Ростислав Битянов: «Задача одна и та же – копай, стреляй, наступай»

О Берлинской операции, штурме Рейхстага, а также о военных трофеях под кожей рассказал фронтовик Ростислав Битянов в интервью РИА «Победа РФ». – Как узнали о том, что началась война? – Я жил в деревне, мы с ребятами были на открытом месте, где встречали скотину, которую надо гнать домой. И вдруг слышим, что верховые едут, говорят: «началась война». Нас – пацанов позвали в колхоз, и мы начали развозить повестки о мобилизации. У нас же радио не было в селе, газеты только заведующий почтой выписывал. Был телефон в сельсовете – по нему и сообщили, что началась война. – Что почувствовали в тот момент? – Мы же были пацаны. У нас азарт – война началась! Никакого страха не было, потому что мы не понимали, что это такое. Вначале было отношение романтическое что ли. Мы же начитались книг, насмотрелись кинофильмов про гражданскую войну. Только когда начали собирать родителей, мы увидели, что взрослые плачут, провожая близких, тогда почувствовали, что это не игра. – Кто из семьи ушел воевать? – Все родственники-мужчины сразу отправились на фронт – отец, дядьки родные. Вся родня воевала. – А вы хотели в армию? – Не могу сказать, что мы куда-то рвались. Куда идти, когда тут уже копали окопы и было слышно выстрелы. Мы еще не разобрались, что война близко, но уже почувствовали ее, когда нас обстреливали и бомбили немецкие самолеты. Так что страх мы быстро познали. Над нами даже воздушный бой проходил – наш истребитель обстреливал бомбардировщика, но не сбил – и это было обидно. А захотелось пойти воевать, когда подходили немцы. Понял, что надо готовиться и принимать участие. Деревню захватили сначала румыны, потом немцы, потом итальянцы проходили. Нас быстро оккупировали – ведь граница была недалеко. – Как вы попали в партизаны? – Была создана подпольная комсомольская организация, сначала в районе, потом в нашем селе. Меня сделали сперва посыльным, связным между подпольной организацией Кривого озера и партизанским отрядом «Буревестник». А потом меня зачислили в разведывательно-диверсионную группу партизанского отряда, и я два года воевал в этой группе. – Когда попали в регулярную армию? – Когда наш отряд соединился в Белоруссии с отрядом Красной армии, нас расформировали. Меня отпустили, и я отправился домой. Я даже не знал – живы ли родные – два года связи с ними почти не было. Дома мама одна. Пришел – меня сразу зачислили в истребительный отряд Кривого озера, но я рвался на фронт. Два месяца повоевал в районном истребительном отряде и потом попросился добровольцем в армию. Меня призвали – месяц провел в учебной дивизии, а потом отправили на 1-й Белорусский фронт. – В каких боях участвовали? – Участвовал в операции «Багратион», затем была Висло-Одерская операция по освобождению Польши и Варшавы. Потом прошли всю Польшу и заняли плацдарм под Франкфуртом на Одере. Оттуда уже начали наступление на Берлин. – Когда подходили к Берлину – было ощущение, что конец войны близко? – Солдату очень сложно думать о том, скоро ли конец войны. Он все время в бою и ему, хоть конец войны, хоть начало, а задача одна и та же – копай, стреляй, наступай, если не можешь – отходи, отступай, но потом опять вперед. Я же воевал в пехоте – в роте автоматчиков, это самая тяжелая судьба во время войны. Франкфурт мы взяли легче, но когда начали наступление в сторону Берлина, немцы отчаянно сопротивлялись. Шли ожесточенные бои и непонятно было – сколько еще придется воевать. А вот когда подошли к немецкой столице – почувствовали, что скоро конец войны, правда не все ребята дожили до ее конца. Берлинская операция была очень тяжелая. Это был ад. В Берлине, где в боевую точку был превращен каждый дом, каждый подвал, каждый этаж, нам приходилось брать не дома, а этажи. Взяли первый этаж, а на втором этаже и на третьем – немцы. В подвале – вообще неизвестно кто. И вот так шаг за шагом продвигались к Рейхстагу. – Вы говорите, что были большие потери, сколько человек из вашего отделения дошли до Рейхстага? – Отделение у меня было 14 человек, когда мы начали штурм Берлина. Причем мы наступали не повзводно, а штурмовыми группами. Группы включали не только пехотинцев, но и саперов, огнеметчиков, снайперов, самоходки, танки, пушки. Штурмовые группы имели задания, конкретные направления наступления. И вот эти группы брали город. Из 14 человек, которые были в моем отделении, до Рейхстага дошли трое. Остальные либо погибли, либо были ранены. – Какие эмоции испытали, когда взяли здание германского парламента? – Когда закончился бой в Рейхстаге – стало тихо. Непонятно – почему не стреляем, почему не наступаем. Потом осознали. Увидели, что некоторые офицеры и солдаты начали писать на колоннах и стенах Рейхстага: «Я дошел до Берлина – такой-то». Мы тоже приволокли какие-то ящики из-под снарядов и каждый кирпичами, «финками» выцарапывал на этих стенах свои фамилии. Это было рано утром первого мая. Потом офицер из штаба дал команду собраться и нас распределили по группам, чтобы прочесать прилегающие к Рейхстагу здания. Там еще сидели эсэсовцы, которые отстреливали наших солдат. И мы 1 и 2 мая продолжали зачистку вокруг Рейхстага. А 2 мая меня ранило осколками гранаты. Но только три из них попали глубоко. На мне был ватник и через него мелкие осколки не прошли. Саперная лопатка, два круглых автоматных диска, приклад автомата – всё было иссечено. Меня хотели отправить в полевой госпиталь, но я уговорил старшину, чтобы он оставил меня в медсанроте. Я боялся потерять связь со своей ротой, полком, своими ребятами. И я лечился в санитарной повозке. За две недели поправился. Затем до сентября наша рота несла комендантскую службу в Берлине – выкуривали эсэсовцев, которые прятались. – Привезли из Германии какие-то трофеи? – А что солдат мог получить? Привез зажигалку. Когда несли комендантскую службу – американцы торговали возле Бранденбургских ворот всякой всячиной. А мы с ними играли в «махнем не глядя» и я выиграл у американца хорошие часы. А так никаких трофеев, кроме осколков. После войны у меня еще несколько лет выходили через кожу маленькие фрагменты. В один момент начал болеть бок и меня положили в госпиталь. Сначала думали аппендицит, но фронтовой хирург сказал, что непохоже и оказался прав. Во время операции вытащили три осколка. Это было в 1946 году. Долго их хранил, но в итоге потерялись. – Значит из-за ранения не попали на июньский парад 1945 года? – Меня на него даже отобрали, когда мы несли службу в Берлине. Но потом медкомиссия из-за ранения забраковала. Зато я участвовал в Параде Победителей 7 сентября 1945 года у Бранденбургских ворот в Берлине. Принимал его Жуков и представители американского, английского и французского командования. – Сколько парадов на вашем счету? Как считаете – правильно переносить парад из-за коронавируса? – Много, я даже не знаю сколько. Я присутствовал на каждом послевоенном параде, сначала участником, затем в качестве гостя, только в прошлом году не посещал. Конечно, проводить парад без зрителей, тем более в 75-летие Победы – как-то не очень здорово. К тому же парад – это люди, они тоже могут друг друга заразить. Я считаю, что правильно перенести его на другое время. – С ветеранами активно работают волонтеры, общественники, что-то еще можно сделать, особенно сейчас, когда все в режиме самоизоляции? – Положение сейчас в Москве тяжелое. Просить что-то в таких условиях? Конечно, тяжеловато одному. Уже полмесяца в квартире, никуда не выхожу. Но может быть кто-то звонил бы, спрашивал, как поживаете. Мне волонтеры не звонят. Только соцработница дважды в неделю привозит продукты. – Посоветуйте на ваш вкус книги о войне для тех, кто в самоизоляции? – Могу порекомендовать роман «Они сражались за Родину» Шолохова, у Симонова произведения хорошие, из документального – интересные книги у Жукова. Можно почитать Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». #сб