партией для большого военачальника сталинских времен. Вдобавок Примаков в период пребывания в Ленинграде жил де-факто в групповом браке на четверых. Помимо обоих Бриков с Примаковым жила еще и супруга режиссера Жемчужного. Для богемы первой половины 20-х это было нормально, но для комкора сталинских времен уже перебор. (К слову, Брик не слишком переживала по поводу гибели мужа и уже через два месяца после его расстрела веселилась в Ялте со своим будущим третьим мужем Катаняном). После окончания Гражданской войны в советской верхушке оказались три влиятельных клана, сформировавшихся на базе знаменитых военных соединений, во главе которых стояли харизматичные лидеры. Существовали будёновцы, котовцы и примаковцы. Многие котовцы изначально имели тесные связи с криминалом, поэтому были как бы в тени двух остальных, тем более после гибели самого Котовского. А вот примаковцы и буденовцы недолюбливали друг друга. И те и другие считали свои заслуги более значительными, чем у оппонентов. У примаковцев к этому добавлялась еще и обида за несправедливое, как им казалось, затирание. Буденовцы пользовались симпатиями Ворошилова и, соответственно, Сталина, а вот примаковцы не могли похвастать подобным. Кроме того, в годы Гражданской войны Примаков пожаловался на конармейцев, устроивших погромы, в Реввоенсовет, и это привело к серьезному разбирательству. К тому же, Примаков недолюбливал и Ворошилова, которого значительная часть красных командиров периода Гражданской вообще считала пустым местом, попавшим в наркомы исключительно из-за близости к Сталину. Ворошилов в свое время санкционировал отзыв Примакова с должности военного атташе в Японии, причем Примаков толком даже не успел развернуться на новом месте. Примаков попал под репрессии одним из первых среди крупных красных военачальников. Сказалось и то, что он в свое время неаккуратно поддержал Троцкого, и его давняя взаимная неприязнь с Буденным и Ворошиловым. Примаков был арестован 14 августа 1936 года и обвинен в троцкистском заговоре. Следом арестовали и всех его соратников. На следующий день взяли бывшего начальника артиллерии примаковцев Зюка-Нахамкина. Ближайший сподвижник Примакова еще по временам Червонного казачества Семен Туровский был арестован 4 сентября. Старый друг Коцюбинский был арестован в начале октября. К тому моменту он был председателем Госплана УССР и входил в ЦК КПУ. Какое то время Примаков отрицал обвинения, но потом сломался и сделал все, что требовалось. Ежов позднее цитировал одно из покаянных заявлений Примакова: «В течение 9 месяцев я запирался перед следствием по делу о троцкистской контрреволюционной организации. В этом запирательстве дошел до такой наглости, что даже на Политбюро перед товарищем Сталиным продолжал запираться и всячески уменьшать свою вину. Товарищ Сталин правильно сказал, что «Примаков — трус". Хотя Примакова и арестованного вскоре Путну относят к одному масштабному делу Тухачевского, в действительности фамилия Тухачевского вообще не фигурировала в материалах дела на протяжении почти года. Примакова арестовали в августе 1936-го, а Тухачевский угодил в опалу в мае 1937-го. И только с этого момента фамилия маршала впервые появляется в показаниях Примакова. Вполне очевидно, что появилась она по инициативе следствия, а не самого Примакова. 11 июня Примаков вместе с остальными военачальниками был приговорен к смертной казни и на следующий день расстрелян. Как и остальные казненные в ходе «чисток» военачальники, Примаков был реабилитирован в 50-е годы. Со смертью комкора закончилась и история червонных казаков (хотя он уже давно не был их атаманом). 1-й корпус Червонного казачества летом 1938 года был переименован в 4-й кавалерийский корпус, а спустя два года и он был окончательно расформирован.
