Respekt (Чехия): Ленин сегодня
15-летнего Владимира Ленина (фамилия при рождении Ульянов), со дня рождения которого в апреле исполняется 150 лет, из беззаботной юности во взрослый мир перенесла смерть двух близких ему людей. Как отмечает венгерский историк Тамас Крауш, сначала, в январе 1886 года, внезапно ушел из жизни его отец Илья Ульянов, и семья оказалась в тяжелом положении. Старший брат Владимира Александр, которым он так восхищался, изучал биологию в университете Санкт-Петербурга, но проживал еще и параллельную жизнь пламенного революционера, который участвовал в дилетантски спланированном покушении на царя Александра III. Когда еще до покушения Александра арестовали вместе с остальными членами группы, он хотел героически взять всю вину на себя и, отказавшись просить помилования, был казнен в мае 1887 года. В семье Ульяновых на протяжении многих лет эту трагедию почти не обсуждали. По словам британского историка Роберта Сервиса, мать Владимира Мария хотела покончить с собой, а сестра Ольга в моменты гнева обещала собственными руками убить царя. В день казни Александра Владимир сдавал экзамен по геометрии и арифметике. Как всегда, он справился на отлично. Но смерть брата его глубоко ранила, и, по словам частного семейного преподавателя Веры Кашкадамовой, Владимир не дистанцировался от поступка своего брата, а заявил, что «иначе брат поступить не мог». Перед Лениным впервые открылся новый мир революционных идей, и он направил на них свои незаурядные интеллектуальные способности. Царский режим только подтолкнул его к этому. В небольшом Симбирске от родственников цареубийцы все отвернулись. Их прежние друзья, как позднее вспоминал Ленин, «переходили на другую сторону улицы». По словам британского историка и публициста Виктора Себестьена, с тех пор Ленин на дух не переносил «либеральное, буржуазное и лицемерное общество», которое его изгнало. Его членов он до самой своей смерти называл предателями и трусами. Несговорчивый пророк Сегодня мы смотрим на Ленина как на одного из «отцов» кровавого ХХ века, который кардинально повлиял на историю, институты и менталитет не только современной России и Советского Союза, но и Европы и мира. Так на него смотрели еще его современники, и даже по прошествии ста лет мало что изменилось, какими бы ни были оценки и симпатии. Но насколько Ленин «творил» историю, а насколько только пользовался переломными событиями в своих целях? Для большевиков он был незаменим сразу в нескольких отношениях. Как пророк он видел будущее, то есть свершенную революцию, и был готов пожертвовать всем: друзьями, союзниками и карьерой. Он внимательно изучал историю и понимал, что революция, в которую он никогда не переставал верить, «сама не совершится». Кто-то должен встать во главе. Но проведут ее «революционные массы», как предполагало тогда большинство социал-демократов в Европе и в России, или ее совершит небольшая элитарная группа профессиональных, фанатичных и подготовленных революционеров, как говорил Ленин в 1902 году в брошюре «Что делать?» Он не полагался на растущий радикализм и организованность рабочих и был убежден, что для совершения революции их будет недостаточно. Возможно, благодаря им возрастет сила профсоюзного движения или усилится политическое влияние социалистов, но только в рамках «существующей буржуазной системы». Для принципиальных изменений нужно нечто другое: группа ко всему готовых профессионалов, которые станут равноценным противником организованных репрессивных аппаратов «старых режимов». Сначала теоретический спор между Лениным и прежними лидерами русской социальной демократии обострился на съезде партии в июле 1903 года в Лондоне и привел к расколу партии на большевиков и меньшевиков. Ленин, чье мнение в голосовании проиграло с небольшим разрывом, остался верен себе и поражение в столь важном вопросе не принял. Он предпочел создать собственную фракцию. Русские социальные демократы, теперь уже большевики и меньшевики, погрузились во внутренние споры, не стесняясь яростных нападок друг на друга. Практичный теоретик Мощь Ленина заключалась в том, что он сумел выйти за рамки своей ортодоксальности и в нужный момент провозгласить новые элементы веры. В апреле 1917 года по прошествии многих лет он приехал из эмиграции в Россию, где спонтанная «буржуазная революция» как раз расправлялась с «царским феодализмом». Постепенно в этом хаосе и брожении ленинские большевики сначала захватили ключевой радикальный нарратив, а затем и власть. Февральская революция, свергнувшая царя Николая Второго, открыла путь для стремительного развития свободного общества. Но простые люди: моряки, крестьяне, рабочие — все инстинктивно свели к двум важнейшим требованиям: конец войне и борьба бедных против богатых. Ее даже не требовалось называть «классовой», так как большинство людей все равно ничего не поняли бы. Зато они испытывали столетиями подавляемый гнев на «верхушку» и хотели воспользоваться исключительным моментом, чтобы обогатиться и улучшить свою жизнь. Для крестьян, которые образовывали большую часть населения России, на первом месте было одно — владение землей здесь и сейчас. Ленинским большевикам удалось распознать эти внутренние течения в обществе, «присвоить себе» и на их волне прийти к власти. Для этого у них были все предпосылки, годами формировавшийся в подполье аппарат, идеология, лексикон и лозунги. Будучи радикалами, которых преследовал старый режим, у них не было причин церемониться с наследием прошлого мира. Если заключить сепаратный мир с Германией, Российская империя распадется, и Россия утратит значительную часть своей территории. Ну и что? Как интернационалистов, которые ожидали мировой революции, когда большая часть национальных государств распадется, их это не беспокоило. Рабочим достанутся фабрики, крестьянам — помещичьи усадьбы, и бедные будут убивать богатых. Ну и что? Жалеть «феодалов» и «буржуев», этот тонкий слой, эксплуатирующий большинство, большевики не собирались. Ленину была совершенно чужда концепция традиционной политики, представленной политическими партиями. Отделение исполнительной, законодательной и судебной власти и верховенство права они считали инструментом классового угнетения. Кстати, в 1917 году в условиях военного конфликта и разрушенной царской империи, переполненной недовольными массами, традиционная кабинетная политика была практически невозможна. Ленин это очень хорошо почувствовал. Его успех в 1917 году можно объяснить тем, что правила текущей войны он просто привнес и в политику, а марксизм в своих важнейших трудах 1917 года, названных «Апрельскими тезисами» и «Государство и революция», Ленин просто адаптировал к военному времени. Полевой командир До конца понять Ленина невозможно без метафорического сравнения с военным командиром. Своим лидерским стилем он больше всего походил на генерала, командующего лояльным подразделением, о котором заботится и от которого требует полного подчинения. Власть большевики заполучили не столько насилием, сколько больше тем, что сначала обманули органы, которыми руководили конкурирующие социалисты (ожидаемого свержения кабинета Керенского и установления левого правительства они добились самостоятельно, совершив путч), а затем в начале 1918 года они отказались признать результаты выборов в Учредительное собрание, первых и на многие десятилетия последних относительно свободных выборов в России. Таким образом они по сути спровоцировали гражданскую войну. А Ленин на нее и рассчитывал. На историю и, прежде всего, на Французскую революцию он смотрел с той точки зрения, что без жертв перемен не добиться, и на все обвинения, что на его руках — кровь, отвечал, что люди гибли бы так или иначе. Если история является постоянной классовой борьбой, то революции как ее катализаторы неотвратимо выливаются в гражданские войны. На этом основании Ленин делал вывод, что политическое насилие должно быть одним из основных принципов успешной борьбы за власть. Кто не извлек этот важнейший урок из «длинного» XIX века, был, по его мнению, «безнадежным идиотом». Выступление Владимира Ленина с трибуны на площади перед народом и соратникамиПосле того как в сентябре 1918 года он развязал массовый террор, в отличие от других диктаторов Ленин остался глух к индивидуальным просьбам о помиловании и помощи. На жалобе еврейских коммунистов, которые жаловались на погромы от рук красноармейцев, он написал «В архив», что означало: заниматься этим никто не будет. В другой раз в запале чувств он пригрозил «выжечь Баку дотла», а также распорядился публично казнить кулаков, чтобы запугать деревенских противников советской власти. Как подчеркивает американский историк Ричард Пайпс, неудивительно, что один из немногих высокопоставленных советских функционеров, служивших под Лениным и Сталиным, советский премьер и долгое время министр иностранных дел Вячеслав Молотов, назвал Ленина «более жестоким и жестким». Ленин не упивался чистым насилием, а был скорее прообразом кабинетных убийц. Ему были безразличны форма или другие внешние диктаторские атрибуты. Но, по словам Себестьена, столь же чуждо ему было и великодушие к побежденному врагу. Например, новость о расстреле бывшего царя Николая II, чей предок казнил брата Ленина, тот встретил с безразличным молчанием. Более эмоционально он относился только к своим близким. Но после смерти отца и старшего брата это были исключительно женщины: мать, сестры, супруга и любовница. По мнению критиков Ленина, это потому, что они оказывали ему необходимую помощь в карьере, а он, как избалованный ребенок, воспринимал их самоотверженную заботу как нечто само собой разумеющееся. Как добавляет Сервис, Ленин тщательно оберегал свою банальную скучную «буржуазную» частную жизнь, но без колебаний вмешивался в личную жизнь своих самых ближайших соратников. Так, чтобы они не заработались, Ленин с типичной для него педантичной гиперактивностью заставлял их отдыхать, а потом контролировал, соблюдают ли они рекомендации врачей. О своих офицерах он умел хорошо позаботиться, но делал это только до тех пор, пока они были безусловно с ним согласны и слушались его. В противном случае, по словам Пайпса, в нем побеждал «полицейский менталитет». С аккуратностью, которой могла бы позавидовать царская охранка, Ленин выслеживал тех представителей интеллигенции, кто выступал против большевиков, и нередко привлекал новую политическую полицию (ЧК), чтобы в лучшем случае депортировать таких людей из страны. За пределами своего комфортного круга Ленин был по сути мизантропом, который пренебрегал людьми и, по словам Максима Горького, который долго восхищался Лениным, чтобы наконец в нем разочароваться, обращался с рабочим классом, как металлург с расплавленным железом. Когда не работала ни идеология, ни насилие, Ленин делал упор, прежде всего при влиянии на западные общества, на человеческую жадность. Эта стратегия практиковалось в первую очередь в 1918 — 1922 годах, когда русские большевики «экспортировали» в Европу мировую революцию. Ленин до самой смерти был глубоко уверен в том, что в хаотичном послевоенном мире ее не миновать и что ей нужно помочь всеми средствами. Секретарь Коммунистического интернационала Анжелика Балабанофф вспоминала, как Ленин призывал ей ни в коем случае не экономить деньги на поддержку революционные акции и пропаганду: «Тратьте миллионы, много миллионов». Смешная фигура? До 1914 года Ленин, возможно, казался большинству социалистов безответственным радикалом, который своими идеями угрожает уже завоеванным позициям в политической (такие достижения, как сильные и легальные социалистические политические партии, избирательное право рабочих) и социальной области (такие успехи в законодательстве, как право на стачку и зачатки социального и медицинского обеспечения). Политики ленинского типа, окруженные своими преданными соратниками, с их резкой риторикой и хилиастическими мечтами действительно порой выглядят смешно, оставаясь на периферии политических событий. Но только во времена мира и процветания. Во время катастроф и социальных потрясений такие ленины приобретают угрожающее влияние, растут и крепнут по мере углубления кризиса. Кровавая баня Первой мировой войны полностью изменила правила политической игры и перевернула с ног на голову прежнюю властную иерархию. За каждым Лениным стоит какой-нибудь Николай II, который дискредитирует старую систему, делает ее нефункциональной и подготавливает к уничтожению. В этом смысле Ленин явно не последний. Нынешний кризис глобализма, неолиберального порядка и либеральной демократии, по мнению Себестьена, Ленин охарактеризовал бы как «пик революционного момента». Поэтому сегодня на первый план выходят не столько его диктаторские методы, сколько вопросы, которые он решал как профессиональный идеолог и революционер, дискредитируя прежнее устройство и обнажая его неспособность создать справедливое общество. Сегодня он хорошо понимал бы такие понятия, как «глобальная суперэлита» и «один процент самых богатых» и сумел бы обратить их в революционную зажигательную смесь. Вот почему у Ленина по-прежнему есть свои почитатели и сторонники. Радикализм Ленина «вписался» в настроения населения даже не в том, что требовал (составляя программу, большевики прагматично предпочитали обкрадывать своих конкурентов — меньшевиков и эсеров), а в том, как хотел свои требования реализовывать — здесь и сейчас, быстро, невзирая на последствия, а если не бояться расправы, то и насильственными методами. На пути к власти он мог наобещать все всем, понятно упростить сложные проблемы, умело плодил врагов, которых потом уничтожал, и козлов отпущения, на которых сваливал просчеты своего режима. Также Ленин умел полностью задействовать все доступные средства для достижения своей цели. В общем, он был бы идеальным крестным отцом современной «постсправедливой» политики. Автор — историк