Евгений Попов. Постмодернизм умер.

Он умер четыре года назад, в июле 2016-го. Однако если бы был жив, то на этой Страстной неделе, а именно во вторник,14-го апреля, ему бы исполнилось бы 70 лет, и я непременно поздравил бы его с юбилеем на доступном мне английском языке. Потому что по-русски он знал всего лишь одну фразу, запомнившуюся ему с тех времен, когда в венгерской гимназии школьников вовсю обучали языку "старшего брата". "Товарищ учительница! Все ученики на месте. Можно начинать урок". Его звали Петер Эстерхази. Он был писателем. И его популярность в Венгрии была равнозначна популярности Василия Аксенова с шестидесятых до эмиграции и даже после неё. Романы, рассказы и эссе Эстерхази были переведены на болгарский, чешский, датский, финский, французский, иврит, голландский, хорватский, японский, польский, литовский, немецкий, норвежский, итальянский, русский, португальский, румынский, испанский, шведский, сербский, словакский, словенский, турецкий и украинский языки. Я влюбился в его прозу, когда прочитал его "Производственный роман", изданный у нас в 2001 году. Петер несколько раз приезжал уже не в СССР, а в Россию, и Бог дал мне свидеться с ним в Москве, после чего с моей помощью он посетил мою родную Сибирь, был очарован красноярскими Столбами, красивыми сибирячками и тем, что с бывшими советскими людьми теперь можно говорить обо всем. Однажды мы шли с ним по московской улице, и я спросил его: - Петер, ты когда написал свой "Производственный роман"? - В семьдесят девятом, - ответил Петер. - А напечатали его когда? - В том же семьдесят девятом. - Где? - Как где? В Будапеште. Я жил в Будапеште, там его и напечатали. - Как так? Да у нас в СССР за такие романы из Союза писателей выгоняли, если бы кто из совписов до такого додумался, вроде Войновича. Петеру стало немножко стыдно, что мы в отличие от Венгрии жили в таких совсем уж некомфортных условиях, и он сказал: - Зато следующий мой роман, "Малая венгерская порнография", мне пришлось издать уже в Австрии, в Вене. Кстати, аббревиатура М.В.П. совпадала с названием Венгерской Коммунистической Партии. - Ничего себе! Это всё равно, что я бы сочинил книгу и назвал ее "Когда Подохнете Советские Суки" - КПСС. И что тебе за это было? - Ничего, - хладнокровно ответил Петер. - То есть как так? – возопил я. - А так, что наш дядя Янош Кадар считал, что "Кто НЕ ПРОТИВ НАС, тот с нами", а ваш дядя Леня Брежнев полагал, что "Кто не с нами, тот ПРОТИВ НАС". Вот тогда-то я и понял, что Советский Союз вовсе не диссиденты разрушили или скверная экономика, а непроходимый идиотизм наших власть имущих. В самом деле, чем им помешали художники-абстракционисты, рисующие такую каляку-маляку что ее и понять-то невозможно. Или джаз, который Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев именовал не иначе как "шумовая музыка жаст", противопоставляя ему украинскую народную песню "Рiдна мати моя, ты ночей не доспала". - Да, - крякнул я. – Если бы наш дядя Леня был такой же умный, как ваш дядя Янош, никакой "перестройки" не было бы, СССР жил бы тысячу лет, и ты сейчас ходил бы в Будапеште под красным флагом. Или слинял в Париж. Посмеялись. Евгений Попов и Петер Эстерхази. Фото Льва Шерстенникова. А если серьезно, то, говоря о величии русской литературы, не худо бы помнить что и в других странах "социалистического лагеря" были, а то и есть потрясающие писатели, поэты. В Чехословакии – Ярослав Гашек и Богумил Грабал, в Польше – Славомир Мрожек, Станислав Лем, в Болгарии и сейчас вовсю работают Георгий Борисов, Алек Попов, в Румынии – Мирча Динеску. Критики и литературоведы сдуру записали Эстерхази в постмодернисты, где, по их мнению, обязан находиться каждый НЕ пишущий линейно, строго, и серьезно. По их мнению, интертекстуальность, цитирование, фрагментарность, мозаичность, ирония – это прерогатива исключительно постмодернизма. Намеки философа-марксиста Роже Гароди, приведенные им в нашумевшей книге, дружно осужденной в СССР, что реализм вообще-то "без берегов", Кафка – тоже реалист, всерьез приняты не были. А ведь почти все творения Эстерхази показывают, как он любит свою родину и как важна для него традиционная венгерская культура, культура восточноевропейских стран, вообще мировая культура, однако не хочет говорить об этом со "звериной серьезностью", не желает нравоучительствовать и "пасти народы". Показательны в этом смысле две его последние книги, блестяще переведенные на русский Вячеславом Середой – "Harmonia caelestis" и "Исправленное издание. Приложение к роману Harmonia caelestis". Какой уж тут постсмодернизм! В первой книге Эстерхази рассказывает о подробностях жизни мгновенно обедневших аристократов, высланных после войны венгерскими большевиками в деревню, о своем обожаемом отце, настоящем европейском интеллигенте, которому пришлось зарабатывать на хлеб переводами с немецкого ничтожных брошюрок типа "Картофель в Венгрии". А во второй книге, написанной сквозь "пот, кровь и слезы", он пытается и не может осмыслить следующий жуткий феномен свободы. Получив доступ к гэбэшному делу отца, он узнает из него, что его отец, граф Матьяш Эстерхази был обыкновенным осведомителем, стучал с 1957 аж по 1979 год. Закладывал и знакомых, и родных. По заданию тогдашних "хозяев жизни" легко входил в доверие к кому угодно, пользуясь своей знаменитой фамилией. Петер Эстерхази был тогда травмирован, пожалуй, навсегда. Но какова все же сила ПРАВДЫ, если и РАЗОБЛАЧЕНИЕ самого дорогого Петеру человека, записанное сквозь слезы, застилающие глаза автора, сопровождаемое матом, хулой, истерикой, скрежетом зубовным, превращается в реквием, мессу по загубленной красными чертями душе "бедного папочки", которого сладострастно изжевал и выплюнул гребаный XX век с его большевиками, фашистами, мировыми и локальными войнами, "противостоянием двух систем" и прочими мерзостями, за которые в конечном итоге расплатились и продолжают расплачиваться не Государства, не Системы, а люди. ПРОСТЫЕ люди, даже если они носят графский титул. Мир "…не изменился, а просто отныне нельзя больше делать вид, что мы не видим действительного мира. Конечно, это значительная перемена. В открывшийся нам сейчас брутальный облик мироздания без труда вписывается мой отец (точнее, его история)". "…страну невозможно разделить на чинивших несправедливость и несчастных страдальцев. Это большой и живучий национальный самообман". "И я не могу считать себя невиновным, думать, что виноваты "другие", что эти отдельные игры гнусных коммунистов и гнусных стукачей; нет, это касается всех, хотя не все из нас были, являются (гнусными) коммунистами или стукачами". Это признания одного из самых заметных писателей нашего времени Петера Эстерхази. Я, признаться, во время чтения надеялся и ждал, что всё вдруг обернется в "ИСПРАВЛЕННОМ ИЗДАНИИ" по-иному, по-хорошему. Что агент с кличкой Чанади - это курьез вроде "подпоручика Киже". Что Петер нас разыграл, и мы все вместе посмеемся над этой забавной шуткой. Увы, оглянитесь вокруг. Шутки кончились. Постмодернизм умер.