Казнить нельзя помиловать
Каждый кровавый тиран русской истории будь то Иван Грозный, Николай II или Иосиф Сталин сперва восходит на Олимп тотального обожествления. После «безвременной кончины» правителя настигает тотальное презрение со стыдливой «минимизацией» роли тирана в нашей истории. Идёт попытка абстрагирования народа от преступлений «вождя», его злодеяний, которые совершались с молчаливого всенародного согласия в условиях нескончаемого «стокгольмского синдрома» — зловещей традиции наших широт. Затем снова наступает «период щенячьих восторгов» — новая волна теперь уже посмертного почитания, граничащего — опять-таки! — с боготворением. Почему изобличив негодяя-правителя во всех смертных грехах, мы устраиваем тирану «статуеповал», демонтируя памятники, меняя названия улиц, вынося из мавзолея и всё это для того, чтобы через некоторое время одуматься и петь дифирамбы? Развенчание культа Иосифа Виссарионовича Сталина было длительным процессом, занявшим целую пятилетку. Доклад «О культе личности и его последствиях» с яростным осуждением отца народов был зачитан Никитой Хрущёвым в 25 февраля 1956-го на ХХ-м съезде партии. И только на ХХII-м, в 1961 году, никому не известный Иван Васильевич Спиридонов, занимавший должность первого секретаря Ленинградского обкома партии, взял слово и предложил похоронить Иосифа Виссарионовича, удалив его забальзамированный труп из мавзолея. Амплитуда этого драматического действа с кодовым названием «Сталиноповал» была выстроена незримыми режиссёрами по нарастающей. Вслед за Спиридоновым к трибуне взошла 76-летняя большевичка с 60-летним стажем пребывания в партии Дора Абрамовна Лазуркина, поведавшая… свой удивительный сон. Сон Лазуркиной Доре Абрамовне то ли приснился, то ли пригрезился наяву Ильич. Вождь мирового пролетариата рассказал пожилой соратнице о том, что больше не может лежать в одной усыпальнице с «человеком, который столько бед принёс партии. Душевное состояние Лазуркиной всегда было «немного особенным». Все основания для этого были: по личному указанию вождя Дора Абрамовна была отправлена в лагеря на долгих 17 лет ещё в 1937-м. Что любопытно? Материалисты до мозга костей, присутствовавшие на съезде, не только не отправили Дору Абрамовну на Канатчикову дачу, услышав про явившегося с того света Ильича и ментальные связи с ним, но и вняли её словам, сопроводив их бурными аплодисментами. Один лишь опальный Вячеслав Михайлович Молотов, верный соратник Сталина, руководивший в 1961-м представительством СССР при штаб-квартире агентства ООН по атомной энергии в столице Австрии, бубнил: «Ведьма какая-то!» Но через две недели этого «сталинолюба» снимут со всех должностей, уличив в потворстве сталинским преступлениям, и выгонят из партии. А в тот знаменательный день постановили: «Вынести Сталина» И не просто вынесли из мавзолея. Образ Иосифа Виссарионовича вытравили отовсюду, откуда только могли, почти так, как вытравили когда-то образ Лейбы Троцкого, убитого по приказу Сталина ледорубом. Имя Сталина было убрано с карт страны. В спешном порядке переименовывались улицы, корректировался гимн, куда было вплетено имя вождя и отца народов, лучшего друга детей. В народе ходили анекдоты о том, что на могиле Сталина вот-вот выбьют надписью «Иосиф Джугашвили, участник Тифлисской демонстрации». Не сдавались только грузины, которые категорически отказывались переименовывать улицы в некоторых грузинских городах, названные… нет, не именем Сталина, а именем Джугашвили. Шли годы. И вдруг! Леонид Ильич Брежнев осторожно упомянул имя товарища Сталина в Кремлёвском дворце, в докладе, приуроченном к 20-летию Великой Победы в 1965 году. Зал замер. Многим показалось, что тогда ещё первый (не генеральный) секретарь ЦК КПСС оговорился. Но затем последовали ошеломляющие аплодисменты, словно по призраку деспота и убийцы съезд тосковал все эти 12 лет, прошедшие с момента его смерти. И новая волна анекдотов захлестнула сперва Москву, а затем потекла по венам страны – союзным республикам — дескать, те, кто отдал приказ вынести из мавзолея, «подстраховались», сделали захоронение герметичным. И теперь совершенно не изменившийся за прошедшие 5 лет Иосиф Виссарионович будет вновь переложен к Ильичу. На сей раз без оглядки на сновидения коммунистки Доры Лазуркиной, которая не нравилась Брежневу тем, что всегда осуждала идею дать новоявленному вождю — генеральному секретарю ЦК КПСС — звезду Героя Советского Союза. Несмотря на возражения Лазуркиной, Брежнева наградят Звездой Героя в 1966-м. А после смерти строптивой большевички сделают героем ещё трижды, последний раз – за год до смерти дорогого Леонида Ильича. За что Брежнев любил Сталина и хотел его реабилитации? К Иосифу Виссарионовичу Брежнев относился с глубочайшим пиететом, полагал, что тот многое сделал для страны. Леонид Ильич отмечал, что с именем Сталина на устах умирали на фронтах. Но больше всего Брежневу досаждало осознание самого факта попрания имени Сталина, могилу которого, как говаривал Леонид Ильич, затоптали. Генсек боялся, что после его смерти с ним, любителем коньяка, сигарет Marlboro, хороших машин и красивых женщин, рукоплещущие сегодня на съездах поступят еще более безжалостно. Как далеко стоило заходить в процессе реабилитации Сталина, намекая на то, что у партии нет ошибавшихся руководителей, а все допущенные ошибки были не ошибки вовсе, а чистой воды «стратегии» — окольные и противоречивые тропы, которыми вели к победе коммунизма? По этому вопросу Брежнев советовался с простыми людьми. Например, со своим личным стоматологом, который осторожничал, говоря, дескать, надо отмечать и плюсы, и минусы Иосифа Виссарионовича, не говоря о покойнике слишком уж плохо. Брежневу такая осторожная позиция его лечащего зубного врача показалась разумной. И шаги по реабилитации Иосифа Виссарионовича, который вдруг начал возвращаться с его лёгкой руки на экраны фильмов и страницы книг, он делал, не спеша. Например, мог зачитать в ходе визита в солнечную Грузию список великих грузин-революционеров и помянуть среди прочих Сталина. Это вызвало у братьев-грузин неописуемый восторг. И Сталин возвращался в романы и киноленты, что не могло не ускользнуть от внимания интеллигенции. Деятели науки, культуры, искусства написали так называемое письмо 25-ти, выразив глубокую озабоченность и беспокойство по поводу возможности частичной или полной реабилитации Сталина. Среди подписантов были академики Андрей Сахаров и Пётр Капица, актёры Иннокентий Смоктуновский и Олег Ефремов, режиссёры Георгий Товстоногов и Марлен Хуциев, балерина Майя Плисецкая, автор детских книг Корней Чуковский и создатель детских фильмов Михаил Ромм, писатели Валентин Катаев и Константин Паустовский. Что удивительно? Абсолютное большинство подписантов были лауреатами Ленинской или Сталинской премий. Некоторые – и Ленинской, и Сталинской. А некоторые, как режиссёр Георгий Товстоногов, художники Семён Чуйков и Юрий Пименов — даже двух Сталинских премий. Кому-то могло бы показаться странным, что эти люди воспротивились операции «Реабилитация» далеко не в тот момент, когда в подвалах Лубянки сухо звучали выстрелы. И когда Сталин был у власти, ничего не мешало им, прославляя тирана громогласно и всенародно, получать награды. Странно? Удивительно? Но только не тем, кто знает цикличность это русской любви к своим вождям, которым сперва даётся карт-бланш на геноцид собственного народа, а затем, уже после их смерти, приходится пройти через горнило всесторонней «люстрации». В этом письме Сталин был обвинён в извращении идеи коммунизма. Высказывались опасения, что его реабилитация приведёт к замешательству в самых широких кругах советского общества и поставит КПСС в неловкое положение перед коммунистическими партиями Запада. Любопытно также то, что инициатором сбора подписей был некто Эрнст Генри — советский разведчик и публицист, известный также как Семён Ростовский, урождённый Лейб Абрамович Хентов — человек, которому «несказанно повезло». Он был арестован по обвинению в шпионаже за пару дней до смерти Сталина. И вскоре освобождён. Спустя годы он консультировал Михаила Ромма в ходе работы над фильмом «Обыкновенный фашизм». Реакция властей? Ни на «Письмо двадцати пяти», ни на последовавшее за ним «Письмо тринадцати», где в ещё более резкой форме заявили о том, что реабилитация Сталина может стать настоящим бедствием для страны, реакции власть имущих не было. Разве что на XXIII съезде Компартии первый секретарь Московского горкома Николай Егорычев скажет: «В последнее время стало модным выискивать в политической жизни страны какие-то элементы так называемого «сталинизма», как жупелом, пугать им общественность, особенно интеллигенцию. Мы говорим им: «Не выйдет, господа!». И стало очевидно, что письма писать больше не стоит. Сталин уже реабилитирован в «лайтовом режиме». Всё почему? Леонид Ильич Брежнев, генсек, возглавляющий хит-парад анекдотов советской эпохи, отчаянно испытывал дефицит народного уважения, не говоря уже о любви, компенсируя эту «недостачу» разрастающимся иконостасом потешных наград. В какой-то момент он вдруг понял, что достаточным авторитетом и потенциалом для реставрации сталинизма в чистом виде — с чёрными «Воронками» и безостановочно «работой товарища Маузера» — не обладает. И явил миру «сталинизм» в облегчённом виде. Вместо расстрелов и лагерей – высылка из страны самых талантливых, но несогласных и потому неугодных — Солженицын, Бродский (практика переживёт Леонида Ильича — уже при Черненко из страны будет изгнан Любимов). А ещё карательная психиатрия — жернова для искоренения инакомыслия — всё это дары эпохи Леонида Ильича, о которой представители старших поколений, порой, скучают ничуть не меньше, чем по сталинским временам. Такая история.
