Не тот роман назвали «Идиотом»
Он родился 30 апреля 1883 года и за отмеренные ему на земле сорок без малого лет успел послужить в трех армиях, пройти мировую войну и русскую революцию. Одна пуля поцарапала ему шею, другая пробила насквозь фуражку. Гашек работал в аптеке и банке, редактировал журнал, где публиковал фантастически бессовестное вранье. Был убежденным анархистом и безыдейным аферистом, который торговал дворовыми собаками, перекрашивая их и выписывая «породистые» родословные. Дважды болел тифом и трижды женился, причем на утонченной дочери скульптора Ярмиле и не обремененной лишним интеллектом русской «Шулиньке» был женат одновременно. Какой-нибудь здоровый реалист с таким багажом за плечами пек бы как пирожки толстенные романы «из жизни». А Гашек пробавлялся рассказиками да фельетончиками — их у него свыше полутора тысяч. Но славу ему все же принесла большая форма — сатирическая эпопея «Похождения бравого солдата Швейка». В ней мало действия, а сюжет вообще второстепенен. Главное — то уникальное зрение, которым обладал писатель: он видел не кровь и боль людей, не высокое и низкое, а только лишь комическое. Сочное живописание казарменного бытия стало его единственным, но заточенным до блеска оружием. Тут все доведено до абсурда: бюрократия, взятки, казенщина на фоне высокопарной риторики, бессмысленная жестокость… Выжить в такой обстановке, стать в ней своим может лишь клинический идиот. Или тот, кто сумеет им притвориться. Гашек сразу писал набело, без черновиков. А когда подкралась болезнь, просто диктовал и отсылал издателю, даже не взглянув на результат. В итоге свой великий роман он так и не прочитал. Зато его взахлеб прочли миллионы людей во всем мире, он разошелся на цитаты. Ведь идиотизм — явление интернациональное, близкое и понятное каждому. У нас «Швейка» особенно чтили отслужившие в армии. А ведь все могло сложиться иначе. Автор собирался послать Швейка в советскую Россию, куда его самого занес вихрь истории, сделав комендантом Бугульмы и научив говорить по-татарски и по-башкирски. Нет никаких оснований думать, что Швейк бы вдруг поумнел. Скорее, прекрасно вписался бы и в идиотизм советской жизни. Успей Гашек реализовать свои замыслы — глядишь, вместо обличителя империалистической военщины, каким его представляли нашему читателю, он стал бы махровым антисоветчиком. А его эпопею никогда бы не напечатали в СССР, и мы могли бы знакомиться с ней разве что на бледных машинописных самиздатовских копиях.
