Виктор Балашов «ПРОГРАММА АЛЕКСЕЯ ГУДОШНИКОВА» 08.11.2017
А. ГУДОШНИКОВ: Это радиостанция «Говорит Москва». 94,8. Программа Алексея Гудошникова. И сегодня у меня в гостях Виктор Иванович Балашов – диктор Всесоюзного радио с 1944 года, с 1947 по 1996 годы – Центрального телевидения, народный артист Российской Федерации, участник Великой Отечественной войны. Виктор Иванович, здравствуйте. В. БАЛАШОВ: Добрый вечер. А. ГУДОШНИКОВ: Я знаю, что вы работали в этом здании, где мы сейчас вещаем. В. БАЛАШОВ: Вы знаете, что не только в этом здании. Радиостанция «Говорит Москва» начинала свою работу не на этом участке земли московской, а чуть-чуть подальше, я уже даже забыл название этой улицы… там родилась именно эта радиостанция, которая сегодня имеет имя «Говорит Москва». А. ГУДОШНИКОВ: И вы там работали? В. БАЛАШОВ: Я работал параллельно и на телевидении, была у меня договорённость. Я вообще люблю очень радио. Это не то, что ближе, просто больше возможностей у микрофона, особенно, когда ты хозяин этого отрезка времени в эфире. Вот как вы! У вас сколько эфир идёт? А. ГУДОШНИКОВ: Два часа. В. БАЛАШОВ: Вы – хозяин! А. ГУДОШНИКОВ: Спасибо. В. БАЛАШОВ: Вы готовитесь, вы ждёте гостей, вы для себя, может быть, репетируете, думаете, пишете, заготавливаете. Иногда экспромт идёт. Вы – хозяин этого двухчасового отрезка! Это прекрасно. А. ГУДОШНИКОВ: На телевидении не так? В. БАЛАШОВ: Там всё другое. Там всё готовится где-то в кустах, где-то за кулисами, в редакциях, дома. На улице думаешь, идёшь, в машине едешь и думаешь. Конечно, вы тоже также работаете, чуть-чуть добавляете, но основная работа у вас в эфире. Это же прекрасно. А. ГУДОШНИКОВ: Я просто думал, что это сегодня так, когда на радио ты сам хозяин своего времени, хозяин своего эфира, а на телевидении работают редакторы, большая очень команда. Так было всегда? В. БАЛАШОВ: В каком смысле? А. ГУДОШНИКОВ: Радио всегда так отличалось от телевидения? В. БАЛАШОВ: Вы знаете, я ведь хорошо помню буквально с первых послевоенных лет. Я даже больше скажу, что в конце войны в 1944 году я уже был около микрофона и в этом здании. То, что было радио в здании на улице Качалова, теперь она по-другому называется, «Дом звукозаписи», ДЗЗ назывался. Первое Всесоюзное радио, я имею в виду послевоенное, и это здание сейчас находится на площади Пушкина за кинотеатром «Россия». Старинное пятиэтажное здание, не очень большое. Но это было Всесоюзное радио, откуда шли вот эти позывные Всесоюзного радио, которое начиналось каждый день: «Говорит Москва!». Или: «Говорит Москва. Московское время 18 часов 30 минут». А. ГУДОШНИКОВ: Ваш голос – это баритон или уже бас? В. БАЛАШОВ: Нет, баса никакого нет. Конечно, это баритон. Но это больше для певца подходит. Он поёт. Ох какой баритон! Да, баритональная тональность. Дала природа, а потом занятия, учёба. Я же по конкурсу прошёл в 1944 году. А. ГУДОШНИКОВ: Вы с 1944 года были диктором Всесоюзного радио… В. БАЛАШОВ: Я не был ещё диктором. Я считался диктором-практикантом. Был конкурс, курсы. Это была студия, где преподавались уроки русского языка, техника речи, культура речи. Преподавали великие мастера русского слова. А. ГУДОШНИКОВ: Я правильно понимаю, что как сейчас часто происходит, прийти с улицы и сесть за микрофон было невозможно? В. БАЛАШОВ: Я хотел сказать другое – в том одеянии, в котором сегодня приходят в студии некоторые, я имею в виду на телевидении и вообще к микрофону… микрофон – это святое. Я вот удивляюсь, неужели люди не понимают, что они выходят на встречу с миллионами зрителей, слушателей? Как же можно отнестись к себе небрежно, неаккуратно и в слове, и в одежде! Пожалуйста, на пляже или в лесу гуляй как хочешь, но ты же на работе. Перед тобой миллионная аудитория. Как же ты можешь себе позволить не знать русского языка, не знать технику речи, не знать культуру речи, не знать какие-то события, связанные с русским языком в России. А. ГУДОШНИКОВ: Так не учат сегодня! В. БАЛАШОВ: Плохо. Я преподавал немножко на телевидении. Я устал. У меня не выдержали моё сердце и душа, как говорится, потому что люди приходят получить только так называемую корочку, диплом. Я им сразу сказал, что никто из вас у микрофона ни на радио, ни на телевидении никогда не будет. Так и получилось. А вот мне возразили, что у вас там одна Люба… какая Люба! Посмотрел. Ну страшно. А. ГУДОШНИКОВ: Страшно что? В. БАЛАШОВ: Произношение, внешний вид, культура поведения у микрофона. Вот эти дешёвые улыбки, сделанные, искусственные. Микрофон требует полной отдачи души. Я не зря сказал, что нас смотрят и слушают миллионы людей. Я не могу к ним прийти с мыслями домашними, приятельскими или какими-то ещё, где-то покупка была или приобрести, достать, как сегодня это принято. Этого не было. Всё вообще выбрасывалось из головы. Я и мои коллеги, я сейчас больше говорю о телевидении, мы вообще по звучанию всё равно где-то близки, у нас одна задача – передать нашим зрителям то, что нам положено передать, рассказать, побеседовать. А. ГУДОШНИКОВ: Вот сегодняшнее отношение к слушателю, зрителю, наверно, тоже сегодня изменилось? Может быть, сами журналисты, ведущие не воспринимают этот выход на миллионы чем-то важным? В. БАЛАШОВ: Очевидно, да. Я не спрашивал никого, потому что меня это уже мало интересует. Я сейчас не работаю. У меня бывают передачи на телевидении. Куда-то приглашают на какие-то записи, я отказываюсь часто, потому что ну покажу лишний раз, а зачем мне это? Уже не та волна моей жизни. Я говорю только о себе. Я не из тех, чтобы говорить «вот я был в эфире», звонить всем. Это глупости. Это была работа. У меня другого ничего не была после фронта, после того, как я стал инвалидом Великой Отечественной войны после ранения. А. ГУДОШНИКОВ: У вас было два ранения? В. БАЛАШОВ: Да, их там было больше, но это мелочи всё. Вы понимаете, я очень любил с детства спорт. Для меня общество «Динамо» – это родное общество. Я в нём вырос, возмужал и был силён и физически, и морально, и оттуда ушёл на фронт. А. ГУДОШНИКОВ: Вы заговорили о войне, о том, что вы участник Великой Отечественной войны, и у меня вопрос к вам. Наше поколение не знает войны. Не кажется ли вам, что сегодня люди поздно взрослеют, что сегодня мы в определённой мере инфантильны? В. БАЛАШОВ: Смотря в чём. Не всегда бывают инфантильны. Смотрите, какие драки, какие потасовки, какие пьянки, какие взаимоотношения в семье, на улице, в общежитии, на работе даже. А. ГУДОШНИКОВ: Это даже ощущение некоей безответственности. В. БАЛАШОВ: Разгильдяйство, если говорить по-русски. Хорошее слово. Великолепно звучит! Не то, что не думают о будущем, а совести нет. Нет культуры, нет знаний, нет самого основного. Откуда брать эти правила игры по жизни? Это я сказал очень грубо. Это должно быть на каком-то очень тонком духовном уровне плюс душевном уровне, может быть, даже физическом уровне. Понимаете, никто не думает, что жизнь очень коротка. Она очень коротка. Все думают, что проживут тысячу лет. И вот работают, ищут, достают, воруют, обманывают, врут друг другу. Сколько лжи! Огромное количество лжи. А. ГУДОШНИКОВ: Раньше меньше было? В. БАЛАШОВ: Мы не знали, если даже была ложь, действительность была преувеличена, это было действительно, но это чуть-чуть в порядке общего направления подачи идеологии. Была такая страна СССР. И я вам скажу, что от этого никто не страдал. Наоборот. Я ведь на Дальний Восток уехал на радио. Я работал в Хабаровске на радио, и во Владивостоке. Я уехал для того, чтобы набрать опыта именно на радио, чтобы потом вернуться к телевидению. А. ГУДОШНИКОВ: Сейчас сложно представить, что кто-то уедет на Дальний Восток. В. БАЛАШОВ: Причём я послал свои две, три записи и получил приглашение. Мы ждем вас, вы нам понравились, мы вас ждём. Я с большой радостью уехал, потому что ещё был щенок в этой жизни. После фронта, армии парень пришёл, даже одеться не во что было. Я пришёл на конкурс в свитере, который мама из белого сделала зелёным. Покрасила свитер. Какие-то штаны полуфронтовые, ботинки отцовские, потому что я уже вырос, а его размер подходил. Отец погиб на фронте, похоронен в Духовщине под Смоленском. Там памятник стоит, бывал я у него, царствие ему небесное. Вот такой я пришёл на радио почти беспомощный. А. ГУДОШНИКОВ: Когда вы говорите беспомощный, я удивляюсь, ведь вы прошли войну! В. БАЛАШОВ: Парню же 19-20 лет. Это не то, что сегодня. Идеология была другая. Это была какая-то дружеская обстановка в школе. После школы же я ушел… то, что сегодня творится в школах, это же кошмар. Мы вышли из школы, все были патриоты, причём искренние патриоты. Это не красивые слова. Мы ушли добровольцами, и таких были миллионы людей, молодых парней. Пока я один остался из нашей когорты, той плеяды. Время было другое, всё другое, взаимоотношения, отношение к женщине, к семье, отцу, матери. Я смотрю по телевидению эти передачи… ну что это, какие-то разборки, суды, переезды. Какой-то Джигурда, которого я знаю десятки лет, ну как же можно демонстрировать, показывать на весь мир и говорить это почти в превосходной форме? О, какой герой! как можно? Одно одеяние на нём уже вызывает протест, какой-то сатанизм. И так каждый вечер по всей плеяде нашего экрана. А. ГУДОШНИКОВ: Вы сказали о людях, о которых, как вы сказали, не нужно даже говорить и не нужно показывать по телевидению. Сейчас я вас попрошу… Ксения Собчак, которая… В. БАЛАШОВ: Я даже вас перебиваю. Ничего не хочу говорить! Хотя я знал её папу, хороший был человек, прекрасный, великолепный. Хотя коротко знал, но это были хорошие встречи. Не хочу о таких женщинах говорить вообще. Если говорить о них, то как же можно, они каждый вечер появляются и рассказывают о своих мощных возможностях в грудях, в задних местах. Понимаете, о чём я говорю? О том, что «а я была три раза за мужем, четвертый тоже разошлась, дети остались там, эта со мной». Зачем миллионам людей в этом разбираться, переживать чью-то недобрую судьбу, судьбу злую, ненужную? А. ГУДОШНИКОВ: А почему именно эти люди вызывают интерес? Почему именно о них говорят? В. БАЛАШОВ: Засорение идёт по всему спектру. Если сегодня, завтра, годами вдалбливать человеку, что он дурак, он скажет «я, кажется, дурак». И будет также вести себя как дурной человек. Он будет подражать, что-то вытаскивать. Это как школа. Есть хорошая школа, а есть плохая школа. Мне кажется, что это плохая. А. ГУДОШНИКОВ: У нас многие люди требуют больше культуры, больше нравственности и от телевидения, и от радио, но, когда мы посмотрим те же самые рейтинги телеканала «Культура» и телеканалов, которые формируют совершенно другой контент, другую информацию, получается, что почему-то люди смотрят непотребное. Что с этим делать? Как быть? Как это изменить? В. БАЛАШОВ: Это зависит – я даже поднял палец вверх – оттуда. Я этим летом встречался в Кремлёвском зале с Владимиром Владимировичем Путиным. Сидели заслуженные люди: ученые, строители, инженеры, артисты. Все выступали и говорили добрые и хорошие слова. Я подумал, чего я буду повторяться. Глупо как-то, я не умею этого делать. Но нужно что-то доброе сказать, потому что для меня тоже сделали доброе, и тоже Владимир Владимирович. Выйдя к микрофону, я сказал, что было время, и вы хорошо помните. Я говорю о радио и телевидении, я считаю, что это были счастливые дни, моменты и часы, когда мы говорили дорогие сердцу слова и повторил их. «Внимание, Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза. Передаём важное сообщение от советского информбюро». Но когда выступаете вы, выступает какой-то государственный деятель, какое-то событие огромное, страна должна, люди должны услышать что-то такое… так вот что-то такое должно посылаться вот таким вот обращением как «Внимание, говорит Москва». Вы понимаете? Я сейчас произношу, а у меня мороз по коже. Для меня «Говорит Москва» - это очень дорогие слова. Они больше, чем вся жизнь. Нет, не больше. С 19 лет для меня было самое дорогое. Даже не тот текст, который шёл дальше. А. ГУДОШНИКОВ: Вы говорите о том, что важные события в жизни страны должны восприниматься людьми правильно, для этого нужна правильная подача. Ведь именно вы, насколько я знаю, сообщили гражданам СССР о полёте Юрия Гагарина в космос. А у меня возникает вопрос – а сегодня ничего такого не происходит? В. БАЛАШОВ: Происходит. Неправда! А. ГУДОШНИКОВ: А что? В. БАЛАШОВ: Сегодня другой уровень. Сегодня другая идеология. Сегодня другое отношение к миру нашей страны, отношение мира к нашей стране. А. ГУДОШНИКОВ: Вы сказали, что сегодня свои события, другой свой мир. А мне кажется, что сегодня не происходит ничего такого, как, например, полёт Гагарина в космос. Может быть, нам приходятся говорить о мелочах? В. БАЛАШОВ: Мелочи какие-то странные. Они разные тоже бывают. Иногда мелочь в жизни играет огромную роль, потому что из неё возникает какая-то крупная деталь. Каждый день не надо, я об этом и говорю. Но когда вот, скажем, не так давно было событие в Сочи, со всего мира собрались молодые люди. Но где-то вначале надо выстроить так, чтобы народ ждал этого. Надо к этому подходить. Не просто бух, говорит Москва, сегодня в Сочи то и то. Нет. Это же выстраивается постепенно, потом подходит к тому, что можно было сказать, что сегодня праздник. А. ГУДОШНИКОВ: Какие были дикторы? Вы мне рассказывали о том, что сразу диктором, народным артистом стать было невозможно. В. БАЛАШОВ: Это годы прошли, десятилетия. А. ГУДОШНИКОВ: Как это было? Человек приходил на радио… В. БАЛАШОВ: Нет, он приходил на конкурс, если он проходил, а таких проходило очень мало. Вот когда я проходил, таких было очень мало, всего 6 человек осталось, но дикторами из них никто не стал. Куда они девались, я не знаю. Я ушёл в свою область. Одна только Лиза Черных осталась, где-то работала, еще лет 5-6. Да, диктор-практикант. С этого мы начинали, когда выходили после конкурса, после учёбы, а это было серьёзная глубокая студия, преподавал самое главное – это русский язык, культура, техника речи и опыт диктора, опыт чтеца… а в ту пору были великолепные чтецы, такое было даже звание «мастер художественного слова». Аксёнов, Яхонтов. Послушайте запись, вы удивитесь этой красотой, это чудо какое-то. Я выше Владимира Яхонтова не слышал никогда. Это Топорков, Грибов – это великие мастера мхатовские мастера, у которых я учился русскому языку. Не говоря о Елизавете Яковлевне Язвицкой. Это была преподаватель по технике речи. Она Станиславского учила. У Станиславского недостаток в речи, он там что-то шепелявил. Она Левитана исправила. Его речь исправила. Он владимирский Левитан, а во Владимире все говорили на «О». Юлий Борисович тоже также говорил. А голос был, голос был красивый. И она с ним стала заниматься и убрала вот этот говор владимирский. Обратите внимание, когда он произносит в записи. Перед его кончиной я ему, кстати, не советовал есть. В Москве была жара, до 40 градусов доходило, а он только после Мацесты вернулся. Он любил очень ездить в Сочи. А после Мацесты надо немножко отдыхать, спокойно надо, а Юра говорит, что я поеду, что подписал уже договор с обществом «Знание». Это было интересное общество, через него мы часто ездили, это были гонорары. Я говорю – Юра, не стоит ездить, потому что мне тоже предложили, но в другую сторону, я отказался. Поеду, я же отдохнул, загорелый, стоял около машины. А. ГУДОШНИКОВ: У него был автомобиль. В. БАЛАШОВ: У него было две машины. Сначала первый был Опель, маленькая машинка. Влезали в эту машину. Остальные Жигули. Там это свершилось. Была в записи передача о Левитане и даже о его кончине. Они ко мне обратились, я знал этот совхоз, в котором произошло, я знал председателя этого совхоза, героя соцтруда, всю эту компания, которая там была, как все это произошло. К сожалению, та женщина, назовем её санитарка, которая ухаживала за животными, сделала ему укол. Я думал, и мы все так думали, что там произошло что-то от укола. Светлая память о нём в сердцах наших. А. ГУДОШНИКОВ: Когда вы говорите о Левитане, у меня есть некое ощущение стыда перед вами и перед всеми. Сегодня часто звёзды телевидения, дикторы, сегодня ведущие новостей… В. БАЛАШОВ: Какая разница! Выдумывают новые названия… зачем? Был диктор, оставьте. Был корреспондент, оставьте корреспондента. Был администратор, стал менеджер. Это же кошмар какой-то. Названия непонятные, вы знаете, я избегаю. Я не хочу говорить этим языком. А. ГУДОШНИКОВ: Спиннер, хайп… В. БАЛАШОВ: Что вы сказали? А. ГУДОШНИКОВ: Спиннер – это такая крутящаяся штука. А хайп – это кратковременный успех. В. БАЛАШОВ: Какое противное слово! Ты успешная, ты успешный. Какой был успешный забег, предположим. А. ГУДОШНИКОВ: Сейчас хайповая тема. В. БАЛАШОВ: Безобразный какой-то испорченный, непонятный язык. А. ГУДОШНИКОВ: Сегодня люди, работающие на телевидении, очень часто это очень состоятельные люди, и живут они, действительно, шикарно. Если посмотреть на некоторые расследования, которые проводят инициативные люди, оказывается, что есть и дома в Испании, огромные дачи, то есть денег очень много. А вот как жил диктор Центрального телевидения в Советском Союзе? Что это было? Это был очень богатый человек, это был крайне состоятельный человек или это все-таки можно было сравнить с другими людьми? В. БАЛАШОВ: Я с удовольствием об этом расскажу, потому что это интересно услышать. Наверно, мало об этом говорили, писали. Мы трудились, мы работали. Я начну с этих слов. Моя первая стадия – это диктор-практикант. Потом диктор четвертой категории. А это время всё, это годы. Потом диктор третьей категории, диктор второй категории, диктор первой категории, диктор высшей категории. Это была зарплата. Постепенно зарплата повышалась. Никаких пакетов, никаких денег. Достойная зарплата, чтобы работать диктором. У практиканта, конечно, маленькая зарплата. И если ты заслужил, то тебе присваивалось звание заслуженного артиста России. Но это не просто кто-то давал звание. Это заслуженная большая награда. Но проходило какое-то время. По откликам, письмам… у нас же отдел писем был! Я получал письма картонными мешками. А. ГУДОШНИКОВ: Сейчас нам пишут через Telegram, из Twitter, Facebook. В. БАЛАШОВ: Отдел писем всё это собирал, формировал, все это кому-то показывалось. Слушало нас и высшее начальство, так сказать. Мы встречались всё-таки с нашими руководителями партии и нашего государства. Я со многими не то, чтобы хорошо, но был знаком. А. ГУДОШНИКОВ: Один из фактов вашей биографии говорит о том, что в 1975 году вместо генерального секретаря Леонида Брежнева вы напутствовали космонавтов советско-американской станции «Союз-Аполлон». Это правда? В. БАЛАШОВ: Да. Причём они сами запросили меняя. Им предлагали Брежнева. Нет, дайте нам Балашова. Это даже записано на видео. А. ГУДОШНИКОВ: А что значит напутствовать космонавтов? В. БАЛАШОВ: Это было не напутствие, а приветствие. Это была стыковка американского корабля с нашим. И в момент этой стыковки Брежнев должен был приветствовать. Но космонавты сказали – нам нужен Балашов. Мне Сергей Георгиевич Лапин дал свою огромную телегу, машину с коврами – там внутри были ковры прекрасные – и я приехал в Королёв. И дают мне текст. Космонавт Алексеев даёт текст, он руководил всем этим полётом. Да он об этом в записи рассказывает. То, что я исполнял приветствие нашего секретаря генсека, подпись была Л. Брежнев. И я подхожу к Алексееву и говорю – слушай дорогой, а как же так, я первый раз вижу, чтобы было Л. Брежнев. А как было? Леонид Ильич Брежнев. Как быть? Как читать? Потому что Киссинджер шёл оттуда из Америки, его было видно. Так же, как и меня было видно. Генри Киссинджер. Не какой-то там Генри Иванович. Подходим к Устинову – как произнести Леонид Брежнев или Леонид Ильич? А как вы скажете, товарищ Балашов. Я говорю – нет, как вы скажете. Он говорит – а как вы думаете. Я думаю, что если оттуда идёт Генри, то почему у нас Леонид Ильич? Давайте Леонид сделаем. Давайте позвоним Брежневу? Правительственный телефон рядом стоит. Брежнев ответил – вот как Балашов считает, пусть так и читает. Я и прочитал Леонид Брежнев. Вызывает меня Лапин после этого на ковёр, наш председатель комитета. Кто вам дал право? Я говорю – товарищ Брежнев. А, ну хорошо. Чтоб больше этого не было. А. ГУДОШНИКОВ: «Союз-Аполлон» – это же времена холодной войны. Сегодня наши отношения с США не самые хорошие. Может, что-то подобное произойти, как думаете? В. БАЛАШОВ: Может, произойдёт. А. ГУДОШНИКОВ: Я ещё хотел уточнить некоторые моменты для себя. Когда вы говорили о телевидении, говорили о ток-шоу, а политические ток-шоу вы смотрите? В. БАЛАШОВ: Смотрю. А. ГУДОШНИКОВ: Как оцениваете? В. БАЛАШОВ: Есть очень хорошие головы, понимающие, знающие, умеющие подать этот материал в эфир. Но всё какая-то толкотня на одном месте. Да, есть какие-то интересные моменты, есть какие-то новости очень забавные, интересные, нужные даже, может быть. Нужные для того, чтобы об этом подумать. Но как-то нет выхода из этого определённого. Если после таких передач где-нибудь бы сказать «Внимание, говорит Москва», то это было бы хорошо. Всё наладилось, всё хорошо. Товарищ президент американский немножко успокоился, поверил, а мы ему протянули руку дружбы. Народ настроен по отношению к Трампу довольно доброжелательно. Сейчас съезжаем. А. ГУДОШНИКОВ: Сначала сильно радовались. В. БАЛАШОВ: Сильно не радовались, но просто надеялись. Думали, ну что-то такое произойдёт. Нет всё-таки. А. ГУДОШНИКОВ: А вот насчёт надежд, насчёт современного творчества, программ, которые сейчас идут. Может быть, всё-таки не питать никаких надежд. Что-то, наверное, нужно делать. Что нужно делать сегодня, чтобы улучшить ситуацию? В. БАЛАШОВ: Я не политолог. А. ГУДОШНИКОВ: Я даже не про политику, я про общество, про молодёжь, про журналистов, которым вы могли бы что-то посоветовать. В. БАЛАШОВ: Обернуться к Богу. Забыли про него. Только Бог. Я как-то очень резко, вы не ожидали. А. ГУДОШНИКОВ: Нет, я ожидал. В. БАЛАШОВ: Здесь я по отношению к Всевышнему очень подхожу как человек, как православный русский человек отношусь очень бережно, понимая, что происходит, почему так происходит и что с людьми происходит. Не потому, что я стал умнее. Я не стал умнее. Я стал более духовным человеком, потому что познал эту великую науку – веру. А. ГУДОШНИКОВ: Я знаю, что это очень личный вопрос, но как это произошло? Был же Советский Союз. В Советском Союзе научный атеизм, а вы говорите о Боге. Как? В. БАЛАШОВ: Я и тогда не говорил так громко о Боге. Всуе о Боге не говорят. Мы рассуждаем, говорим, когда друга, товарища, работающих у микрофона…. Нас же слушают, что я буду кривить душой? Я как православный человек не могу врать. Это прежде всего. Не могу обманывать. Мне было больно, я не смею этого делать. Вы мне задали вопрос, я отвечаю на него перед огромной аудиторией. Я прямо скажу, чтобы люди всё-таки немножко повернулись, потому что всё равно не повернуться даже если сразу. Пусть ищут эту тропинку к Богу, к вере, любви, терпению, прощению. У нас же ничего не понимают. Вы послушайте как разговаривают на улицах, как в магазинах, семьях. Я думаю, что же это происходит с людьми. Веры нет. А там всего 10 законов божеских. Лучше то ничего нет для человека. Кто-то улыбнётся, будет смеяться, шутить. Да шути! Дошутится. Жизнь то коротка. Мне Господь дал прожить столько лет. А мои друзья все ушли. У меня нет друзей. Друзья только считаются, когда с детства, со школы, с твоего дома, квартиры, с улицы. Они все погибли, умерли. Поэтому я считаю, что нашему народу… мы повернулись правда, потому что благодаря Кириллу, благодаря Владимиру Владимировичу, которого мы видим часто в храмах божьих. Это хорошо. А. ГУДОШНИКОВ: 7 ноября было столетие со дня Октябрьской социалистической революции. Я задам этот вопрос – что это было для нашей страны? В. БАЛАШОВ: Беда. В двух словах я бы не хотел говорить, потому что так много об этом говорят, пишут. Я же не родился во время революции. Другая была среда, так что это отдельный вопрос. Он большой, глубокий. Да, были события. Даже несмотря на то, что это был 1930-ый год…. А. ГУДОШНИКОВ: Тогда попрошу ответить именно коротко, одним словом. Октябрьская революция стала бедой, вы говорите, а то, что произошло в начале 1990-ых тоже беда? Мы опять потеряли государство. В. БАЛАШОВ: Это страшная беда. И страшно то, что она захватила людей, живущих сегодня ещё. Я понимаю, что на меня многие сейчас обрушатся, но я такой. Я православный, я русский человек, я по-другому не могу сказать. Я очень люблю Россию. Это не пустые слова. Я удивляюсь людям, которые едут отдыхать в Турцию. Я бывал во всех почти странах, объездил всю Европу, в Америке был. Но когда я возвращаюсь в Москву или в свое дачное селение, мне очень хорошо, потому что это моя родина, моя земля. Вот я такой человек. А. ГУДОШНИКОВ: Я думаю, что никто не посмеет вас осудить, просто потому, что не посмеет. Спасибо огромное, что пришли. Спасибо огромное, что рассказали нам. Спасибо за то, что дали оценку нашей студии в том числе. Я очень рад, что мне удалось с вами пообщаться. Если будет возможность, приходите ещё. В. БАЛАШОВ: Спасибо. Любите историю России, любите вообще Россию. Люди, мои дорогие, соотечественники, как хорошо в России! Но хоть погода бывает плохой, но Россия то хороша, матушка земля. А. ГУДОШНИКОВ: Виктор Балашов – диктор Всесоюзного радио, диктор Центрального телевидения, народный артист Российской Федерации, участник Великой Отечественной войны. Всем спасибо.