Дня Победы и дня России недостаточно
Впервые мысль о праздновании призвания Рюрика, случившегося по утверждению автора «Повести временных лет» в 862-м году, пришла в голову императора Александра II. 21 сентября 1862-го в Новгороде Великом был торжественно открыт памятник тысячелетия Руси. В следующий раз о памятной дате вспомнили уже в наше время. 21 сентября 2012-го было торжественно отмечено «1150-летие зарождения российской государственности». И, кажется, у нас есть основания считать 21 сентября еще одним днем рождения России. В самом деле, как у каждого христианина есть два дня рождения: один – физического появления на свет, второй – крещения и, так сказать, прописки в отечестве небесном, так и день рождения России видится двусоставным: 862-й, год обретения государственности, и 988-й, год крещения. Пусть даже даты эти несколько условны, они в первую очередь символичны. Вспомним кстати и еще одну дату, 300-летие которой ждет нас в следующем году, а именно: принятие Петром I императорского титула 2 ноября (22 октября по старому стилю) 1721 г. в Санкт-Петербурге. В этот день Россия официально стала именоваться Российской империей. Хороший момент, чтобы собрать эти и некоторые другие даты (рождение Московского царства, Куликовской битвы, дня рожденья Пушкина) в некую протяженную годовую цепь русских дней, дней России, русского народа и государственности, которая помогла бы нам восстановить наш государствообразующий стержень, культурно-историческую преемственность. Дня Победы и дня России (12 июня) для этого, на мой взгляд, все-таки недостаточно. Но сегодня давайте вспомним о Рюрике, нашем первом, зафиксированным летописями правителе. С Рюриком связан один старый большой русский спор. Точнее, много вопросов, которые сводятся к одному – кем был Рюрик? Точно ли он был, как утверждают летописцы, варягом, норманном, или последнее как-то смущает наше национальное чувство Первым антинорманистом, оспаривающим скандинавское происхождение Рюрика, был, как известно, Ломоносов, утверждавший, что Рюрик был родом из полабских славян, и связывавший их с ильменскими (Старая Русса) словенами. Позднее антинорманистскую идею развивал Д.И. Иловайский, настаивая, правда, уже на южном происхождении русов. Наконец, в советское время русов начали отождествлять с киевскими полянами, возводя этноним «Русь» к киевским князьям. Действительно, такой топоним здесь находим: Рось – правый приток Днепра, а притоки Роси – Роська, Россава. Упоминание реки «Руссы» в связи уже с ильменскими словенами имеется в Воскресенской летописи середины XVI века. Хотя упоминание это считают поздней вставкой, загадка топонима Старая Русса остается неразрешимой, и уже Сигизмунд Герберштейн (1486–1566), много поездивший по Руси, производил от него слово «Руссия». Производили (см. О.Н. Трубачёв) имя «русь» от иранского ruksi – белый, светлый («русь» в значении светлое место до сих пор популярно на русском севере). Не вступая в споры ученых мужей, всё же не скрою, что версия автора «Повести временных лет» кажется мне наиболее ясной, разумной и убедительной. Сама острота и горячность этого спора мне, честно говоря, не очень понятна. Как не очень понятно и то, чем национальной гордости великороссов может угрожать скандинавское происхождение Рюрика. Ближайшее родство славянских и германских племен, их общее индоарийское происхождение, по-моему, очевидны. Их единственное серьезное различие заключается, быть может, лишь в гораздо более мягком и спокойном многовековом развитии славян на пустынных равнинах северного причерноморья, где им не приходилось вести изнурительных войн за землю, которой здесь было в избытке. Это спокойное развитие, эта однообразная, несколько тусклая, «осенняя», природа Руси дали славянской душе созерцательность и поэтичность, способность «смотреть за край»… Но и сегодня каждого, кто бывал и живал в Германии, не может не поразить глубокое ментальное сходство русских и немцев – трудно уловить между нами сколько-нибудь серьезные отличия (с болгарами, чехами, черногорцами у русских разницы явно больше). Общность, прежде всего, в добродушии, благожелательности, широте и имперскости сознания. Неудивительно, что, подобно нам, до конца эпохи мировых войн немцы никак не могли определится, кто они: восток или запад? Да и само разделение Германии на восточную и западную после Второй мировой выглядит в этом ракурсе едва ли случайным: так бывает с империями. Что же касается «призыва варягов», то все серьезные европейские государственности начинались подобным же образом. Ничего уникального или обидного для национального самосознания здесь, разумеется, нет. А вот нашу изначально имперскую природу этот момент живо подчеркивает. Лично мне наше изначально имперское самосознание вполне открылось на реке Ловати (некогда – магистральном Пути из варяг в греки), где я частенько бываю, в деревне Ходыни. Кстати, некоторые филологи, изучающие «Слово о полку Игореве» (В. Руделёв, А. Чернов) предполагают, что именно в этих местах родился его автор, скрывший себя в «Слове» под именем Ходына. Так это или нет, Ходыня – имя явно славянское, напротив, через реку – деревня Ляховичи (имя, очевидно, польское), в двух километрах вниз по течению – деревня Веряско - скандинавский, норманский топоним; а озеро Ильмень, куда впадает Ловать – топоним финский (от финского божества ветра и воздуха Ильмарине). И так – километр за километром, вниз и вверх по течению, от Ладоги и Невы до Днепра, от норвежской Бирки до имперского Константинополя… Вот так и складывалось чисто имперское сознание древней гардарики - страны городов, как называли Русь ходившие из варяг в греки норманны Наши глубокие исторические связи с норманнами также очевидны. Утварь, оружие, украшения скандинавского происхождения в больших количествах находят во всех древних русских городах: от Старой Ладоги и Пскова до Киева и Чернигова. Курганы, захоронения скандинавского типа, рунические знаки, письмена, скандинавские заимствования в языке – всего это сегодня известно в избытке. Имена Глеб, Игорь, Олег, Ольга, Рогволод, Рогнеда, Рюрик – явно скандинавского происхождения. Норманны не просто были нашими соседями, они были нашими постоянными торговыми и военными партнерами. Само стратегическое положение Руси, стоящей на греко-варяжской магистрали, вынуждало нас к торговым и военным союзам. По берегам наших рек стояли норманские зимовья и города… Одним словом, с геополитической точки зрения призвание скандинавского князя было бы для нас идеальным выбором. Как и с точки зрения этногенеза. Можно ли назвать русских чисто славянским этносом? Нет, мы особый, уникальный в своем роде суперэтнос, совершено лишенный местечковости балканских и прочих славян. Историк Вл. Махнач считал, что к XII-XIII вв. старый славянский этнос оказался полностью переплавленным в новый русский суперэтнос. С этим мнением можно согласиться. Как и с тем, что главными двигателями этого этногенеза стало создание русской государственности и принятие христианства. Анализируя летописи, мы воочию видим, как в течение всего нескольких поколений некогда разрозненные славянские племена: полян, словен, северян, древлян, кривичей, вятичей переплавляются в новый суперэтнос, единый народ, как вливаются в него воинские норманские роды; позднее – струя знатных татарских родов; ещё позднее – немцев, шведов, датчан. Подобное же «чудо этногенеза» происходило в это время и с другими европейскими народами, которые, принимая христианство и присягая своим князьям, стремительно сплавлялись в германский, французский, английский этносы, выходящие на историческую арену, чтобы разыграть новый виток драмы мировой истории. Но сегодня, когда народы Европы все более явно клонятся к упадку, не пришло ли нам время вспомнить наши общие корни? И стать тем спасительным полюсом, который помог бы Европе сохранится как единое (говоря словами Достоевского) христианское племя, а нам – не забыть себя.
