Вжиться в Маяковского
Вообще любой вид искусства, будь то кино, литература или живопись, весь целиком заточен на эмоциях автора и публики, а «срабатывает» только в том случае, если они входят в некий резонанс, попадают друг с другом на одну волну. Это прописная истина, которой учили еще в школе на уроках искусствоведения. И вроде бы с классикой все предельно ясно: там как-то сразу видишь, что происходит и ответ на вопрос: «Что хотел сказать автор?», - находится довольно быстро и относительно просто. С современным искусством все несколько сложнее. Впрочем, только на мой субъективный взгляд. Оно тоже про эмоции. Этого не отнять. Вот только не покидает ощущение, что сегодня автор романа, режиссер, актер или художник постоянно находятся в поисках новой «дозы», посильнее любой, что были до… И получаются уже не яркие, несколько преувеличенные чувства персонажей, а натуральное безумие – на странице, а полотне, на сцене или на экране. И это далеко не единственный его эффект. Но обо всем по порядку. Вчера в Театре Наций открылся уже XII Международный фестиваль современного искусства «Территория». Надо сказать, организаторы одного из крупнейших арт-событий в Москве, сразу начали с оригинального хода – в театральном зале гостям решили показать кино. И какое кино… Результат шестилетней работы съемочной группы под руководством режиссера Александра Шейна получил название «ВМАЯКОВСКИЙ», в одно слово. Пояснять, кому и чему он был посвящен, думаю, излишне. Фестивальный буклет сразу под названием фильма и списком актеров и действующих персонажей начинает пестрить словами Бориса Гройса об одиночестве на смешанном фоне революции и успеха у публики, о «парадигматической судьбе поэта и художника в эпоху культурных и социальных разломов». Ну, что ж… Есть ли смысл спорить с господином Гройсом? Но на экране можно было рассмотреть не только, а то и не столько Маяковского в сложной исторической ситуации. Вот сейчас попробую объяснить… Это был фильм о фильме: группа актеров начинает читать и разбирать сценарий, делать пробы, вживаться в своих персонажей. Перед зрителем Юрий Колокольников, еще не превратившийся в рупора революции, читает реплики своего героя и только потом долго старается правильно попасть голосом в манеру чтения Владимира Владимировича. Тут же Чулпан Хаматова буквально на глазах постепенно и далеко не сразу перевоплощается в странную, нереальную и жестокую Лилю Брик. Кстати, и Евгений Миронов, сидящий в роли себя самого за столом вместе с остальными и зачитывающий поначалу реплики Троцкого, кажется, ничем не напоминает своего будущего Якова Агранова. А потом постепенно все меняется. Где-то после экватора заявленных двух часов ленты кадров репетиций становится меньше и меньше, актеры становятся своими героями, будто отрешаются от собственных личностей, вживаются полностью, втискиваются или вливаются в своих персонажей, впускают их в себя. А ты сидишь и наблюдаешь, как в одном человеке появляется и прорастает вторая личность. И вот уже тот же Юрий Колокольников, кажется, не может до конца понять, остался он собой или поддался Маяковскому. В майке и джинсах он продолжает читать и читать стихи, чтобы потом броситься на диван, свернуться к лубком и на пару мгновений отключиться от происходящего. На экране реальность дня сегодняшнего перемешивается и сливается с допущением о событиях практически столетней давности. Звуки резкие, камера то и дело перескакивает с одного плана на другой, высвечивает одно лицо, а потом сразу же следующее. В фильме нет ни единой более-менее длинной и спокойной сцены. Тревога, нескончаемая буря эмоций, безумие. Перед глазами натуральный вихрь, порожденный на основе биографии одного из самых неоднозначных поэтом России. Кстати, если в зале были те, кто в силу жизненных обстоятельств подзабыли ее детали, вряд ли им было просто сориентироваться. Вот чего в фильме нет, так это рассказа истории жизни Маяковского. Да он тут и не нужен. Совершенно. Потому что лента не о фактах, а об ощущениях – о чувствах когда-то жившего поэта, который влюблен в женщину, умеющую изводить его, выкручивать ему нервы, вынимать душу, человек, которому объяснили, почему он должен любить новую власть, а потом – почему ради нее должен забыть о самом себе. Это рассказ об ощущениях актеров, становящихся теми, уже давно ушедшими людьми, переживающих чужие сильнейшие эмоции. А еще это лента о зрителе, способном поддаться постоянным сменам планов, ракурсов, звуков, цветов и эпох, застыть на месте и выйти из зала с кружащейся головой и абсолютной уверенностью, что вот сейчас увидел что-то по-настоящему тяжелое. Только вряд ли сразу получится объяснить себе, что именно это было. Александр Шейн перед началом показа назвал себя сумасшедшим, говоря, что, наверное, в этом кроется причина, что лента вышла именно такой. В это можно поверить, даже если он шутил. Тогда же он сказал, что хотел бы, чтобы зритель понял: фильм о сложном, о непростом, откровенно тяжком. Если задача была такой, господин Шейн с ней блестяще справился. Этот фильм заставляет зрителя не просто сопереживать, а погружаться в эмоции его героев, отчасти становиться ими, ощущать их. И подобным приемам пользуются сегодня многие. Далеко за примерами ходить не приходится. В рамках все той же «Территории» Димитрис Папаиоанну представит свою знаменитую инсталляцию «Изнанка». В течение шести часов тридцать актеров будут просто и буднично воспроизводить знакомые всем движения – вставать с постели, открывать холодильники, пить воду, смотреть в окно. Дело зрителя – наблюдать за ними, созерцать происходящее и осознавать, насколько похожи жесты, движения, выражения лиц, казалось бы, разных людей в типичной обстановке. И получается спектакль-выставка, которую тоже предлагается по-своему ощутить, переварить в себе и сделать свои собственные выводы… а то и просто не задумываться над ощущениями. Кому как нравится. А будет еще и нашумевший проект Фернандо Рубио «Все, что со мной рядом». И вот тут интерактив и чувство полной включенности в происходящее может абсолютно зашкалить, ведь актеры, участвующие в постановке, будут совсем рядом со зрителями – под одним одеялом. Режиссер экспериментирует с личными границами человека и комфортным расстоянием. Поход на подобное арт-шоу – это риск узнать о себе самих много нового. Больше никто ничего не вскрывает, не обнажает и не поучает. Никто не спрашивает, что там хотел сказать автор. Если он захочет поговорить, у него будет немало возможностей – пресс-конференции, посты в соцсетях, интервью по предварительной договоренности. Вопрос ставится иначе: что ты почувствовал сам? Автор скажет все, что сочтет нужным, но ему бесконечно любопытно посмотреть на твою реакцию, когда ты попадешь в условия, в которых просто не сможешь действовать привычным образом. Так или иначе, сконцентрировавшись на ощущениях, современный культурный процесс во многом превратился в искусство встряски, эмоционального рывка, стресса. И он обязательно перевернет что-то в сознании и публики, и его создателей. Хорошо, если каждый такой переворот будет в нужную сторону.
