Генерал Гурко: «Нельзя было задирать юбки каждой женщине в Восточной Пруссии»

105 лет назад, в августе 1914 года, Германия нарушила заветы первого канцлера Отто фон Бисмарка, который предостерегал новые поколения от войны на два фронта. И переступила еще через одну его заповедь: «Никогда не воюйте с Россией. Это вас погубит». Впрочем, уже после смерти Бисмарка появился план начальника германского Генерального штаба Альфреда фон Шлиффена. Генерал пытался доказать, что война на два фронта вполне может быть успешной. Первостепенная задача – разгром Франции (на 39-й день войны немцы рассчитывали взять Париж). Германские стратегии считали, что мобилизация в России закончится только через месяц. И только тогда армада Николая Второго смогла бы угрожать Восточной Пруссии. Но в это время немцы встали бы перед русскими непреодолимой стеной – к войскам на востоке присоединились бы солдаты, переброшенные с запада. Как весело говорил кайзер Вильгельм Второй, «обед у нас будет в Париже, а ужин - в Санкт-Петербурге». 1 августа 1914 года началась Первая мировая война. Германия вступила в нее, зажатая между Восточным и Западными фронтами. Ее войска двинулись на Францию через Люксембург и стали с тревогой ждать, что будет предпринимать Россия. Возможно, Русская армия не торопилась бы стучаться в заколоченные ворота Восточной Пруссии, если бы не отчаянные мольбы союзной Франции. Министр иностранных дел этой страны Жорж Палеолог писал императору Николая Второму: «Французская армия должна будет вынести ужасный удар 25 немецких дивизий. Умоляю Ваше Величество отдать приказ своим войскам немедленно начать наступление. В противном случае французская армия рискует быть раздавленной». Русский царь немедленно ответил: «Я приказал Великому князю Николаю Николаевичу возможно скорее и во что бы то ни стало открыть путь на Берлин». Эти красивые слова не были ничем подкреплены. Хотя многие военные в Генеральном штабе были категорически против такой спешки, Русская армия, не закончив мобилизацию, впопыхах начала наступление на Восточную Пруссию. Совершенно не подготовленное. И, как оказалось, роковое… Густая волна серо-зеленых гимнастерок, перевалив через границу, захватила немецкий город Маргграбов, что был в пяти километрах от русско-германской границы. Однако ничего, кроме морального удовлетворения, этот локальный успех не принес. Город был пустым – войска кайзера ушли, многие из жителей покинули насиженные места вместе с ними, остальные попрятались по домам. «В первое же утро русские увидели столбы черного дыма, поднимавшиеся там, куда они двигались, а приблизившись, обнаружили, что горели не дома или скотные дворы, а кучи соломы, подожженные бежавшими жителями, чтобы показать направление движения врагов, - писала в своей книге «Августовские пушки» американская писательница и историк Барбара Такман. - Везде были признаки педантичной немецкой подготовки. На вершинах холмов были построены деревянные наблюдательные вышки. Местным мальчишкам от 12 до 14 лет были выданы велосипеды, чтобы они служили посыльными. Германские солдаты, оставленные в качестве разведчиков, были одеты в крестьянскую и даже женскую одежду. Многие были разоблачены. Но еще больше не поймано, как заметил генерал Гурко, - нельзя же было задирать юбки каждой женщине в Восточной Пруссии». Русские газеты уверяли своих читателей, что скоро две Русские армии - 1-я под командованием Павла Ренненкампфа и 2-я Александра Самсонова (соединиться они должны были в Кенигсберге) - обратят германцев вспять. Корреспондент «Нового времени» сообщал: «Бои в Восточной Пруссии четвертого, пятого, шестого и седьмого августа велись с большим упорством. Дух войск превосходный. Фронт сражения растягивается на 40 верст. Города Гольдап и Арис заняты нами. Отступление двадцатого германского корпуса из окрестностей Лыка имело весьма спешный характер. В Лыке захвачены паровоз и подвижной составь и запасы фуража, спирта и бензина…» Оптимизм еще больше взметнулся после того, как русские силами 1-й армии разгромили 17-й корпус генерала Августа фон Макензена в сражении у Гумбинена. Германцы, как и русские, дрались храбро, однако, как писал очевидец, русский офицер 106-го Уфимского полка Александр Успенский, «опозорили себя нечеловеческим зверским преступлением; во время одной из атак, они поставили в первые ряды своих атакующих горсть несчастных русских пленных, безоружных... пока они не были все расстреляны!...» После Гумбинена казалось, что немцы не смогут сдержать натиск русских. Был объят грустью и командующий 8-й германской армией, 65-летний генерал Максимилиан фон Притвиц, решивший отвести войска на рубеж Вислы. Это решение создавало угрозу потери всей Восточной Пруссии. Поэтому, поразмыслив немного, кайзер решил отправить Притвица в отставку и обратиться к помощи другого ветерана – 67-летнего Пауля фон Гинденбурга, участника австро-прусской и германо-французской войн XIX века. После этого ситуация на фронте коренным образом изменилась - русские войска стали подвергаться мощным ударам противника. Поразительно, но после приезда Гумбинена Ренненкампф и Самсонов… потеряли немцев из вида. Они словно толкались в темноте, не слыша даже дыхания противника. Во многом виной тому была из рук вон плохая связь, а сообщения - «искровки» - применялись редко и обычно передавались незашифрованными. Это была вопиющая глупость, разгильдяйство, обернувшееся тяжелейшими последствиями… Кроме того, у германцев была сильная авиация. Их аэропланы беспрестанно кружили над позициями русских. Не оценив должным образом положение, командующий Северо-Западным фронтом Яков Жилинский потребовал от Самсонова начать активные действия. Того, однако, одолевали недобрые предчувствия. И не напрасно - значительная часть немецких войск, ушедших от преследования Ренненкампфа, концентрировалась у левого фланга его 2-й армии. Такой маневр таил для русских сильную угрозу. Самсонов, захватив Нейдельбург и Сольдау, попросил у начальства остановки. Как пишет Такман, «продовольствие не поступало, солдаты съели неприкосновенный запас, деревни были покинуты, сено и овес не убраны, мало что можно было достать для людей и лошадей». Но Самсонов услышал – от начальника генерального фронта Владимира Орановского – лишь требования двигаться вперед и обвинения в трусости… Вопреки планам, Самсонов и Ренненкампф не идут на соединение, а действуют порознь, в противоположных направлениях. Немцы, собрав силы в громадный кулак, начинают наносить армии Самсонова удар за ударом. К тому же они в курсе – из-за все той же плохой радиосвязи и отсутствии шифров – планов противника. Вскоре оба фланга 2-й армии оказываются смятыми. Командующий растерян, да и командование Северо-Западным фронтом не может ему дать дельного совета. Ситуацию еще можно было спасти, если бы Жилинский отдал приказ наступать армии Ренненкампфа. Увы, этого не произошло. Частям Гинденбурга, после упорных боев – русские воины дрались храбро! - удалось полностью окружить в окрестностях Танненберга армию Самсонова. «Почти с ужасом осознали немцы размеры своей победы, - писала Барбара Такман. - Количество убитых, пленных, захваченных орудий было огромно: взято 92 тысячи пленных, а по некоторым данным, даже больше. Потребовалось шестьдесят поездов, чтобы в течение недели после сражения перевезти их в тыл. Орудий по разным подсчетам потеряно от трехсот до пятисот из шестисот, которыми располагала 2-я армия. Доставшихся лошадей табунами сгоняли в поспешно построенные загоны». Победители оказались крайне жестоки к побежденным. Немцы достреливали тяжелораненых, а легкораненых и здоровых солдат собирали в загоны для содержания. Разумеется, оно было тяжелым для пленных - в жару, дождь и холод они содержались – к тому же почти впроголодь - под открытым небом. Так что, «изобретение» концлагерей принадлежит не нацистам, а их предкам. Ну а те их только довели до абсолютной жесткости… Генерал Самсонов, не выдержав позора, покончил собой. Он был мужественным человеком, но стал жертвой обстоятельств. Ему суждено было стать известным, не благодаря большой победе, а униженным и оскорбленным после сокрушительного поражения. На страницах романа «Август Четырнадцатого» Александр Солженицын размышляя о Первой мировой, приходил к выводу, что из всех столкновений той войны наиболее важным стало именно первое русское поражение в Восточной Пруссии, которое «как бы продолжило череду невыносимых поражений от Японии и задало тот же тон войне начинающейся: как начали первое сражение, не собравши разумно сил, так и никогда впоследствии не успевали их собрать; как усвоили впервь, так и потом бросали необученных без отдышки, сразу по подвозу, затыкали, где прорвало и текло, и все дергались вернуть утерянное, не соображая смысла, не считая жертв; от первого раза был подавлен наш дух, уже не набравший прежней самоуверенности; от первого ж раза скислились и противники, и союзники – каковы мы вояки, и с печатью этого презрения провоевали мы до развала; от первого ж раза и в нас заронилось: да те ль у нас генералы? справны ли?» В России не сразу поняли, что произошло в Восточной Пруссии. А когда осознали размеры катастрофы, то горестно вздохнули. Тем не менее, в обществе не наблюдалось паники – поражение под Танненбергом затмила внушительная победа, одержанная русскими войсками в Галиции. Противостоящие им австро-венгерские войска в ходе битвы, продолжавшейся в августе-сентябре 1914 года, потеряли до 300 тысяч человек убитыми и ранеными. В русский плен попало до 100 тысяч чужаков. 2 сентября был захвачен один из самых крупных городов Австро-Венгрии – Львов. В Петроград полетела телеграмма: «С восторженной радостью и принося благодарение Богу, доношу Вашему Величеству, что победоносная армия генерала Рузского сегодня, в 11 часов утра, взяла Львов». …Горы русских трупов под Танненбергом закрыли дорогу немцам путь к Парижу. Именно переброшенных с запада на восток немецких частей не хватило Вильгельму Второму, чтобы открыть дверь во французскую столицу. Наследники галлов, бившиеся бок о бок с англичанами, пришли в себя и остановили наступление германцев. Битва на Марне, завершившаяся в сентябре 1914 года и грозившая стать небывалой катастрофой, стала «чудом на Марне» - неожиданной победой войск Антанты. Хотя еще за несколько дней до успеха президент Франции Раймон Пуанкаре вывел в дневнике обреченную фразу: «Мы должны согласиться на отступление и оккупацию…» Союзники благодарили отважных русских – живых и мертвых. Но, не захлебываясь, а вежливо и сдержанно. К примеру, глава французской разведки полковник Пьер-Антуан Дюпон говорил: «Воздадим должное нашим союзникам - наша победа достигнута за счет их поражения». Уже позднее генерал Фердинанд Фош, участвовавший в битве на Марне, отмечал, что русская армия отвлекла на себя значительную часть войск противника и сделала возможной победу на Марне. «Нужно отдать должное русской армии за ее благородное мужество и лояльность к союзникам, с которыми она бросилась в войну, - писал в своей книге «Мировой кризис» Уинстон Черчилль. - Если бы русские руководствовались лишь собственными интересами, то они должны были бы отвести свои армии от границы до тех пор, пока не закончится мобилизация огромной страны. Вместо этого они одновременно с мобилизацией начали быстрое продвижение не только против Австрии, но и против Германии». Но кто сегодня во Франции помнит о том, кто спас их страну осенью 1914 года? История: «Дюжина офицеров насиловала очень красивую черкешенку. Предложили и мне»