Сто лет раздельно
Объем этого издания совсем не мал: пять томов по семьсот с лишним страниц каждый. Представлено свыше двухсот авторов! * Первой волне, как самой пишущей, издатель отвел два тома. Второй и третьей – по тому, естественным образом. И… внимание! – в издании едва ли не впервые выделяется «четвертая волна» эмиграции как самостоятельное и самобытное социально-культурное явление. Соответственно, эта четвертая волна представлена в пятом, также семисотстраничном, томе. Составитель и издатель антологии писатель Владимир Батшев, сам эмигрировавший более четверти века назад, включил в этот последний том произведения живущих ныне в эмиграции наших бывших соотечественников: Виталия Раздольского, Владимира Порудоминского, Галины Кисель, Игоря Гергенредера, Бориса Майнаева, Леонида Борича, Игоря Шесткова, Бориса Рохлина Михаила Ландбурга, Натальи Асенковой и других. Большинство этих имен в России пока не известны. Но лишь потому, что их свет еще не дошел до нас из заморского далека. Знакомство русского читателя с ними только начинается. В первые годы после революции из России выехало до трех миллионов граждан. Это была самая масштабная за всю мировую историю эмиграция. Впоследствии ее стали именовать эмиграцией первой волны. В годы Второй мировой войны за рубеж разными путями удалось выбраться многим тысячам советских подданных, каковых впоследствии назвали второй волной. Однако среди них людей творческих профессий было совсем немного. Поэтому Владимир Максимов замечательно и трогательно назвал «вторую» – самой молчаливой эмиграцией. В 1960-80 годы из страны выезжали или высылались властью так называемые диссиденты, – это был, пожалуй, самый немногочисленный исход. Но практические все эти «диссиденты» и «невозвращенцы» были людьми творческими – писателями, художниками, артистами. И наконец, после падения «железного занавеса», из России уже вполне свободно отправилась за западной мечтой четвертая эмиграция. Все волны эмиграции – и «молчаливые», и «многоречивые», – каждая по-своему, обогатили русскую культуру творческим наследием того или иного объема и степени ценности. Даже те отдельные эмигранты, которые прежде в России не пробовали, да и не планировали когда-либо серьезно взяться за перо, оказавшись на чужбине, обращались к писательскому творчеству, – очевидно изгнанникам, пережившим разрыв с отечеством, требуется непременно в какой-то форме поведать о своей боли, рассказать о своем опыте, да или просто отвести, как говорится, душу на бумаге. И это уже не говоря о том, что страну покинули сотни пишущих, так сказать, по профессии – писатели, философы, журналисты. В начальные годы первой эмиграции в диаспоре появилась такая шутка: если где-то, в самом отдаленном уголке мира, оказываются трое русских, они непременно начинают что-то издавать – газету ли, журнал, альманах. И не было практически такого уголка в мире, куда бы судьба ни закинула русских. Эмигрантов из России можно встретить на всех практически континентах. Но, конечно, основная масса оказалась в европейских странах, что, прежде всего, объясняется многолетним тяготением русского общества к Европе, а также и близостью этой части света к России. С начала двадцатых годов и вплоть до нашего времени в мире сложились и существуют – или уже не существуют – несколько культурных центров русской эмиграции: в Париже, Лондоне, Берлине, Харбине, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Франкфурте, Белграде, Праге, в других местах. И в каждом из этих центров выходили и выходят разного типа русские издания: газеты «Последние Новости», «Возрождение», «Руль», «Новое русское слово», «Русская мысль»; журналы «Современные записки», «Новый журнал», «Грани», «Континент», «Синтаксис», «Время и мы», «Панорама», «Литературный европеец». Все эти издания, между прочим, и ежедневные газеты, естественным образом, публиковали прозу. Можно же вообразить – сколько всего было прозаиков в зарубежье, если десятки толстых журналов и сотни газет по всему миру печатали рассказы, повести, романы русских авторов! Не будет преувеличением сказать, что общий объем опубликованной эмигрантской прозы не уступает, а скорее превосходит, объем написанного за этот же период в России. Крупнейший литературовед русского зарубежья Глеб Струве обращает внимание: если лучшие поэты начала XX века – Блок, Брюсов, Гумилев, Ахматова – пережив революцию, остались на родине, то лучшие прозаики – Бунин, Андреев, Куприн, Ремизов, Мережковский, Шмелев – напротив, предпочли жить где-то вне подсоветской России. К тому же очень скоро и среди молодого поколения появились прекрасные авторы – Набоков (Сирин), Газданов, Гуль, Зуров, Фельзен, Берберова, Шаховская, другие. Неудивительно, что многие из этого молодого, или как его называли в зарубежье, «потерянного», то есть обреченного оставаться в тени корифеев, поколения, многие из них начав писать уже в эмиграции, формировались под влиянием европейских литературных течений и, часто, усваивали эстетику законодателей литературных мод той поры – Пруста, Джойса, Кафки. Так Гайто Газданов в своем творчестве считается самым прилежным последователем Пруста из всех прозаиков первой волны. Набоков, вроде бы оставаясь русским писателем, адресовался своими произведениями скорее к иноязычному читателю. Ну а такие представители первой волны, как Анри Труайя (Лев Тарасов) или Натали Саррот (Наталья Черняк) даже и не рассматриваются среди писателей русского зарубежья, – они целенаправленно предпочли реализовывать свой талант в чужой литературе. Но в этом, видимо, была вечная проблема отцов и детей: младшие, за редким исключением, предпочитали не наследовать «архаике» предыдущего писательского поколения, а создавать свою литературу. И, надо сказать, у них это неплохо получилось: они нашли своего читателя и в диаспоре, а позже и в метрополии, и из «потерянного» сделались вполне даже найденным, счастливо открытым поколением русской литературы. Один из самых читаемых в эмиграции авторов Марк Алданов сказал: русские писатели, много потеряв вследствие отрыва от родины, выиграли свободу. Это само собой. Но в конечном итоге они выиграли самое, может быть, для художника важное – не исчезнуть бесследно, а остаться среди живых в своих произведениях, в своем творчестве. Не покинь же вовремя порабощенной тоталитаризмом родины, они, несомненно, лишились бы возможности писать то, чем прославились, чем обессмертили себя в зарубежье, да и на родине впоследствии тоже. И многих имен, которыми теперь по праву гордится русская литература, попросту не существовало бы. Предлагаемая вниманию поклонников эмигрантской литературы новая антология «100 лет русской зарубежной прозы» подтверждает, что множество замечательных писателей, лишившись отечества в пору лихолетья, не исчезли! – они и поныне среди живых, они с нами. * 100 лет русской зарубежной прозы. Антология: Т. 1–5. – Франкфурт-на-Майне: «Литературный европеец», 2019.
