Десять лет в качестве ведущего телепрограммы "Главная дорога" на НТВ скоро отметит Андрей Федорцов. Для зрителей-автолюбителей актер давно стал признанным авторитетом.
А в фильмографии Андрея Федорцова — около 70 фильмов, множество ролей в театре. Его герои и смешные, и трагические, и уверенные в себе, и по-детски наивные.
Он живет между городами, съемками, спектаклями, и редкие минуты, когда с ним можно поговорить, случаются в зале ожидания Ленинградского вокзала.
Минуты до отправления «Сапсана»… Пришлось ловить их частями.
ТОЛЬКО В МАШИНЕ ТЫ ОДИНОК
—Андрей, вы уже десять лет в программе «Главная дорога». К вам уже обращаются за советом как к эксперту?
—Постоянно. Даже на улице.
Как-то раз мужик пристал: зачем нужен знак «шипованная резина»? И ведь действительно, как нам объяснил профессор из МАМИ, сейчас этот знак уже не нужен. Это раньше было важно, когда резина была другой и шипы из-под колес вылетали. То есть придумали, а умных людей не спросили…
—Сами машину водите?
—Я все время за рулем. Еще и в Финляндию езжу. Спектакль отработал, и 300–400 километров еду. В пять утра приезжаю, ночую там, рыбачу… Был такой хороший писатель Павел Вежинов.
Один его роман начинается с наблюдения, что только в машине, за рулем, можно побыть в одиночестве.
—Идеальный отдых — это одиночество?
—Это музыка, катер, рыбалка… Ну, и гараж, естественно. Я сейчас переделываю старый станок, все, конечно, сам. Я же старый механик.
—Откуда в вас любовь к технике?
—Ну, во-первых, это учеба в мореходке, специальность у меня — рулевой-моторист.
Я единственный, благодаря комплекции, залезал в дизельный мотор, прямо в клапан. Во-вторых, любовь к технике — с советских времен, мы же и «Жигули» сами ремонтировали, и «Запорожцы»...
—Как в мореходку-то попали?
—Представьте: 1983 год. Ничего нет. Жвачка — уже круто. Джинсы — это вообще! И про космонавтов, это все вранье. Не видел у нас в классе ни одного желающего быть космонавтом. Было три варианта — дальнобойщик, моряк загранфлота и военный. Уже после восьмого класса я выбрал мореходку. Мне очень форма нравилась. И еще возможность ходить за границу — покупать пластинки. Led Zeppelin, Deep Purple, KISS, AC/DC, Black Sabbath, Pink Floyd — это был дефицит страшный. Стоила пластинка 50 рублей — при средней зарплате в 120.
—Еще и романтика, море…
—Да. А в 1987 году, когда мне друг Дима Михайлов сказал: «Посмотри фильм «Покаяние», — дал книгу «Жажда жизни» Ирвинга Стоуна про Ван Гога и «Луну и грош» Сомерсета Моэма… У меня сознание перевернулось. Я все книги про море сдал букинистам, бросил флот, сам пошел в армию. Потом Андрея Платонова много читал, вышли книги Довлатова, Солженицына, Маканина...
Многие думают, что философия — это занятие для ленивых. Но стоики — Сенека, Марк Аврелий, Эпиктет — они про то, как тебе жить среди людей и не быть подонком.
Про Аристотеля я уже и не говорю… Это перевернуло меня. Как Сократ говорил? «Я знаю, что я ничего не знаю, и уже поэтому мудр».
И это, я считаю, отличительная черта интеллигентного человека, который много знает, но всегда сомневается… Сейчас модно быть необразованным. В моде жлобство.
ТЫ САМ ХУДОЖНИК
—Говорят, что актер должен быть чистым листом, так сказать, без характера, чтобы режиссер уже рисовал, что необходимо…
—Фигня это все. Есть, конечно, режиссеры-деспоты, но хороший мастер видит индивидуальность в артисте.
В роли должны быть твои чувства. Например, вот в фильме «Егерь» (Федорцов получил за этот фильм несколько престижных премий. — «ВМ») я играю, как скажут зрители, не в своем амплуа. Я ненавижу это слово, потому что это глупость.
Там я играю человека, сбежавшего из тюрьмы. В финале мой герой умирает.
И чтобы сыграть эту сцену, я подложил мой реальный сон про бабушку. И зритель рыдал, потому что это моя личная, пережитая, прочувствованная история, когда бабушку хоронили в воду...
И слезы здесь у меня не капанные, а настоящие.
—У вас огромное количество фильмов. Есть какие-то работы, к которым у вас особое отношение?
—Все как дети. Нет любимых. Но вот «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко, 2005 год. Когда меня утвердили, то предупредили: «Ну, берегись! Если тебя Бортко долбанет чем-нибудь, не надо отвечать. Если пошлет — не надо отвечать». Фильм снимался уже несколько месяцев, и режиссер, на самом деле, всех в железных рукавицах держал. Но я пришел и говорю: «У меня есть три варианта этой сцены». Он говорит: «Показывай». Я показал. Он говорит: «Давай третий вариант». Снято. Даже в ладоши захлопал. Все удивлялись: «Ты что, у него раньше снимался? Он никогда такого не делал». Я говорю: «Нет». Мне даже деньги сразу заплатили, а другие ждали.
—Говорят актер — человек «без кожи». Тоже миф?
—Да. В спектакле «Собачье сердце» с Золотухиным я играл Швондера, и это был… Гитлер. Такой вот подонок, во всех отношениях, фашист. Вы что думаете, я после этой роли в себя не мог прийти? Золотухина душил и бил? Ты должен влезть в эту кожу, а потом ее снять. Я работал с Джоном Малковичем в фильме «По этапу», играл энкавэдэшника. С нами снимался Томас Кречман — известный немецкий актер. Я по сюжету выкидываю его из машины на ходу. А он же голливудская звезда. И когда я его первый раз выкинул, он подошел к режиссеру и говорит: «Я хочу, чтобы он меня не трогал. Он фашист».
Немец меня фашистом назвал! Режиссер говорит: «Ок. Не будет трогать».
А мне сказал: «Делаем последний дубль. Как следует его выкинь». И я вышвырнул от всей души. Ногой. Он так орал! На режиссера, на меня…
—Где все-таки сложнее играть — в театре или в кино?
—Театр — это святое. От него нельзя отказываться. Потом будешь жалеть. У меня были годы, когда я снимался днем и ночью. Но при этом играл в театре. Тут ты растешь как личность, как мастер. Я, например, перед спектаклем подхожу к кулисам и стою — слушаю, какой гул в зале. И по нему определяю, какие люди пришли. Те, кто пришел посмотреть спектакль, или те, кого жена за руку привела… Тогда понимаешь, как начинать спектакль.
Зритель должен быть причастен к моим эмоциям.
Энергетика должна быть обоюдная. Для меня суть актерского мастерства лучше всех выразила Эдит Пиаф.
Когда ее спросили: «Как вы так поете?» Она ответила: «Я никогда не вру».
БАЙКИ
Начало 2000-х. Мы со съемочной группой поехали в Москву на съемки новогодней серии «Убойной силы».
На обратный поезд мы с Костей Хабенским опоздали, и возвращаться пришлось в новогоднюю ночь. Я тогда еще курил, и Хаба — это прозвище у Кости среди друзей такое — тоже.
Пошли покурить без десяти двенадцать. Покурим, думаю, и отмечать пойдем. Зашли в тамбур и слышим за нами «чик-чик»: закрыли проводники двери. Ну мы сперва не сильно испугались, пока не прошли в соседний тамбур. Там тоже дверь проводники закрыли, чтобы пассажиры по вагонам не бегали.
В общем, до пяти утра так и отмечали. Чуть не умерли от холода.
Мощный был Новый год…
В образе Деда Мороза я был много раз. Но подходил к этому всегда творчески, не так, как другие. Получался из меня такой натуральный Дед Мороз, который долго шел, заблудился, по лесу петлял, в бороде шишки запутались, а потому — сердитый поначалу. Ну а кто с мороза добрый-то? Обязательно костюм в снегу — ведро снега на себя опрокидывал, прежде чем к детям войти. А Снегурочка вдвое выше меня. И вот представьте, входят такие персонажи к детям. Некоторые даже пугались поначалу, но потом приходили в восторг. Дед-то и впрямь настоящий!
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен!
Подписывайтесь на канал «Вечерней Москвы» в Telegram!