Дом Романовых о могилах красноармейцев времен Гражданской войны

В Архангельской области после 1991 года многие могилы красноармейцев времен Гражданской войны и интервенции 1918−1920 гг. оказались заброшены. Местные власти не могли сориентироваться — покрасишь оградку, выполешь траву и назовут коммунистом. Нарушались христианские заповеди об уважительном отношении к любым захоронениям. Вопрос «Как относиться к захоронениям красноармейцев времен Гражданской войны и интервенции 1918−1920 гг, многие из которых в Архангельской области заброшены после 1991 года?» я задал директору канцелярии Императорского Дома Романовых Александру Закатову: — Все захоронения, где бы они ни находились, должны содержаться в достойном виде. Это один из неотъемлемых признаков цивилизованности и здорового состояния общества. Нашей культуре присуще уважение даже к могилам иноземных завоевателей. В момент острой борьбы нередко приходится быть беспощадными к живым противникам. Но воевать с их могилами — последнее дело. Тем более, нужно бережно относиться к захоронениям наших общих предков, павших в Гражданской войне, независимо от того, к какому лагерю они принадлежали. Революцию и последующее братоубийство следует рассматривать как общую беду, в которой нет абсолютно правых и абсолютно виноватых. Вина за то, что произошло, лежит на всех. И даже если кто-то из участников Гражданской войны — хоть «красный», хоть «белый» — имеет на совести тяжкие преступления, всё равно нельзя осквернять его могилу. Вопрос об отношении к заброшенным захоронениям красноармейцев в действительности является лишь частью более широкой и важной темы национального согласия и отношения к памяти предков. В нашем обществе есть идейные наследники как «красных», так и «белых». Слава Богу, сейчас нет тех ужасных проявлений конфликта, которые имели место после Революции 1917 года. Борьба в осмыслении прошлого и в оценках настоящего ведётся в словесных формах, а не с оружием в руках. Но в дискуссиях часто присутствует дух непримиримости, реваншизма, даже ненависти. Это может привести к крайне печальным последствиям, которые неминуемо причинят вред и боль всем нам без исключения, а геополитическими противниками и конкурентами — использованы против нашей Родины. Поэтому настоящим патриотам России, как «левым», так и «правым», необходимо находить точки, в которых можно достигнуть сближения, нащупать почву для диалога, а где-то и объединить практические усилия. Совместное поминовение павших в Гражданской войне — одно из самых очевидных направлений совместной деятельности людей с разными взглядами. Ориентиры в этом задают две главные сохранившиеся исторические институции России — Русская Православная Церковь и Российский императорский дом. Ещё в 2009 году святейший патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил ежегодное совершение панихид по всем жертвам смут и Гражданской войны в День народного единства 4 ноября. На эти заупокойные службы собираются потомки и «красных», и «белых», и совместно молятся о своих предках. У многих участников есть предки с обеих сторон. Это начинание было горячо поддержано главой дома Романовых великой княгиней Марией Владимировной. В своем обращении к участникам первой такой панихиды в 2009 году она написала: «У каждой из сторон в великой Смуте ХХ века были своя правда и своя ложь, свои идеалы и своя корысть, свои герои и свои негодяи. Но, в конечном итоге, от революции пострадали все — и побежденные, и победители. Вчерашние палачи назавтра становились жертвами, а многие из тех, кто выжил и даже видимо обрел власть и благополучие, оказались изуродованными духовно и нравственно. Мы не должны ничего забывать, чтобы не повторять ошибок. Мы должны постараться исправить совершенное зло. Но мы также должны уметь прощать и просить прощения. Ради будущих поколений нам необходимо научиться находить в прошлом и в настоящем в первую очередь не то, что разъединяет, а то, что сближает нас друг с другом». В 2012 году, в начале празднования 400-летия призвания на царство династии Романовых, Мария Владимировна сама присутствовала на такой панихиде. А 8 ноября 2017 года, в100-летнюю годовщину Революции, глава Российского императорского дома молилась о всех без исключения павших в Гражданской войне в корабельном храме на борту крейсера «Аврора», остающегося в исторической памяти народа одним из главных символов Октябрьского переворота. К этим символическим актам великой княгини многие монархисты и правые отнеслись настороженно или даже враждебно, трактуя их чуть ли не как «предательство памяти жертв коммунизма». Но на самом деле Мария Владимировна руководствуется принципиальной и неизменной миротворческой позицией своей династии, сформулированной её дедом государем Кириллом Владимировичем, который ещё в 1922 году в первом же своем обращении в качестве блюстителя престола в изгнании провозгласил, обращаясь и к «красным», и к «белым»: «Нет двух Русских армий! Имеется по обе стороны рубежа Российского единая Русская Армия, беззаветно преданная России, ее вековым устоям, ее исконным целям. Она спасет нашу многострадальную Родину» (Граф Г.К. Августейший блюститель государева престола государь великий князь Кирилл Владимирович. — Мюнхен, 1922. — 31 с. — С. 27−28). В этом и во многих последующих своих обращениях Кирилл Владимирович твёрдо проводил мысль о недопустимости «белого» реваншизма, о взаимном покаянии и об уважении к трудам, подвигам и достижениям соотечественников в СССР, о единстве целей «красных» и «белых» в деле сохранения территориальной целостности и мощи Отечества. Его сын великий князь Владимир Кириллович в обращении от 20 декабря 1990 г. заявил: «Как глава Российского императорского дома и блюститель нашей многовековой исторической традиции я всегда буду всячески способствовать всем созидательным стремлениям наших соотечественников и решительно отвергать все разрушительные выступления, даже если они исходят от людей, заявляющих о своей верности нашему великому прошлому». Последние слова обращены именно и в первую очередь к тем, кто в те годы на волне антикоммунистических настроений был готов «плясать на костях» своих идейных противников. Отношение к этой проблеме в Русской Православной Церкви также имеет прочную основу в истории. Сейчас, к сожалению, мало кто помнит, что на Поместном Соборе 1917−1918 гг., после кровопролития в Москве, обсуждался вопрос о поминовении не только юнкеров, павших в борьбе с новым режимом, но и погибших сторонников большевиков. Родственники и друзья убитых юнкеров сами обратились с просьбой совершить отпевание и отслужить панихиды. Но солдаты и рабочие, сложившие головы с другой стороны, были похоронены на Красной площади без отпевания. Возникла проблема, как должна отнестись к этому Церковь. На заседании Собора 11 ноября 1917 года имела место довольно жаркая дискуссия о допустимости совершения заупокойных богослужений по тем, кто поддерживал большевиков. Противники такого поминовения высказывали аргументы, что это кощунство, что среди погребенных на Красной площади наверняка есть иноверцы и вообще неверующие люди, что погибшие большевики, возможно, сами не желали пения над ними молитв… Но наиболее авторитетные члены Собора, в том числе будущий первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей Антоний (Храповицкий), в то время Архиепископ Харьковский, монархист-легитимист, отличавшийся резким неприятием большевизма и Революции как таковой, высказались за необходимость церковного поминовения всех павших в трагическом противостоянии. «По моему мнению, — сказал владыка Антоний, — безучастное отношение Церкви к убитым большевикам неуместно. Среди них большая часть были люди верующие. Митрополит Платон говорил, что большевики предлагали Членам Собора идти к неверующим юнкерам, а «мы, говорили они, люди верующие». Может быть, юноши вели себя благородно, все же лишать христианского погребения и большевиков нельзя. Где было больше неверующих — среди юношей или большевиков,—мы нe знаем. Молиться надо за тех и других» (Деяния Священного собора Православной Российской церкви 1917−1918 гг. — Т. 3. — М., 1994. — С. 179). В результате этих обсуждений 17 ноября 1917 года состоялось окончательное соборное решение. Выразив скорбь в связи с осквернением большевиками святынь Московского Кремля и нецерковным погребением рабочих и солдат на Красной площади, «Собор, по чувству материнской любви Церкви к своим хотя бы и заблудшим чадам, не желая отказать в молитвенном утешении родным и близким сих погребенных, а также и уповая, что многие из них, лишь обольщенные своими вождями, не ведали сами, что творили, принял все меры к тому, чтобы и их души не были лишены церковной о них молитвы. В этих целяхв храме Христа Спасителя в 12-й день ноября совершено было соборное моление об упокоении всехбезразличия павших жертвами народного волнения последних дней. Приглашая всех православных принять участие в этом молении, Собор оповестил их об этом следующими словами: «Жители Москвы, — богатые и бедные, и знатные, и простые, и военные и невоенные, все приглашаются, забыв всякую партийную рознь и помня только заветы Великой Христовой Любви, объединиться в общецерковной молитве о блаженном упокоении почивших». [] Ныне, по выяснении обстоятельств дела, Священный Собор предоставляет Московскому епархиальному начальству, для успокоения смущенной совести верующих и для облегчения загробной участи самих погребенных, которые, представ пред лицом Нелицеприятного Судии, нуждаются теперь только в церковной молитве, совершить на месте погребения их положенное по церковному чину заупокойное моление. Сообщая об этом всем чадам Православной Российской Церкви, Собор призывает их молить Господа об отпущении вольных и невольных грехов рабов Божиих, во дни междоусобной брани убиенных» (Деяния Священного собора Православной Российской церкви 1917−1918 гг. — Т. 4. — М., 1996. — С. 130−131). Если в те времена, когда взаимное ожесточение и боль от утрат были гораздо свежее и сильнее, прозвучали этот истинно христианский призыв и эта молитва гонимой Церкви, если сразу после окончания Гражданской войны императорский дом, переживший убийства своих членов и репрессии, оказавшийся в изгнании и полном разорении, призывал отказаться от мщения и реванша, то тем более сейчас, по прошествии более века, мы можем и должны словом и делом объединиться в общей скорби о произошедшем братоубийстве и в общем почтении к памяти его жертв с обеих сторон. Тогда и многие современные разногласия и споры будут восприниматься нами по-иному, менее агрессивно, с большей способностью к диалогу и компромиссу. Мне как монархисту приходится часто встречаться с аргументом моих единомышленников и представителей других правых течений, что в советский период память о «белых» выжигалась калёным железом, а ныне левые проявляют агрессию по отношению к любым попыткам увековечить память жертв большевистского террора. Поэтому, считают эти люди, и у нас нет никаких оснований проявлять уважение к памяти «красных» и к чувствам их современных последователей. Я с этим категорически не согласен. Если мы — правые и монархисты — осуждаем большевизм, то это означает вовсе не отрицание стремления к социальной справедливости и уважения к людям труда, не огульное очернение всего советского периода. Для нас были и остаются неприемлемыми радикальные черты большевизма — богоборчество, тоталитарные методы управления, обоснование, оправдание и применение массовых репрессий, пренебрежение к значительной части исторического наследия. Но если мы осуждаем эти явления, то тем более не должны становиться «белыми большевиками» и действовать зеркально, как только появляется возможность. Ведь тогда мы по сути ничем не отличаемся от революционных разрушителей. Тот, кто считает себя правым, должен первым подать пример великодушия, готовности к собственному покаянию и прощению других, должен первым протянуть руку соотечественникам иных взглядов. Да, иногда эта рука остаётся повисшей в воздухе. Но это не означает, что нужно ожесточиться и прекратить попытки достичь мира. О себе я могу сказать, что с раннего детства был воспитан в антикоммунистических убеждениях. В моем роду и по отцовской, и по материнской линии есть ряд жертв политических репрессий. Меня назвали Александром в честь брата моей бабушки, расстрелянного красными в Крыму в ноябре 1920 года в возрасте 23 лет. Его брат Иван Страхов, прошедший через репрессии 1920-х — 1930-х гг., но выживший, достигший весьма преклонного возраста и оказавший большое влияние на моё воспитание, участвовал в восстании юнкеров в Москве и чудом избежал тогда смерти. Мой прадед по материнской линии Макарий Илларионович Мельников, человек «классически» рабоче-крестьянского происхождения, член ВКП (б), был расстрелян в Ленинграде в 1938 году. И если по маминой линии родные некоторое время сохраняли приверженность коммунизму и пиетет к В.И. Ленину (при крайне отрицательном отношении к И.В. Сталину), то от моего отца и представителей старшего поколения с его стороны я с младенчества получил и веру в Бога, и стойкое неприятие атеистического коммунизма как такового, негативную оценку всех его идеологов и вождей, начиная с Маркса, Энгельса и Ленина. В отроческом и юношеском возрасте, со свойственными этому периоду жизни категоричностью и запалом, я увлекался «Белым движением», упрощенно оценивал исторические явления и воспринимал всё советское как нечто зачумленное. С годами этот пафос стал умереннее. Но по-настоящему от многих иллюзий и двойных стандартов в отношении послереволюционного периода я избавился, как это ни покажется кому-то парадоксальным, именно благодаря императорской семье. Изучая идейное наследие Кирилла Владимировича и Владимира Кирилловича, получив возможность живого личного общения с великими княгинями Марией Владимировной и Леонидой Георгиевной я понял, что можно, оставаясь монархистом, любить соотечественников, придерживающихся левых убеждений, что можно, признавая коммунизм страшной утопией, сочувствовать и сострадать людям, которые искренно верили в него и жертвовали собой ради «светлого будущего», что можно и нужно уважать их труды и подвиги, что вообще в принципе можно и нужно видеть, прежде всего, ЧЕЛОВЕКА, а не его мнения, заблуждения и грехи. Потому что и сами мы не свободны от грехов и заблуждений, и сами с течением времени разочаровываемся в некоторых наших мнениях. Поэтому у меня много добрых знакомых и даже друзей среди соотечественников левых взглядов. А знакомым и друзьям правых воззрений я с чистой совестью и глубоким убеждением говорю: нужно молиться не только за «белых», но и за «красных», предоставляя суд над теми и другими Богу. И ухаживать за захоронениями участников Гражданской войны нужно без различения партийной принадлежности. Этим мы не предаем ничью память, не отказываемся от наших убеждений, а проявляем обычную и естественную человечность и здравый смысл.