Владимир Маяковский о расстреле царской семьи
Недавно 19 июля, была годовщина рождения великого русского поэта Владимира Маяковскому. Но на прошлой неделе была и другая памятная дата. 17 июля прошло сто два года с даты расстрела царской семьи Романовых – так уж сложилось, что эти даты в нашем богатом историческом календаре соседствуют вместе. Убийство царской семьи с 90-х годов, после переосмысления событий в советской истории России, до сих пор раскалывает общество на два лагеря. Почитатели памяти последнего русского царя, как и Русская Православная Церковь, считают его и её семью святыми, и устраивают молебны в день их расстрела. «Сторонники смерти» Николая II, условно назову их так, считают казнь заслуженной и в этот день напоминают про эти «заслуги» царя – ходынку, проигранную русско-японскую войну, «кровавое воскресенье», жестокое подавление рабочих волнений в 1905-1907 годов, ввязывание России в Первую Мировую, которая, в итоге, собрав миллионный урожай смертей, закончилась для России революцией и приходом к власти большевиков. В виду категоричности противоположных суждений не хочется причислять себя к сторонникам того или иного лагеря, поэтому я лишь сухо констатирую факты: семья Николая II была расстреляна, и советское правительство за эту казнь взяло ответственность. А для оценки этого исторического события я, как любитель и поклонник русской литературы, предоставлю слово великому поэту Владимиру Маяковскому, день рождения которого, так уж вышло, стоит рядом с датой смерти последнего русского царя. А слово громогласного советского поэта было следующим. В январе 1928 года Маяковский во время своего поэтического турне по Уралу посетил Свердловск, нынешний Екатеринбург, и изъявил желание посетить не только место расстрела, ипатьевский дом, но и захотел, удивив тем сопровождающих, посмотреть место захоронения царской семьи. Эта поездка в леса в виду стоящей тогда суровой зимы с метелью далась непросто. Захоронение искали долго, и, по некоторым свидетельствам, могилу даже и не нашли. Вернулся к своему выступлению перед рабочими Маяковский усталый. После «паломничества» со свойственным ему поэтическим даром, Маяковский отозвался на смерть царя стихом «Император». Не буду полностью его цитировать, любознательные читатели могут без проблем его найти на полях интернета. Условно это стихотворение можно разделить на две части. В первой части Маяковский вспоминает, как видел царя в Москве до революции на каком-то празднике, когда была «то ли пасха, то ли – рождество», и император в окружении своих дочерей перед народом сдерживаемых городовыми, торжественно ехал по Тверской. Во второй части Маяковский описывает уже поиски безымянной могилы, и эта часть о мрачном жребии судьбы, выданном последнему российскому самодержцу, контрастирует с первой. В конце стихотворения следует немилосердный вывод: Прельщают многих короны лучи. Пожалте дворяне и шляхта, корону можно у нас получить, но только вместе с шахтой. Любителей литературного анализа отсылаю к интересной работе филолога Олега Лекманова «Последний император», где производится разбор этого стихотворения. Лекманов, например, предполагает, что стих был написан в угоду сложившейся тогда текущей политической конъюнктуре. Весной того же года, когда дописывалось стихотворение, в советских газетах гремело «шахтинское дело» о так называемом заговоре инженеров-вредителей на Донбассе. В частности, обвиняемых связывали с агентурой капиталистической Польши, а тогдашний председатель Совнаркома Рыков в своей речи назвал их «мерзавцами-монархистами». Отсюда предположительно у Маяковского, который безусловно читал советскую периодику, и коллериющий ряд слов «шляхта», «шахта», монархическая «корона». Для почитателей Николая II, как святого, будет интересно, кстати, увидеть в этой неприемлемой ими стихотворной агитке религиозную мифологию. Если первая торжественная часть напоминает въезд Христа в Иерусалим, то вторая – его распятие, «короны лучи» в этом случае выступают как «терновый венец». Правда, жесткий вывод представляет эти ассоциации в глумливом свете. Но и на месте «красных патриотов» я бы не спешил записывать Маяковского в безусловные сторонники «лагеря смерти», а его стих возводить на свои хоругвии. Дело в том, что пролетарский поэт-мачо, глядящий на нас с чёрно-белых фото лысым гопником с каменной челюстью, не был так однозначен. Беспощадный и брутальный снаружи, внутри Маяковский был не так суров. В отношении целесообразности казни Николая II Маяковский сомневался. Существовала другая концовка, отражённая в черновиках. Она звучит так: Спросите: руку твою протяни, Казнить или нет человечьи дни? Не встать мне на повороте, Я сразу вскину две пятерни, что я голосую против Живые? - так можно в зверинец их Промежду гиеной и волком И как ни крошечен толк от живых От мёртвого меньше толку Мы повернули истории бег Старье навсегда провожайте Коммунист и человек Не может быть кровожаден. Что я хочу этим сказать? То, что события в нашей истории не так однозначны и просты, как бы многим в силу своих воззрений хотелось их представить. Этим история и интересна.
