Художник, что рисует сны. ЕрМурат ЕрХасан вернулся в любимый город, чтобы остаться здесь навсегда
Он родился в Казахстане, но детство провел в Москве, городе, который стал самым важным в его жизни, самым любимым. Он создает собственную «галерею славы» из портретов лидеров разных государств, на его полотнах оживает история Востока, а потом он пишет картины, когда-то увиденные во сне. Семь лет назад художник ЕрМурат ЕрХасан вернулся в столицу России, чтобы остаться здесь. Он стал руководителем отдела культуры Казахской национально-культурной автономии Москвы, провел множество персональных выставок и изо дня в день продолжает работать над новыми образами, стараясь поймать вдохновение на кончик своей кисти. О непростой дороге из Алма-Аты до Чистых Прудов художник рассказал корреспонденту «ВМ». Московское место силы — Мурат, расскажи, пожалуйста, как ты впервые оказался в Москве? — Вышло так, что здесь работал мой отец. У нас творческая семья – все художники так или иначе. Пока отец был здесь, и я жил вместе с ним. Кроме меня никто сюда не ездил и особенно в Москву не стремился. Например, этот город не был близок моему старшему брату. А я… Я всегда шел за отцом. Мы успели объездить и весь Казахстан, и всю Россию. — Чем здесь занимался твой отец? — В Москве он преподавал в одном из университетов и одновременно проходил повышение квалификации. — Ты учился в Москве? — Когда мы оказались здесь, я был совсем маленьким. Я ходил в московскую школу и не в одну. За время жизни в этом городе я успел сменить пять учебных заведений. В школе про меня говорили: «Ну, что Батый? Москву взял?». Я с такими шутниками не спорил и всегда отвечал: да, я его воплощение, а вы что хотели? (смеется). Это было советское время, все было по-другому. В классе я оказывался единственным казахским мальчиком, и мне здорово доставалось. — Из-за того, что ты был не похож на остальных? — Вроде того. Дети есть дети. Зачастую на кого-то иного, даже если отличия только внешние, они реагируют довольно остро. Впрочем, я был не промах и мог за себя постоять. В школе с обидчиками дрался, доказывая, что у меня нормальный разрез глаз, например. Когда мы выросли, все это, конечно, сошло на нет, и все мы нормально общались друг с другом. До сих пор иногда встречаемся с бывшими одноклассниками и со смехом вспоминаем эти истории. — Значит, у тебя здесь остались друзья еще со школы? — Да, с тех времен у меня до сих пор остались знакомые и друзья, с которыми мы сейчас общаемся. Одного из моих бывших одноклассников зовут Максим. Несмотря на то, что прошло много лет, мы и сегодня крепко дружим с ним. А когда мы были мальчишками, я жил вместе с отцом на Чистых Прудах. — Чистые Пруды стали для тебя своего рода местом силы? — Знаешь, с ними действительно вышла какая-то мистическая история. Все, что ни происходило со мной в то время, связано с Чистыми Прудами. Даже первая любовь. А потом все закончилось: пришло время возвращаться в Казахстан. Если честно, уже тогда мне хотелось здесь остаться. Но, как ты понимаешь, выбора не было. Несносный мальчишка — Насколько мне известно, ты не собирался становиться художником. Каким был изначальный план? — По началу на меня, как на художника, ставку никто не делал. Вот говорят же, что в каждой семье есть свой «гадкий утенок». В нашей эта роль досталась мне. Моя мама – художник-декоратор, которая в последствии занялась дизайном, отец – художник и преподаватель. Нас у них было пятеро: старший брат – художник, младший стал художником-клипмейкером, а еще – две сестры. Я выбивался из этой картины. В детстве мне хотелось стать футболистом. Я тренировался, занимался многими делами, которые сейчас кажутся совершенно ненужными. А еще – всегда спорил, что-то доказывал родителям, пытался показать, что на что-то способен сам по себе. — Выходит, ты был настоящим бунтарем? — Выходит, так. Потом я все же поступил в университет, где преподавал мой отец, - на художественно-графический факультет. Но первое время я совсем не хотел там учиться. Я видел себя только в спорте и ни в чем ином. В итоге мой отец, устав со мной бороться, просто махнул на все рукой. Он тогда сказал мне: отучись, получи диплом, а потом иди, куда хочешь. Так и договорились. — Ради своей мечты ты пошел на противостояние с собственным отцом. Что же изменилось потом? Почему ты все-таки от нее отказался? — Что бы я ни делал на первых курсах университета, выходила карикатура. Писал ли я портрет или занимался скульптурой – не имеет значения. Надо мной постоянно подшучивали, смеялись. Сейчас я радуюсь, что учился именно там, у своего отца. Мы проходили все – от резьбы по дереву через чеканку и до батика. В последствии мне все это очень пригодилось. Эти знания оказались особенно важными на съемочной площадке, ведь я зачастую выступаю в различных кинопроектах в качестве художника-постановщика. Благодаря своему образованию, я точно знаю, как все сделать наилучшим образом. И никто меня не может обмануть. Кстати, в студенческие годы на меня сильно повлиял старший брат. Сны на холсте — Ты много говоришь о портретах, заказах, выставках. Ты чувствуешь разницу между картинами, которые нужно нарисовать, и полотнами, появляющимися на свет из чистого вдохновения? — Заказные работы – это отдельная тема. Конечно, я больше всего люблю рисовать будто бы сам для себя, свои образы. Любая картина отражает настроение художника, будь то радость, печаль, а то и вообще депрессия. Всем известно, что творческие люди живут в соответствии со своими эмоциональными состояниями. Нашим женам нужно ставить памятники за то, что они все это терпят (смеется). Как женщины стойко переживают все наше самоедство, самокритику и маленькие трагедии, ума не приложу. Но, наверное, без всего этого и картины были бы совсем другими. И самые любимые из них – на свою, свободную тему. — У тебя много таких картин? — У меня есть целый цикл полотен с простым названием «Сон». В моей жизни, признаться честно, довольно много мистики. Сюжеты картин из этой серии я действительно вижу в своих снах. Если я вижу что-то прекрасное, почему не отразить это на холсте? Иногда мне кажется, что так я пытаюсь понять или хотя бы услышать бога. Я уверен, если ты можешь воспринимать что-то удивительное, этим нужно делиться, это нужно обязательно перенести на холст. — Тебе всегда снились такие яркие сны? — Лет с 13, наверное. Тогда со мной случилась малоприятная история. Я фактически утонул, но меня сумели откачать. Пока меня возвращали к жизни, мне привиделась удивительная картина: я шел по облакам вместе с множеством людей, а впереди сияла очень красивая, невероятная мечеть. Потом, спустя много лет, я нарисовал картину, в которой было все, что я видел. Нереальное ощущение возникает даже тогда, когда я говорю об этом. — Ты не планировал устроить выставку исключительно из подобных работ? — Нет, я никогда не делал выставки только из полотен этого цикла. Думаю, это было бы довольно скучно. Для экспозиции важно разнообразие. Но каждый раз я выставляю часть своих снов. Публика проявляет к ним особый интерес. Это правда. Были случаи, когда люди уверяли меня, что сами видели во сне то, что теперь видят на моих картинах. Такие моменты, эти истории всегда очень волнительны. Самый счастливый на свете — Ты признанный художник, участвуешь в огромном количестве мероприятий, постоянно пишешь картины. Судя по всему, Москва тебя приняла. Каков следующий шаг? — Наслаждаться жизнью. Я серьезно. Здесь и сейчас, в Москве я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. Мне сорок два года, у меня интересная судьба, жизнь, которая сводит меня с потрясающими людьми, играющими в ней по-настоящему важную роль. Таким человеком, например, стал Байгали Серкебаев из группы «А-студио», с которым мы познакомились еще в Казахстане. Он очень помог мне здесь, в Москве, и я всегда внимательно к нему прислушиваюсь. Другим таким человеком стал Бари Алибасов. И самое главное – я отец четверых детей. Я счастлив. Подписывайтесь на канал «Вечерней Москвы» в Telegram!
