Украина: редкие минуты покоя на линии фронта (Al Jazeera, Катар)
Облака плотно закрывали небо в тот день в августе 2015 года, когда я приехала в Зенит, на позицию Украинской армии на линии фронта в ходе войны между украинскими вооруженными силами и пророссийскими сепаратистами. В отличие от Песков и Авдеевки, двух других горячих точек на линии фронта вблизи Донецкого аэропорта, — его развалины, образовавшиеся в результате продолжавшихся несколько месяцев боев, находились в тот момент под контролем сепаратистов, — Зенит не является названием города. Это военная укрепленная позиция, на месте которой раньше располагались системы противовоздушной обороны Донецкого аэропорта. Пара дюжин украинских солдат защищали эту важную в стратегическом отношении позицию. В течение следующей недели я занималась документированием их жизни в том месте, которое больше напоминало съемочную площадку какого-то постапокалиптического фильма, — немногие уцелевшие здания были изрешечены осколками мин и пулями, земля была покрыта воронками, а деревья стояли без веток. В первый день, почти сразу после моего приезда, я присоединилась к нескольким солдатам, осуществлявшим пеший дозор. После того, как мы прошли оставленное всеми здание, стены которого, казалось, готовы были в любой момент рухнуть, мы цепочкой, один за другим, перебежали открытое поле. Искореженные автомобили ржавели в грязи и высокой траве, — а еще там был сгоревший танк и остов автомобиля. Солнце в тот момент с трудом пробивалось через густые облака, однако мне было жарко, поскольку бежать приходилось в бронежилете. Затем начался снайперский обстрел. Обращенный к жизни саундтрек на линии фронта Мы стали искать какое-нибудь укрытие и обнаружили разбитый военный грузовик, за который и спрятались. Командир подразделения знаком показал нам, чтобы мы не поднимали голову. Это был мой первой опыт на войне, я впервые слышала звуки пролетавших мимо меня пуль. Мое сердце бешено колотилось и билось о ребра. Я не могу точно сказать, сколько минут это продолжалось, — спиной я опиралась на ржавый металл, а колени были плотно прижаты к груди. Затем командир вновь подал сигнал, — теперь мы должны были бежать в обратном направлении, — туда, откуда пришли. Мне тогда казалось, что я бежала с рекордной скоростью, проклиная в тот момент многие годы курения. 100 метро, 200 метров, назад в «безопасное место», которое обеспечивали изрешеченные пулями покинутые дома. Я пыталась восстановить дыхание, все солдаты молчали. «Рука, пфф… нога, пфф», — сказал командир подразделения, пытаясь объяснить воздействие пули снайпера, попавшей в твое тело. 33-летний Константин Бернатович, позывной Коха, оказался киевлянином и отцом двух близняшек. У него была прическа немного в стиле панк и приятное, выразительное лицо. Раньше он был телеоператором и фотографом, но в армию пошел добровольцем пять месяцев тому назад. И в тот момент, кроме прочего, он являлся еще и офицером связи. «Голова, пххх, большие памперсы», — продолжил он на своем не слишком беглом английском, показывая при этом руками, как будет взрываться голова. Мы посмеялись. Смеяться, как это ни покажется странным, было там вполне естественным делом. Вечером в тот же день уже на главной позиции подразделения Александр, 33-летний солдат с позывным «Гром», позвал всех внутрь помещения. «Добрый вечер, леди и джентльмены, приглашаем вас на наш концерт», — сказал этот снайпер подразделения с бритой головой, и в тот момент от смеха задрожали стены помещения в 50 квадратных метров, служившего одновременно кухней, жилой комнатой и столовой. Вместе со звуками стаккато от разрывов мин в вечернее время и свистом путь от снайперского огня в середине дня смех был обращенным к жизни саундтреком на линии фронта. Однако иногда в Зените царило более серьезное настроение. В окружении обломков и минометного огня По вечерам солдаты сидели на диване и смотрели телевизор: иногда это были новости, а иногда такие фильмы как «Икс-фактор» (The X Factor). Стена за телевизором была разрушена прямым попаданием из танкового орудия, а затем восстановлена с помощью мешков с мусором и бревен, поддерживающих потолок. За этой комнатой находились два подземных помещения, где спали солдаты. Но однажды вечером, в считанные секунды, на диване уже не сидели солдаты, смотревшие телевизор, а лежал тяжело раненный солдат. В результате прямого попадания минометного снаряда его подземная берлога, его «нора», как он ее называл, была разрушена. Врачи зачистили его раны; обожженная кожа слезала как гофрированная бумага. Ближайший госпиталь находился в 30 километрах, и врачи вынуждены были везти раненого на машине в темноте, не включая фар, под постоянным огнем противника. Поток шуток сразу поубавился, — и так продолжалось несколько дней до тех пор, пока мы не узнали, что получивший ранение солдат выжил и больше не находится в опасности. Однажды по пути на передовой пост я сфотографировала Коху, сидящего в разрушенном здании. Он чувствовал себя плохо (на боль в животе не обращаешь внимания, когда ты на войне) и закрыл глаза. Он не знал, что я тоже находилась там, и выглядел таким умиротворенным в те несколько минут отдыха, окруженный обломками и звуками минометного огня. Все это я запомнила надолго. Я поддерживала контакт с Кохой после этих военных событий и встретилась с ним в Киеве через год, когда вернулась для того, чтобы написать статью о посттравматическом стрессовом расстройстве. Мы встретились в пивном баре недалеко от Площади независимости. Когда громкие голоса и смех заполнили помещение, оно стало напоминать мне Зенит. Коха был доволен тем, что вернулся домой, и теперь пытался адаптироваться к мирной жизни после фронта. Было приятно вновь его увидеть и узнать, что с ним все в порядке. В 2017 году Посольство Румынии в Киеве организовало выставку, на которой были представлены несколько моих фотографий. Организаторы пригласили также Коху и передали ему копию сделанной мной фотографии. Они также направили мне фото, где Коха держит в руках мою фотографию. Вид у него был довольный. Но я заплакала.
