К 20-летию "Взгляда": реквием по мечте

Моя мечта не сбылась — из меня не получилось смелого и яркого журналиста, способного делать мир лучше. Но я очень благодарна судьбе, что у меня эта мечта была, и что я маленькими шагами через маленькие истории, но изо всех сил пыталась честно делать свое дело. Причем под честной журналистикой я по старинке понимаю несколько точек зрения и максимальное стремление уйти от манипулирования фактами. Все знаю про невозможность "объективного подхода". Но по-прежнему к нему стремлюсь, а "державную журналистику", когда интерпретацию событий в том или ином ключе оправдывают некими государственными интересами, считаю злом. Я ее хорошо помню — советскую официальную журналистику. Ту самую, когда в "Правде" не было известий, а в "Известиях" — правды. А потом появился "Взгляд", и у меня появилась мечта. Тот первый выпуск 2 октября 1987 года я не помню, мне было неполных 12. Но я очень хорошо помню свои эмоции от манеры поведения этих дядек, того, как они были одеты, что и как говорили. Поверьте, эти эмоции были покруче, чем от дефицитных тогда джинсов или пачки "Дональда". Это было невероятно: из телевизора с тобой разговаривали понятным простым языком о каких-то живых вещах — от реальных проблем до музыки. Старшее поколение должно помнить этот чудесный анекдот про попытку советского зрителя найти себе что-нибудь интересное в телевизоре и голос с экрана: "Я тебе попереключаю". Так вот, пятничный "Взгляд" стал тем местом, где это "я тебе попереключаю" дало сбой. Его переключать не хотелось. Сначала ведущих было четверо: Владислав Листьев, Александр Любимов, Дмитрий Захаров и Олег Вакуловский. Затем к этой четверке присоединился наиболее впечатливший меня Александр Политковский. Мне бесконечно импонировали и его выбор тем, и манера изложения. 20 лет назад убили Влада Листьева. Преступление без наказания>> Они сидели в студии, представляли сюжеты, которые порой сами и готовили. Обсуждали увиденное. Представляли и вместе с нами слушали музыку, доселе недоступную среднестатистическому советскому зрителю. Они говорили наравне со зрителем, жили с ним в одном пространстве одними проблемами и говорили на одном языке. И эта сопричастность, ощущение того, что ты не сошел с ума в этой стерильной официальности, что есть кто-то еще, кто также чувствует и думает — это ощущение дорого стоит. Потом заданный "взглядовцами" формат стал нормой. Говорить с людьми о важном на понятном для них языке, учитывая разные взгляды, начали в разных программах и изданиях. Журналистика стала невероятно интересной и, казалось, полезной для людей. Я рванула в эту профессию с головой в надежде тоже быть полезной… А потом снова все изменилось. Начался откат к советским практикам, разговоры про "социальную ответственность журналиста" и "посмотрите, что в мире делается". Я хорошо помню свою детскую растерянность времен "Взгляда", когда оказалось, что за пределами Советского Союза есть вполне себе сносная жизни. И американцы вовсе не умирают от голода. А нам же в школе и по всему остальному телевизору рассказывали, что там ужас-ужас… Мне не хотелось бы возвращаться в ту систему жонглирования фактами. Не хотелось бы, чтобы зрителя, слушателя и читателя держали за дурачка, а СМИ выстраивали заданную сверху реальность, прикрываясь патриотизмом и госнуждами. Сейчас мне кажется, что главной заслугой "Взгляда" были даже не революционные для советского времени формат и язык, а уважительное отношение к людям, попытка говорить с ними о них и на равных. Мне хочется жить среди уважаемых и достойных уважения людей. Потому я бесконечно благодарна "Взгляду" и его создателям за то детское открытие. Ну и за мечту, конечно.