День в истории. 22 августа в Харькове родился поэт, которому было «Не до ордена. Была бы Родина»
Миша Кульчицкий родился тогда, когда в его городе хозяйничала Добровольческая армия в уважаемой семье. Его бабушка по отцу, Евгения Федоровна Цвейгер, была певицей и актрисой. В Харькове играла в театре Сарматова, после революции — в Народном театре (Театр Дома рабочих металлистов). Она состояла в родстве с поэтом Афанасием Фетом (Шеншиным). «Бабушка посещала его в Орловской губернии, — вспоминала внучка, — но дружбы у них как-то не получилось… Окончила Одесскую консерваторию по классу вокала, полюбила Михаила Васильевича, деда моего, за которого и вышла замуж, — рассказывала о бабушке Олеся (Ольга) Валентиновна, сестра поэта. — Дед был казацкого рода, хотя корни тянутся из Польши. А прадед наш — храбрый казак Василий воевал с турками и принимал участие в освоении Кавказа. Из военных походов он привез себе жену — грузинскую княжну. Жили они с тремя сыновьями в Киеве. Один из них, Михаил, и был нашим дедом». Сам поэт в своей «Дословной родословной» писал так: Мое родословное древо другое — Я темнейший грузинский князь, Я немного скрывал это все года, что я актрисою-бабушкой — немец. К словам Ольги и Михаила Кульчицких можно добавить лишь то, что они происходили из дворян Херсонской губернии. А также главное — судьбу их любимого отца, Валентина Михайловича (1880-1942), героя Русско-японской и Первой мировой войн. 3 июня 1900 года Валентин Кульчицкий вступил в армию «рядовым на правах вольноопределяющегося 2-го разряда». За одну из разведок во время Русско-японской войны в ноябре 1905 года он получил первую боевую награду — Георгиевский крест 4-й степени. К концу службы был кавалером полных четырех Георгиев — орденов, которыми награждали за исключительную личную храбрость. Затем он был произведён в офицеры и дослужился до ротмистра. В Первую мировую войну 1914 года Кульчицкому довелось служить под командованием генерала Брусилова. На фронте Валентин Михайлович начал вести дневник, страницы которого вошли в изданные им позже рассказы о войне. Кульчицкий — также автор двух поэтических сборников. «Отклики души в минуты вдохновения» изданы в 1906-м в Твери, а «Росинки поэзии», в 1912-м в Харькове. В 1917 году Валентин Михайлович женился на Дарье Андреевне Яструбинской. Поэт Борис Слуцкий, близкий друг Михаила Кульчицкого, вспоминал: «Давным-давно в Харькове на Грековской улице в темноватой, уставленной старинной мебелью квартире Кульчицких Миша показывал мне несколько тоненьких книжиц отца. Среди них были стихи — они, кстати говоря, описаны в известном библиографическом томе Тарасенкова (Русские поэты ХХ века: 1900-1955). Было и несколько брошюр об армии, о морали военного человека, офицера, гвардейца. Мы с удивлением вычитали из брошюр полемику с Короленко: В.М. Кульчицкий отстаивал необходимость в офицерской среде дуэлей. В.Г. Короленко зло и убедительно его оспаривал». Но главной книгой В. М. Кульчицкого стали «Советы молодому офицеру», где в виде афоризмов были изложены «даже сейчас, а может быть, именно сейчас, не устаревшие истины и правила поведения на службе и в быту», — считает Ольга Валентиновна. Несколько раз переизданная, книга стала основой принятого в армии кодекса чести русского офицера. Именно ее цитировала в войну «Красная Звезда» в конце 1943 года, когда ни Валентина, ни Михаила Кульчицких уже не было в живых. После революции В. Кульчицкий получил юридическое образование и стал работать юрисконсультом. Семья жила в Захарьковской части, на улице Грековской, почти ежегодно страдавшей от паводков. Миша по Гимназической набережной ходил сначала в 1-ю, а потом в 30-ю школу (и здание, и номер школы сохранились по сей день), где до него получали образование писатели Израиль Меттер и Эммануил Казакевич. Литературовед Лев Аннинский пишет: «В 1933 году отец арестован за сокрытие дворянского происхождения, каковое (сокрытие) объяснил следователям так: революция отменила сословия, и он просто не придал значения странным пунктам анкеты. При всей внешней верноподданности такой довод отдавал тонкой издевкой, и арестанта отправили на Беломорканал, а затем в ссылку, куда к нему на свидание допустили со временем и сына. Сын вывез из поездки поэтически изваянный карельский пейзаж, стихотворение появилось в журнале «Пионер», и это стало первой публикацией Михаила Кульчицкого». Вот сюжет стихотворения Кульчицкого 1939 года: два приятеля пьют вино, рассуждают об Александре Грине. Ночь. Звонок в дверь. Хозяин выходит в прихожую. В дверях почтальон с посылкой из лагеря от старика-отца. «Посылка эта стоила не больше, чем на полу разлитое вино». В посылке — письмо с провинциальными вопросами и пожеланиями. Сын не знает, куда ему деться от стыда перед приятелем, куда спрятать «заштопанные стариком перчатки». Стихотворение обрывается так: «Приятель вышел, будто прикурить, и плакал, плакал на чужой площадке». Освободили Валентина Михайловича в 1936 г. «за отсутствием состава преступления», но «проживать в больших городах не разрешалось». Он снял комнату в соседнем Белгороде. Уже в 1937 г. всё-таки вернулся в Харьков, а в 1938-м снова работал юрисконсультом. И так до самой войны. По свидетельству Петра Горелика, друга Михаила Кульчицкого, «арест отца помешал Михаилу поступить после школы в военное училище. Это была одна из трагедий его жизни». Михаил вскоре после открытия Дворца пионеров, стал ходить на литературный кружок, который вел Григорий Александрович Гельфандбейн. Там они и подружились с Борисом Слуцким. По словам руководителя кружка, Миша был самым ярким и талантливым, а Боря больше всех читал книги. Поработав после окончания школы чертежником на ХТЗ, Михаил поступил в харьковский университет, а затем перевелся в литинститут им. Горького в Москву, где они вместе со Слуцким учились в семинаре Ильи Сельвинского. Давид Самойлов вспоминал: «Внешность его была примечательная. Высокого роста, статный, гвардейской выправки. Такой далеко бы пошел при русских императрицах». Будучи любящим сыном, Михаил булл убежденным сторонником коммунизма. Вот, например: И пусть тогда на язык людей всепонятный — как слава, всепонятый снова, попадет мое русское до костей, мое советское до корней, мое украинское тихое слово… Или другая цитата: Мы запретим декретом Совнаркома Кропать о Родине продажные стишки. В 1941 году Михаил уходит на фронт рядовым в один из истребительных батальонов. Он, все же стал офицером — по ускоренной программе закончил Московское пулеметно-минометное училище. В звании младшего лейтенанта 26 декабря 1942 года был направлен на Сталинградский фронт. В тот же день Кульчицкий пишет единственное за войну стихотворение, которое прощальной метой остается в русской лирике. Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник! Что? Пули в каску безопасней капель? И всадники проносятся — от свиста Вертящихся пропеллерами сабель? Я раньше думал: «лейтенант» Звучит «налейте нам», И, зная топографию, Он топает по гравию. Война ж совсем не фейерверк, А просто — трудная работа, Когда — черна от пота — вверх Скользит по пахоте пехота. Марш! И глина в чавкающем топоте До костей мозга промерзших ног Наворачивается на чоботы Весом хлеба в месячный паек. На бойцах и пуговицы вроде Чешуи тяжелых орденов: Не до ордена. Была бы Родина. С ежедневными Бородино. Семья в это время находилась в оккупированном Харькове. 25 августа 1942 года Валентин Михайлович попал в облаву, а затем — в тюрьму. «В первых числах декабря Дарья Андреевна (мать Михаила) узнала, что Валентин Михайлович заболел сыпным тифом и переведен в Николаевскую больницу, расположенную далеко за городом, — рассказывала о том периоде Лилия Неменова. — Дарье Андреевне удалось добраться до больницы, передать немного еды. Сквозь давно не мытые стекла она с трудом разглядела мужа. Он улыбнулся, махнул ей рукой, и это была последняя улыбка, которую ей суждено было увидеть на родном лице… 10 декабря мать и дочь везли на санях пятнадцать километров тело Валентина Михайловича на кладбище… Перед тем, как опустить тело в могилу, Оля приподняла простыню — проститься и содрогнулась: грудь, шея, лицо были сине-багровыми от побоев». Михаил об этом так и не узнал. Он был убит под селом Трембачёво Луганской области 19 января 1943 года, наступая в сторону родного Харькова. «С такими лицами в наше время погибают», — вспоминал о Михаиле Кульчицком другой поэт-фронтовик Давид Самойлов. Слухи, что Михаил не погиб, а спасся, ходили еще долго. Слуцкий, имевший в Смерше «некоторые возможности», наводил справки. Потом смирился: И я, как собака, вою Над бедной твоей головою…
