Как сэкономить батарейку и прокрутить пленку с помощью карандаша? Сколько студенческих обедов стоит плакат Modern Talking? И чьи хиты были на первых страницах школьного песенника?
Меломаны 1980-х знали, где раздобыть японскую магнитолу или хотя бы дефицитный советский двухкассетник. Возможность послушать любимую музыку в то время было чем-то вроде увлекательной и азартной охоты. Меломаны гнались за новыми кассетами, вырезками из иностранных журналов и значками с портретами кумиров.
«Курс на ускорение» объявил в 1985-м году глава страны Михаил Горбачев. В газетных передовицах — реформы, перестройка и гласность, а в хит-парадах, которые обычно печатали на последних страницах, свое ускорение. Ритм жестче, темп быстрее, слова проще. Это новая эстрада. И новые забавы для истинных меломанов восьмидесятых.
«Музыка — это было то, что можно было перезаписывать и передавать, и она расходилось очень легко. Если кому-то привозили пластинку из-за границы, он ее тут же переписывал на магнитофон, и уже магнитофонные записи дублировались, дублировались и дублировались», — вспоминает актриса и телеведущая Татьяна Лазарева.
Заслуженная артистка России Алена Апина, в 1980-х — солистка группы «Комбинация», уверена, что «люди на этих песнях влюблялись, рожали детей, разводились и выпивали. Жизнь проходила у людей под эти песни».
Советская фабрика звезд
Советский меломан нечасто ходил на концерты: стОящих, где, к примеру, играли рок-группы или пели итальянцы, было мало. Главное орудие меломана — то, что можно вставить в проигрыватель. И? нажав кнопку «пуск», услышать кумира у себя дома.
Рассказывает журналист, музыкальный критик Илья Легостаев:
«Интерес к музыке был невероятный. Ее откровенно мало показывали. Поэтому, конечно, очереди у магазинов «Мелодия» до сих пор остались на старых фотографиях. И когда выходили какие-то пластинки — Юрия Антонова, группы «Самоцветы», группы Стаса Намина, то к ним часто заставляли покупать что-нибудь в нагрузку, что-нибудь из симфонической музыки или из фольклорной».
Надрыв в голосе, широкий балахон, копна рыжих кудрей — в этом весь шик советской эстрады начала восьмидесятых. И фирменный сценический образ Аллы Пугачевой. Музыкальный тон задавала именно она.
«Алла Пугачева довольно быстро начала исполнять песни на волнующие ее темы, — вспоминает Илья Легостаев. — Она не боялась, что называется, раскрывать душу нараспашку перед публикой, делиться своими несовершенствами, своими обидами, горечью, своими неудачами».
За жизнью Аллы Борисовны следила вся страна. Какие наряды носит? С кем живет? В 1988-м году певица создала собственный Театр Песни, а вскоре прошли и первые «Рождественские встречи» примадонны. Так заработала пугачевская «фабрика звезд».
«Она помогла очень многим начинающим артистам в театре, — уверен заслуженный деятель Республики Казахстан, музыкант группы «А-студио» Байгали Серкебаев. — В то время начинала потрясающая артистка Ольга Кормухина, группа «Белый камень», «А-студио» и много-много молодых артистов, и все рождественские встречи, которые проводила Пугачева, отчасти и служили каким-то стартом для начинающим музыкантов».
Пугачева не боялась молодежи. Она понимала, что новое движение уже не остановить — значит, остается его только возглавить.
Вспоминает народный артист России, певец и композитор Дмитрий Маликов: «Тогда закончилась официальная эстрада — и пришла молодежь. В роке это был Цой, безусловно. А в поп-музыке это были я, Женя Белоусов, Володя Пресняков, группа „Ласковый май“…Нас было просто мало! И поэтому, конечно, мы привлекали к себе большое внимание».
Своего рода рок-манифестом того времени стали песни, прозвучавшие в легендарном фильме Сергея Соловьева «Асса». «Город золотой» и «Старик Козлодоев» Бориса Гребенщикова, «Перемен!» Виктора Цоя и «Чудесная страна» Евгения Хавтана, спетая Жанной Агузаровой… И, конечно, «Мальчик Бананан».
«Мальчик Бананан» — это вообще детище «Веселых ребят», музыкантов этой группы и композитора Юрия Чернавского, который в тот период был музыкальным продюсером коллектива, — вспоминает заслуженный артист России, певец и композитор Сергей Беликов. — Естественно, в классические рамки ансамбля этот проект не входил».
Странный мальчик Бананан возвестил о переменах раньше Виктора Цоя. В 1984-м году сочиненная Юрием Чернавским песня взорвала советские дискотеки. Отныне чем эпатажнее, тем лучше. Рома Жуков и Виктор Салтыков, Наталья Гулькина и Светлана Разина — перестроечное время это сплошь новые имена. И все требовали раскрутки. Но занимались этим уже не филармонии и даже не Москонцерт.
Вспоминает вокалист группы «Технология» Роман Рябцев:
«Комсомольцы, вместо того, чтобы следить за идеологией, занялись бизнесом, а именно взяли под крыло организацию концертов, стали на этом зарабатывать. И они быстро поняли, что зарабатывать гораздо лучше на группе «Кино», чем на группе «Лейся песня».
Ларек как индикатор популярности
Новая музыка вышла из подполья. Рассказывает музыкант, участник групп «Синтез», «Маршал», «Мираж» Роман Жуков:
«Когда все затрещало, появилась совершенно новая, неподконтрольная партии и правительству новая медиа-структура — коммерческие ларьки, которые никак нельзя было проконтролировать. Как проконтролируешь информационный поток в коммерческих ларьках?»
Крошечный киоск метр на метр, на витрине — импортная жевательная резинка и сигареты «Мальборо», польские ликеры и плакаты с Рембо. И, конечно, кассеты со шлягерами. Как только в стране разрешили частную торговлю, музыка стала приличной статьей дохода для кооператоров.
Рассказывает заслуженная артистка России, певица Татьяна Буланова:
«Были такие ларьки, где продавались эти кассеты. На них было машинописным текстом написано: фамилия исполнителя или название группы. Продавцы периодически ставили что-то из своего ассортимента, это тоже был рекламный ход: проходишь мимо ларька, а там играет музыка, вроде нравится. Кто это? Это «Летний сад». О, я куплю. Вот так и распространялись».
«Коммерческие ларьки это был самый честный, на мой взгляд, индикатор популярности, народной любви, — считает Роман Жуков. — Потому что если человек хочет, он пойдет и купит кассету за свои кровные. Если не хочет, не пойдет и не купит. По рейтингам продаж было видно, какой артист популярен, а какой нет».
Отечественная кассета МК стоила 4 рубля. А дефицитная импортная — уже по 25 у спекулянтов: пленка не сыпалась, и звучание было лучше. И к каждой кассете непременно прилагался простой карандаш. Берешь карандаш, вставляешь — и терпеливо крутишь.
«Что касается перемотки на карандашах, это исключительно уличная тема, потому что все экономили батарейки, — говорит Илья Легостаев. — Батарейки были плохого качества, были они в магазинах не всегда, и чтобы они побольше действовали, то перемотку, которая съедала наибольшее количество энергии, делали вручную — раскручивали на карандаше».
С помощью кассет никому неизвестные артисты находили свою публику. Известна история группы «Ласковый май»: ее руководитель Андрей Разин раздавал записи в поездах дальнего следования. Так филармонии и худсоветы оказались бессильны перед новыми технологиями. И на сцену попали те, кому раньше вход был заказан.
«До сцены дорвались те, кто хотел выразиться, для себя сочинять песни кайфовые, — рассказывает музыкант, поэт, шоумен группы «АукцЫон» Олег Гаркуша. — Мысли о том, что когда-либо это мы будем показывать публике, вообще почти не было. Все практически работали на своих работах и после работы ехали черт знает куда на репетиционные площадки, если такие еще находились. Было крайне сложно найти помещение, где можно было репетировать». Его поддерживает и вокалист группы «Технология» Роман Рябцев: «Стадионы тогда собирали все. Потому что люди, замученные советской эстрадой, изголодались по другой музыке».
Вместе с бешеной популярностью пришло и яростное давление — со стороны журналистов, критиков, работников филармоний, мэтров из Союза композиторов и Союза писателей. Новую музыку объявили примитивной, тексты — бездуховными.
Вспоминает заслуженный деятель искусств России, музыкант, композитор Игорь Корнелюк:
«У меня была одна песня, шуточная — про обезьяну, которая съела два банана. Я помню, меня ругали за этот текст, что это примитивно. Но это же все равно было самовыражение, мне было 20 лет, в конце концов!»
«Много было всевозможных пресс-конференций, когда дискуссия была: почему такая песня? а почему не так? — рассказывает музыкант, участник групп «Форум» и «Электроклуб» Виктор Салтыков. — Комсомольские лидеры: а почему песню о Ленине вы не поете? Почему песню о мире вы не поете? Что-то такое было всё время…Я говорю: «Поем. И про мир поем. В каждой нашей песне заложено зерно мира. Мы как раз поем очень простые, доступные всем песни, про мир и дружбу».
В своей простоте эстрада постепенно дошла до той крайности, за которой уже только пародия. И вот на сцене уже длинноногие красотки из группы «Комбинация». Умами завладели непритязательные девчонки в поисках личного счастья.
Вспоминает певица, участница групп «Мираж» и «Фея» Светлана Разина:
«Что касается группы «Комбинация», то с эстетством там, конечно, было трудно — это был как своего рода народный фолк. Это частушечность и жизненность. «Московская прописка», «Два кусочека колбаски» — это были жизненные, практически анекдотичные истории».
«Низкий жанр, попса, оп-цоп, три-ля-ля — прежде чем это все говорить, вы посмотрите на эту музыку с другой стороны! — возмущается бывшая солистка «Комбинации» Алена Апина. — Помимо того, что она прекрасная, изумительная, она помогает многим людям… Люди-то все — не идиоты. Не может быть такого, что один человек — он умный, а два миллиона — дураки. Такого не бывает. Значит, там есть что-то другое. Помимо ума, есть какое-то сердце, есть эмоции».
Итальянцы из журнала «Кругозор»
В 1989 году «Мелодия» побила все рекорды и обошла все лейблы США вместе взятые: было продано сто миллионов виниловых пластинок. Но меломания была настолько повальной, что даже такого количества винила не хватало. В ход давно уже шел гибкий пластик. Чаще всего — тот, который выпускался вместе с тоненьким журналом «Кругозор», отличавшимся хорошей полиграфией. Всего за полтора рубля покупатель получал вместе с журналом шесть гибких пластинок, и на каждой — по четыре песни. Полноценный винил.
Журнал «Кругозор» — это был прорыв, прежде всего, технологический.
«Он опередил время в полном смысле этого слова, — вспоминает фотохудожник Леонид Лазарев, работавший фотокорреспондентом «Кругозора». — Это касалось звука, изображения, подбора материала — всего, из чего собирался этот журнал. Это был интеллигентный журнал, очень точная характеристика которого однажды была дана председателем комитета по радиовещанию и ТВ Николаем Месяцевым. Однажды заходит этот товарищ в редакцию, а мы находились на Пятницкой, на 2 этаже, и говорит: «Срочное совещание, весь коллектив сюда. Я хочу вас проинформировать: во Владивостоке есть склад печати Союзпечать, и он ограблен. Там были разные журналы, в том числе „Огонек“ и „Смена“, но украли только журнал „Кругозор“! Я вас поздравляю, товарищи!» Появилось шампанское, выпили. Такой был момент. Это говорит о том, что купить этот журнал невозможно было, он был только из-под полы».
На пластинках «Кругозора» была не только музыка — на них выпускались звуковые репортажи и выступления разного рода политических деятелей, типа «КамАЗ: сегодня — завтра. Монолог героя социалистического труда» или «За свободу Намибии. Говорит Сэм Нуйома». Но раскупали журнал, конечно, вовсе не ради этих выступлений. Например, именно в «Кругозоре» появились одни из первых записей Адриано Челентано, а потом и других итальянских исполнителей.
Рассказывает заслуженный артист России, певец и композитор Сергей Беликов: «Мелодика, которая хорошо ложится на русское ухо, сложение мелодий, характер и напевность итальянской музыки 80-х — Сандро Пуппо, Рикардо Фольи и других, — это был феномен, реальный феномен».
Фирма грамзаписи «Мелодия» была монополистом по выпуску пластинок в СССР, и чьи записи пустить в народ, решал строгий худсовет. Но зачастую выгода оказывалась важнее идеологии, тем более, в годы перестройки.
«Все понимали, что это рынок, на котором можно заработать, — вспоминает журналист, музыкальный критик Илья Легостаев. — Фирма «Мелодия» всегда была расчетной организацией, поэтому, конечно, если кто-то понимал, что можно продать несколько миллионов пластинок, то они готовы были на многое… Так у нас появились Guns N' Roses, но это уже в более поздние времена, и «Пинк Флойд», и многие другие группы, которые вроде как были не на самом хорошем счету с идеологической точки зрения, но как продукт, как то, что можно продать, они были горячими пирожками, поэтому они по лицензии тоже выходили».
Лишь бы батарейки не подвели…
Итальянская эстрада, зажигательные «Бони-М», мелодичная «Абба» — обязательные элементы коллекции советского меломана. И лучше всего на так называемых бобинах, то есть, катушках магнитофонной пленки: хорошей музыке — хорошее звучание! Кстати, катушки представляли собой дорогую вещь: в среднем — шесть рублей двадцать копеек, и то за отечественную.
Главным производителем бобин был Шосткинский завод «Свема». Меломаны внимательно изучали дату выпуска плёнки, и если она приходилась на конец года — не покупали. В конце года советские предприятия «гнали план», не слишком заботясь о качестве, и такая лента быстро осыпалась.
Вспоминает Илья Легостаев: «На бобинах учились играть первые ди-джеи. Они очень забавно вычисляли место, где начинается и заканчивается песня, и вставляли туда бумажку, чтобы понять, с какого места можно запустить другую бобину, чтобы это был нон-стоп. Это было невероятно давно, но тот же ди-джей Грув мне рассказывал, что он еще подростком застал это все и первые свои ди-джей сеты играл вот таким же образом».
И, конечно, импортный магнитофон был предметом зависти и гордости советского меломана. «Лет в 17-18 я на Арбате с брейкерами тусовался, — рассказывает вокалист группы „Технология“ Роман Рябцев. — Дельфин тоже был в той тусовке — с зелеными волосами. Я брейк-данс не очень хорошо танцевал, но меня из тусовки не выгоняли, потому что у меня был хороший магнитофончик японский — очень громкий, под который мы плясали и с которым бегали от милиции по подворотням».
«Я думаю, что фирменный магнитофон у меня появился, наверное, в конце 70-х, — говорит Сергей Беликов. — Это было что-то из разряда Саньенг или Панасоник. И качество этой магнитолы было достаточно хорошим, чтобы комфортно слушать музыку».
«Такие иностранные аппараты продавались только в комиссионных магазинах, — вспоминает Илья Легостаев. — Были подороже, были подешевле, но цены, по-моему, начинались от 600-700 рублей за аппарат, что при средней зарплате в 150 рублей в месяц было довольно круто. Хорошие же стоили и 1000 рублей, и 2000, и это такие настоящие иконы среди аудиофилов. Я как-то видел одну коллекцию: эти агрегаты живы до сих пор и выдают очень хороший звук. В отличие от современной техники, у которой срезаны частоты, там все было довольно лихо, и они до сих пор звучат очень здорово».
На ноги — штаны-бананы и импортные дутики, на голову — бейсболку, на плечо — портативную магнитолу. Лишь бы батарейки не подвели. Ну, а если все-таки кончится заряд — меломаны споют шлягеры под гитару. Учить песни наизусть необязательно: в компании всегда найдется песенник с текстами. Чаще всего — в популярных в поздних советских школах «анкетах для друзей». Это были общие тетрадки, как правило, по 48 листов, обязательно разрисованные модными фломастерами, чешскими, а лучше — гэдээровскими. Стандартные вопросы: имя-фамилия, дата рождения, кто твой лучший друг, и, конечно, — любимая песня.
Вспоминает Илья Легостаев: «Грешили этим, в основном, девочки, потому что они более прилежные для того, чтобы взять ручку и переписать два куплета, три припева и все остальное. Но такое было. У нас несколько человек этим занимались, очень так любовно они оформляли эти свои тетрадочки, и время от времени вместо алгебры или геометрии занимались этим своим любимым делом. Молодые люди, конечно, больше рисовали логотипы иностранных групп, когда они уже появились».
Птичий английский для лабухов
Но не только меломанам полагалось знать все популярные песни, но еще и музыкантам, которые выступали в ресторанах. Работа в ресторанах особо престижной не считалась, зато была очень прибыльной. По словам Ильи Легостаева, в ресторанах, конечно же, не пели ни про партию, ни про правительство, ни про комсомол, ни про армию.
«Лабухам», как называли ресторанных музыкантов, нужен был романтический легковесный репертуар — и советские композиторы его регулярно создавали. Надо сказать, делали они это с большим удовольствием: на этих копеечных, казалось бы, отчислениях с каждого заведения общепита, но по всей стране, какой-нибудь солидный композитор мог совершенно легально получить иной раз за месяц 10-12 тысяч рублей!
«Ресторан было местом и встречи, и сытной еды, и выпивания, и танцев, и знакомств, и романтики, и вообще всего-всего, — вспоминает журналист и музыкальный критик Илья Легостаев. — Поэтому, конечно же, там должна была присутствовать музыка. Перед жующей публикой профессиональные артисты начали выступать в девяностых, когда стали организовываться и частные вечеринки, и концерты в казино и прочих увеселительных заведениях. Кто-то вспоминает это время с доброй ностальгией, потому что некоторые сейчас живут в домах, которые были заработаны на деньги этих самых жующих, в чесе. Кто-то говорит, что каждый выход на сцену был сопряжен с моральными неудобствами, потому что если вы привыкли к другому, то смириться с тем, что вы — гарнир или какое-то дополнение к игре с одноруким бандитом, довольно сложно. Но, тем не менее, в этом многие участвовали, даже звезды первой величины».
Вспоминает заслуженный артист России, певец Вадим Казаченко:
«Когда мы приехали в Москву, это была наша первая профессиональная работа — в ресторане в туркомплексе «Измайлово». И вот с девяти до десяти часов вечера мы играли программу варьете, а с десяти до одиннадцати у нас оставался час, чтобы выполнить заказы посетителей ресторана. И мы играли тогда все, что было тогда популярным, и публика помогала. Публика определяла спрос. И вы знаете, иногда, я помню, приходилось и пять, и шесть, и семь раз подряд играть «На недельку до второго» или песню «Сюзанна», которая особенно тогда была популярна».
Нередко музыканты пользовались уже готовыми хит-парадами, которые за них составили журналисты. Иностранные песни тоже попадали в списки хитов — как и в репертуар ресторанных артистов.
Вспоминает Вадим Казаченко: «Появилось больше англоязычного репертуара, поскольку начиналась эпоха популярности „Модерн Токинг“, „Бэд бойз блю“… К тому же, еще не вышли из моды итальянские „Рикки э Повери“. Конечно, с итальянским языком было гораздо сложнее, мы все пели на птичьем итальянском, да в общем-то и на птичьем английском».
«Я, например, пел и Энди Уильямса, и «Криденс», и песни «Битлз» какие-то, и Тома Джонса, — рассказывает вокалист ансамблей «Лейся, песня», «Надежда», «Поющие сердца» Игорь Иванов. — Большая аудитория была, женщин особенно много приходили послушать, как я пою. Они приходили, столик, бутылка шампанского и весь вечер слушали. Замечательно! Мне тоже это очень нравилось».
В погоне за портретами кумиров
Жанна Агузарова, Сергей Минаев, группа «Комбинация» — портреты кумиров печатали многие позднесоветские СМИ, но особенно часто это делали журнал «Смена» и газета «Московский комсомолец». Потому что чем чаще новые кумиры мелькали по телевизору, тем повальнее становилось увлечение ими среди молодежи. Плакаты, открытки, вырезки из журналов — все это были важные детали повседневности для меломанов.
«Что, например, представляла из себя комната подростка?, — вспоминает телеведущая, актриса Татьяна Лазарева. — Над столом на обоях прикалывались булавочками всякие картинки. Картинок было не так много, потому что взять было особенно неоткуда. Это были либо какие-то актеры из журнала «Советский экран», либо какие-то плакаты, чудом доставшиеся тебе из-за границы — скажем, если их кто-то привозил. Например, у нас в новосибирском Академгородке существовал научный обмен с заграницей, кто-то ездил в командировки и что-то оттуда привозил. У меня вот висели два плаката — классический черно-белый плакат группы «Квин» и «Аббы».
«Календари выпускались исключительно с той целью, чтобы люди знали, какой сейчас год, какой месяц, число, — говорит Илья Легостаев. — Естественно, когда календарь и постер совмещались и, допустим, над ежедневной раскладкой висела фотография Аллы Пугачевой, Михаила Боярского или кого-то в этом роде, это становилось предметом ажиотажа».
Фанат приходил на концерт и отдавал три рубля за билет. На этом его траты не заканчивались. «Самые продвинутые могли получить постер, — рассказывает Илья Легостаев. — Они, как и пластинки были элементом торговли на черном рынке. Разного рода журналы, как правило, немецкие, „Браво“ или что-то в этом роде, раздирались на части. Причем, насколько я помню, продавались не только журналы, но и странички. Допустим, постер мог стоить два рубля. Студент мог на это два, а то и четыре дня ходить в столовую — а тут Бон Джови. Смех один!»
Вспоминает певица, участница групп «Мираж» и «Фея» Светлана Разина: «Фотография наша стоила три рубля. Поэтому те, кто занимался нашими фотографиями, вообще озолотились. И банк открыли. И если каждый купил фотографию… Ну хорошо, зал делим пополам, пусть каждая пара купила фотографию… Получается 150 фотографий, да по три рубля — это 450 рублей. Это были очень хорошие деньги в те времена, при том, что человек зарабатывал в среднем 100 рублей в месяц».
Насколько ажиотажным был спрос на фотографии любимых артистов и певцов, можно представить себе по одному-единственному эпизоду из истории группы «Форум», о котором рассказал ее участник Виктор Салтыков:
«Я помню, мы зашли в гостиницу и вышли на балкон. Я еще тогда произнес фразу «Чем мы не „Битлы“?» … Мы — Александр Морозов, Саша Назаров, и вся наша группа «Форум» вышли — а там, внизу, тысячи людей. И мы имели неосторожность выкинуть листовки с нашими фотографиями, понимаете…Что там началось внизу!.. Там борьба началась, драки из-за этих фотографий! Мы просто их не подумав выкинули…»
Из портретов кумиров, опубликованных в газетах или журналах, многие меломаны самостоятельно делали себе значки. Технология была простой: вырезался портрет, бралась основа от продававшегося в киосках «Союзпечати» большого круглого значка с каким-нибудь мультяшным советским героем или видовой открыткой, и на нее клеем ПВА приклеивалось изображение. Такие значки носили у самого сердца — там, где раньше краснели октябрятские, пионерские или комсомольские значки.
Меломания — страшная сила!
Потом такие значки начали гигантскими партиями штамповать кооператоры — те же, которые запустили в серию фотографии и постеры с изображениями отечественных и иностранных звезд. Но всего этого было недостаточно, чтобы выразить всю глубину любви к кумирам со стороны их поклонников. Они ночевали в подъездах под дверью любимого артиста, они расписывали стены любовными посланиями и строчили в газеты вымышленные откровения, сколько детей родили от объекта поклонения. А увидев на сцене в местном ДК живого кумира, поклонники буквально набрасывались на него. Бурной эпохе — бурные эмоции.
Вспоминает певица, участница групп «Мираж» и «Звезды» Наталья Гулькина: «Это было невозможно: ты выходишь — а там толпа стоит. Все хотят автограф. Мне сразу ставили шеренгу либо милиционеров, либо солдат — если это были стадионы, и я пробегала и быстро-быстро в машину. Но руки тянулись отовсюду. А один раз мы уезжали на милицейском УАЗике, потому что уже не было возможности забежать в машину».
А кого-то и машины с автобусами не спасали.
Рассказывает музыкант, участник групп «Синтез», «Маршал», «Мираж» Роман Жуков: «Однажды после концерта человек 300 собралось. И пока я успел пройти коридорчик, с меня сорвали очки, куртку… Кое-как прошел — и в автобус быстро. А там Аркадий Укупник сидел сзади. Они когда поняли, что я уже прошел и сел в автобус, начали его раскачивать. Он крышей начал биться о бетонный угол — и стекла стали биться. И Укупник сидит, весь в стеклах: „Я последний раз в жизни с Жуковым езжу на гастроли!“
Увы, подобные драки и агрессия —уже не исключение, а примета времени. И если раньше на сцену летели цветы, то в конце восьмидесятых это могли быть и недокуренные сигареты, и бенгальские огни, и даже бутылки.
»Помню случай во дворце спорта, когда был большой сборный концерт, — рассказывает Наталья Гулькина. — И была группа «Электроклуб», где тогда выступали вместе Аллегрова и Салтыков. И вот в Ирину Аллегрову кинули сверху большой металлический шар, который просвистел у нее у самого виска. Если бы он ей попал в лоб — неизвестно, чем бы эта вся история закончилась. И Аллегрова остановила свое выступление, сказала, что для такой невоспитанной публики она выступать и петь не будет — и ушла».
Чтобы порадовать каждого меломана, популярные певцы большую часть года проводили в пути. Выдержать такой темп было трудно, но это — миллионы поклонников и потенциальные миллионы в карманы администраторов. Ушлые дельцы придумали ход: создавать дубли популярных ансамблей. Все равно артистов почти никто не знал в лицо настолько хорошо, чтобы отличить подмену.
«В каждом городе, наверное, можно было создать свой «Мираж», — говорит Светлана Разина. — Наши продюсеры считали, что нас показывать нельзя по телевизору. Да и не нужно — мы и так популярны».
«Это все реально культивировали сами организаторы и создатели коллективов, — считает певица, участница групп «Мираж» и «Звезды» Наталья Гулькина. — Потому что возьмите тот же самый «Мираж»: если у тебя огромное количество концертов, колоссальный спрос, чего терять деньги? Никто не знает солистку в лицо. Сейчас у меня Гулькина поехала в Сочи, а Разина пусть едет в Казахстан, а Ветлицкая пусть поедет вот туда, а эта — сюда. И я себе в карман то ого-го сколько наберу!»
Тогда же появилось и стало повсеместно известным слово «фанера». В 80-х оно означало не только строительный материал, но и пение под фонограмму, нередко — под чужую. Девчонки из поп-групп были вроде как все на одно лицо — не отличить!
«Появился институт продюсирования, суть которого заключалась в том, чтобы при минимальном вложении в максимально короткие срок получить максимальную прибыль, — рассказывает музыкант, композитор, заслуженный деятель искусств России Игорь Корнелюк. — И появились красавицы, длинноногие девочки, которые не умели петь, да и сказать людям им было нечего, но которых макияжали, снимали, записывали… Уже появились цифровые технологии, которые позволяли слона записать, который бы пел».
Худсоветы уже ничего не могли поделать с новой эстрадой, которая быстрыми темпами превращалась в самую настоящую попсу, то есть в средство зарабатывания денег. Меломания — страшная сила!
