Троцкий и Горбачев: кто оказался прав
9 августа 1990 года президент СССР Михаил Горбачев подписал указ о создании Фонда государственного имущества СССР. Можно ли считать это началом приватизации, которую, впрочем, многие называют «разграблением советского наследия»? В указе Горбачева, в частности, говорилось, что в СССР «начат переход к рыночной экономике и многообразию форм собственности». Отмечено, что уже «передаются в аренду предприятия, идет образование акционерных обществ, создаются реальные предпосылки для формирования рынка акций и других ценных бумаг». И что процесс преобразования государственной собственности в другие формы будет нарастать. Однако, о том, какие это «другие формы собственности», не сказано. Просто не знали или не решались говорить. Создаваемому Фонду поручалось разработать программу преобразования госпредприятий в акционерные общества и предприятия, основанные на каких-то «иных» формах собственности, с одновременным осуществлением демонополизации производства. Важно отметить, что в указе нет термина «частная собственность». Указ «Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий» появится лишь через год, 1 июля 1991 года. Но и там все было описано довольно мутно. Тогда в обществе, и, главное, в правящей номенклатуре шли острые дискуссии о том, насколько допустимо вообще «реформировать» социализм так, чтобы он остался социализмом, а Советский Союз не впал в опасное «буржуазное перерождение». Идеологи-догматики из ЦК КПСС почитали государственную собственность (тогда ее предпочитали называть общенародной) «священной коровой», которую нельзя отдать на заклание никаким реформам. Она виделась основой советского строя, а эксперименты «братьев по соцлагерю» в Восточной Европе с мелкой частной собственностью считались подозрительными и даже опасными. О «разгосударствлении» впервые заговорили на заседании Верховного Совета СССР в апреле 1990 года. Тогда предусматривалось, что главной формой передачи станет аренда с правом выкупа, а затем— акционирование. Соответствующий закон был ориентирован на выкуп предприятий в собственность, прежде всего, трудовыми коллективами. В указе 1 июля 1991 года уже появляется термин «приватизация», как «приобретение в собственность граждан и созданных ими юридических лиц предприятий, находящихся в государственной собственности». Опять же в основном речь шла о самих работниках предприятий, которые имели преимущественное право на приобретение его акций. А для «сторонних» покупателей оговаривались суммарные квоты на покупку приватизируемого имущества (союзные республики должны были определять их самостоятельно), а также временное запрещение права на перепродажу и другое отчуждение имущества. Последнее, кстати, было толковым предложением само по себе. Жаль, что последовавшая уже после распада СССР приватизация не следовала этому правилу жестко. Это могло бы сделать приватизацию более эффективной и менее «спекулятивной». К идее приватизации шли долго и трудно. Это требовало преодоления слишком многих догм. Хотя в 60-х годах, с подачи тогдашнего главы правительства Алексея Косыгина и его советников были предприняты робкие попытки дополнить государственный социализм некими рыночными«улучшениями» (при неприкосновенности госсобственности), все эксперименты с хозрасчетом и самоокупаемостью были быстро свернуты: для партбюрократии даже это было сочтено опасным «отступлением от социалистических норм». А после взлета цен на нефть к ним уже решили не возвращаться. СССР впал в застой, который его и убил. Однако в годы перестройки нараставшие проблемы в советской экономике стали подталкивать руководство страны к мысли о том, что надо что-то делать. Темпы роста ВВП упали до небывалых в СССР размеров (1,5% в 1988 году, сельское хозяйство сократило объемы производства на 2,5%). Таких низких темпов не было в советской истории после 20-х годов никогда. Первым шагом стал тот же самый переход на хозрасчет, с которым пытались экспериментировать в 60-х: с 1 января 1988 года на него перешли 60% промышленных предприятий. Любопытно, что в том же году был реабилитирован один из лидеров партии в 20-х годах Николай Бухарин, который выступал (пока его не задвинули, а потом не репрессировали) за сохранение рыночных отношений в духе НЭПа. В мае того же года был принят закон о кооперативах, давший им права, равные с правами госпредприятий. В «либеральной части» советского руководства стала набирать популярность теория так называемого «производственного самоуправления», согласно которой «рыночная экономика» была допустима лишь в том случае, если речь шла о прибыли с личного труда, но никак не наемного. Идея отдавала большим идеализмом и наивностью: надо, мол, наделить властью рабочие коллективы на предприятиях, и они будут противостоять бюрократии. Это все тогда обсуждалось всерьез. Много говорилось о «расширении рабочей демократии», об усовершенствовании социализма, от которого ни в коем случае нельзя отказываться. Главной целью перестройки Горбачев в то время заявлял «возвращение к теории и практике ленинской концепции социализма». На февральском пленуме 1990 года ЦК КПСС, обсуждая так называемое разгосударствление, он отвергал при этом частную собственность. На пленуме был составлен совершенно невнятный итоговый документ, который продвигал принцип множественности форм собственности, «при ведущей роли общественной собственности, «дебюрократизацию» или обобществление государственной собственности и поддержку собственности рабочих и коллективной собственности при гармоничном сосуществовании плановой и рыночной экономик». Вот так тогда «скрещивали ужа с ежом» в экономической теории. В марте 1990 года председатель Верховного Совета Анатолий Лукьянов направил в ЦК КПСС для утверждения проект поправок к Конституции СССР, касавшихся собственности. Там опять нет ни слова о частной собственности. Говорилось снова об «обобществлении» госсобственности, о какой-то «собственности советских граждан» (но не частной), о коллективной и государственной собственности. При этом «собственность граждан» предполагала возможность «самостоятельного ведения хозяйственной и иной не запрещённой законом деятельности». То есть опять без наемного труда и эксплуатации человека человеком. Апофеозом наивности, пожалуй, стала программа введения рыночной экономики, известная как«план Шаталина»: предполагалось внедрение рынка в Советском Союзе за 500 дней. Появившись в мае 1990 года, она представляла собой гремучую смесь популизма и абстрактной политической программы, сооруженной из остатков марксистско-ленинской идеологии. В преамбуле было сказано, что большую часть государственной собственности надо отнять у государства и «вернуть людям». Вот как это формулировалось:«Право на собственность осуществляется через разгосударствление и приватизацию, когда государственное имущество переходит в руки граждан. Именно в этом, в обретении народом собственности проявляется в первую очередь социальная направленность экономики. Это не есть акт реванша, а восстановление социальной справедливости, укрепление прав человека на получение доли из национального богатства страны». Никакой конкретики. До конца существования СССР руководители страны так ничего толкового в экономике и не придумали. Рыночные реформы начали уже позже и без них. Но и рыночные реформаторы совершили впоследствии немало ошибок, главная причина которых была в том, что страной в то время руководили люди, которые ровным счетом ничего не понимали в рыночной экономике и вообще плохо ориентировались в современном им мире. Главные экономические советники у них были примерно такие же — люди с мозгами, запудренными марксистско-ленинской идеологией и догмами. Зато прав в результате оказался никто иной, как один из лидеров октябрьской революции Лев Троцкий, который еще в 1936 году провидчески написал, что «класс» привилегированных государственных бюрократов, почувствовав угрозу своему могуществу, не замедлит конвертировать государственную собственность, то есть собственность рабочих и крестьян, в наследственную частную. Но даже он не мог предположить, что это произойдет в историческом масштабе так быстро: к началу ХХI века в собственности российского государства оставалось лишь 4,8% всех заводов и предприятий страны. И оказались эти предприятия и заводы отнюдь не в руках рабочих коллективов, как наивно предполагало советское руководство во главе с Михаилом Горбачевым.
