The Times: Забудьте про сказки и учите настоящую историю

На Владимира Путина легко негодовать. Российский лидер использовал 75-ю годовщину освобождения Освенцима, чтобы выдать пропагандистскую речь в советском стиле и заявить претензии на львиную долю страданий и славы. 40% жертв Холокоста, сказал он на церемонии, проходившей в израильском мемориале «Яд ва-Шем», были «советскими людьми». Это преувеличенное заявление игнорирует одну неудобную подробность — «советскими» они стали не по собственной воле. Перед германским нападением на Советский Союз Сталин захватил Литву и часть территории Польши, где жило много евреев. Тот бесспорный факт, что советская армия разгромила гитлеровскую военную машину, не делает победу «российской». Большая часть боевых потерь и потерь среди мирного населения были связаны не с тем, что происходило не в России, а на территории современных Украины и Белоруссии. За освобождением Восточной Европы Красной армией незамедлительно последовала долгая и жестокая советская оккупация. Однако эгоцентричный и избирательный российский подход к истории странным образом напоминает наш собственный. В преддверии 80-й годовщины Битвы за Британию нам стоит подготовиться к волне нашей собственной пропаганды в советском стиле. Начнем с мифа о том, что после падения Франции мы «в одиночку» противостояли нацистским ордам. Разумеется, в 1940 году Британия была единственной страной, воевавшей с нацистами и не оккупированной ими. Но мы сражались не одни. В Европе действовало подпольное сопротивление — в том числе во Франции, Греции, Польше, Нидерландах и Норвегии. На нашу сторону встала вся Британская империя. Во время Битвы за Британию в рядах британских ВВС воевали польские и чехословацкие эскадрильи, а также летчики из Бельгии, Франции, Ирландии и Соединенных Штатов. Поразительно, что, несмотря на участие в Битве за Британию американских пилотов, США в целом разделяют российский взгляд на то, когда началась война. По мнению русских и американцев, началом войны стало неожиданное нападение в 1941 году — для американцев это был Перл-Харбор, для русских — начало операции «Барбаросса». Падение Франции, Дюнкерк, Битва за Британию, катастрофа при Нарвике, падение Сингапура и прочие события первых двух лет войны, которые столько значат для нас, для них просто мелочи. Впрочем, мы ведь тоже сосредотачиваемся на своей славе и игнорируем то, что было раньше, и то, что было потом, особенно если это представляет нас в дурном свете. Скажем, мы предпочитаем не вспоминать об англо-германском соглашении 1935 года, по условиям которого британский флот ушел из Балтийского моря, что позволило Германии наращивать в этом мирном пробританском регионе свое влияние — и усилило стремление СССР ему противостоять. Мы оправдываем Мюнхенское соглашение 1938 года, посредством которого мы принудили Чехословакию смириться с расчленением, тем, что мы еще не были готовы сражаться. Точно так же русские оправдывают пакт Молотова-Риббентропа 1939 года между советским и нацистским режимами. Кроме того, мы переписываем историю, когда речь идет о целях войны. Мы воевали не для того, чтобы спасти евреев. Представления об ужасах Холокоста укоренились в общественном сознании только после войны (и они намного более фрагментарны, чем может показаться). Мы преуменьшали страдания евреев от рук нацистов, опасаясь, что это ослабит поддержку военных усилий в Америке. Десмонд Мортон, отвечавший при Уинстоне Черчилле за разведку, препятствовал попыткам польского связного предупредить нас об уничтожении евреев. Мы обвиняем Советский Союз в убийстве 22 000 польских офицеров в Катыни и других местах. При этом мы забываем, что в конце войны мы передали коммунистической тайной полиции на жестокую гибель вдвое больше казаков и других антикоммунистически настроенных русских, украинцев и югославов, которые искали у нас убежища. Сочетание военного союза с СССР с идеей «хорошей войны» порождало странные извивы морали. Сомневаюсь, что многие в нашей стране будут отмечать 5 декабря 2021 года — 80-ю годовщину объявления нами войны Финляндии, дружественной демократической стране, единственной виной которой было то, что она подвергалась неспровоцированным нападениям нашего советского союзника. Понятно, почему Путин распространяет советские мифы об истории. Заемный героизм будит патриотические чувства в его сократившемся и застойном царстве. В послевоенное время, когда травма была реальной, советское руководство затушевывало войну. Ветеранов, особенно инвалидов, рассматривали как обузу. Только когда воспоминания поблекли, включилась машина ностальгии. Не обращайте внимания на то, что обещания лучшего будущего не исполнились, наслаждайтесь воспоминаниями о былых жертвах. Вдобавок Путин пользуется любой возможностью очернить тех, кто противостоял советской власти, объявив их косвенными соучастниками нацистов. Отголоски этого я вижу в нашем подходе к истории, больше подходящем для комиксов. Грубо говоря, мы потомки героев Битвы за Британию, несем бремя памяти о «Блице» и напеваем песенку из «Разрушителей плотин», плывя на корабликах, которые спасали наших ребят в Дюнкерке. А все прочие жалкие трусы. Годовщина освобождения Освенцима должна напомнить нам, что мертвые не заслуживают нашего самодовольного мифотворчества и наших попыток набирать очки за их счет. Это возможность оплакать жертв и подумать о том, что двигало преступниками тогда и — сколько бы мы ни твердили, что «никогда больше», — продолжает двигать их наполненными ненавистью наследниками сейчас. Мы должны поднять неудобные вопросы о том, как началась война и как она кончилась. В особенности европейцам следует задуматься о до сих пор не завершившемся поиске примирения — между странами и между людьми — и справедливости. Бесконечно доить наш моральный капитал — большое искушение, но результаты этого доения скоро прокиснут.