«Музыка — это было то, что можно было перезаписывать и передавать, и она расходилось очень легко. Если кому-то привозили пластинку из-за границы, он ее тут же переписывал на магнитофон, и уже магнитофонные записи дублировались, дублировались и дублировались», — вспоминает актриса и телеведущая Татьяна Лазарева.
Советская фабрика звезд
«Интерес к музыке был невероятный. Ее откровенно мало показывали. Поэтому, конечно, очереди у магазинов «Мелодия» до сих пор остались на старых фотографиях. И когда выходили какие-то пластинки — Юрия Антонова, группы «Самоцветы», группы Стаса Намина, то к ним часто заставляли покупать что-нибудь в нагрузку, что-нибудь из симфонической музыки или из фольклорной».
«Алла Пугачева довольно быстро начала исполнять песни на волнующие ее темы, — вспоминает Илья Легостаев. — Она не боялась, что называется, раскрывать душу нараспашку перед публикой, делиться своими несовершенствами, своими обидами, горечью, своими неудачами».
«Она помогла очень многим начинающим артистам в театре, — уверен заслуженный деятель Республики Казахстан, музыкант группы «А-студио» Байгали Серкебаев. — В то время начинала потрясающая артистка Ольга Кормухина, группа «Белый камень», «А-студио» и много-много молодых артистов, и все рождественские встречи, которые проводила Пугачева, отчасти и служили каким-то стартом для начинающим музыкантов».
Вспоминает народный артист России, певец и композитор Дмитрий Маликов: «Тогда закончилась официальная эстрада — и пришла молодежь. В роке это был Цой, безусловно. А в поп-музыке это были я, Женя Белоусов, Володя Пресняков, группа „Ласковый май“…Нас было просто мало! И поэтому, конечно, мы привлекали к себе большое внимание».
«Мальчик Бананан» — это вообще детище «Веселых ребят», музыкантов этой группы и композитора Юрия Чернавского, который в тот период был музыкальным продюсером коллектива, — вспоминает заслуженный артист России, певец и композитор Сергей Беликов. — Естественно, в классические рамки ансамбля этот проект не входил».
«Комсомольцы, вместо того, чтобы следить за идеологией, занялись бизнесом, а именно взяли под крыло организацию концертов, стали на этом зарабатывать. И они быстро поняли, что зарабатывать гораздо лучше на группе «Кино», чем на группе «Лейся песня».
Ларек как индикатор популярности
«Когда все затрещало, появилась совершенно новая, неподконтрольная партии и правительству новая медиа-структура — коммерческие ларьки, которые никак нельзя было проконтролировать. Как проконтролируешь информационный поток в коммерческих ларьках?»
«Были такие ларьки, где продавались эти кассеты. На них было машинописным текстом написано: фамилия исполнителя или название группы. Продавцы периодически ставили что-то из своего ассортимента, это тоже был рекламный ход: проходишь мимо ларька, а там играет музыка, вроде нравится. Кто это? Это «Летний сад». О, я куплю. Вот так и распространялись».
«Коммерческие ларьки это был самый честный, на мой взгляд, индикатор популярности, народной любви, — считает Роман Жуков. — Потому что если человек хочет, он пойдет и купит кассету за свои кровные. Если не хочет, не пойдет и не купит. По рейтингам продаж было видно, какой артист популярен, а какой нет».
«Что касается перемотки на карандашах, это исключительно уличная тема, потому что все экономили батарейки, — говорит Илья Легостаев. — Батарейки были плохого качества, были они в магазинах не всегда, и чтобы они побольше действовали, то перемотку, которая съедала наибольшее количество энергии, делали вручную — раскручивали на карандаше».
«До сцены дорвались те, кто хотел выразиться, для себя сочинять песни кайфовые, — рассказывает музыкант, поэт, шоумен группы «АукцЫон» Олег Гаркуша. — Мысли о том, что когда-либо это мы будем показывать публике, вообще почти не было. Все практически работали на своих работах и после работы ехали черт знает куда на репетиционные площадки, если такие еще находились. Было крайне сложно найти помещение, где можно было репетировать». Его поддерживает и вокалист группы «Технология» Роман Рябцев: «Стадионы тогда собирали все. Потому что люди, замученные советской эстрадой, изголодались по другой музыке».
«У меня была одна песня, шуточная — про обезьяну, которая съела два банана. Я помню, меня ругали за этот текст, что это примитивно. Но это же все равно было самовыражение, мне было 20 лет, в конце концов!»
«Много было всевозможных пресс-конференций, когда дискуссия была: почему такая песня? а почему не так? — рассказывает музыкант, участник групп «Форум» и «Электроклуб» Виктор Салтыков. — Комсомольские лидеры: а почему песню о Ленине вы не поете? Почему песню о мире вы не поете? Что-то такое было всё время…Я говорю: «Поем. И про мир поем. В каждой нашей песне заложено зерно мира. Мы как раз поем очень простые, доступные всем песни, про мир и дружбу».
«Что касается группы «Комбинация», то с эстетством там, конечно, было трудно — это был как своего рода народный фолк. Это частушечность и жизненность. «Московская прописка», «Два кусочека колбаски» — это были жизненные, практически анекдотичные истории».
«Низкий жанр, попса, оп-цоп, три-ля-ля — прежде чем это все говорить, вы посмотрите на эту музыку с другой стороны! — возмущается бывшая солистка «Комбинации» Алена Апина. — Помимо того, что она прекрасная, изумительная, она помогает многим людям… Люди-то все — не идиоты. Не может быть такого, что один человек — он умный, а два миллиона — дураки. Такого не бывает. Значит, там есть что-то другое. Помимо ума, есть какое-то сердце, есть эмоции».
Итальянцы из журнала «Кругозор»
«Он опередил время в полном смысле этого слова, — вспоминает фотохудожник Леонид Лазарев, работавший фотокорреспондентом «Кругозора». — Это касалось звука, изображения, подбора материала — всего, из чего собирался этот журнал. Это был интеллигентный журнал, очень точная характеристика которого однажды была дана председателем комитета по радиовещанию и ТВ Николаем Месяцевым. Однажды заходит этот товарищ в редакцию, а мы находились на Пятницкой, на 2 этаже, и говорит: «Срочное совещание, весь коллектив сюда. Я хочу вас проинформировать: во Владивостоке есть склад печати Союзпечать, и он ограблен. Там были разные журналы, в том числе „Огонек“ и „Смена“, но украли только журнал „Кругозор“! Я вас поздравляю, товарищи!» Появилось шампанское, выпили. Такой был момент. Это говорит о том, что купить этот журнал невозможно было, он был только из-под полы».
Рассказывает заслуженный артист России, певец и композитор Сергей Беликов: «Мелодика, которая хорошо ложится на русское ухо, сложение мелодий, характер и напевность итальянской музыки 80-х — Сандро Пуппо, Рикардо Фольи и других, — это был феномен, реальный феномен».
«Все понимали, что это рынок, на котором можно заработать, — вспоминает журналист, музыкальный критик Илья Легостаев. — Фирма «Мелодия» всегда была расчетной организацией, поэтому, конечно, если кто-то понимал, что можно продать несколько миллионов пластинок, то они готовы были на многое… Так у нас появились Guns N' Roses, но это уже в более поздние времена, и «Пинк Флойд», и многие другие группы, которые вроде как были не на самом хорошем счету с идеологической точки зрения, но как продукт, как то, что можно продать, они были горячими пирожками, поэтому они по лицензии тоже выходили».
Лишь бы батарейки не подвели…
Вспоминает Илья Легостаев: «На бобинах учились играть первые ди-джеи. Они очень забавно вычисляли место, где начинается и заканчивается песня, и вставляли туда бумажку, чтобы понять, с какого места можно запустить другую бобину, чтобы это был нон-стоп. Это было невероятно давно, но тот же ди-джей Грув мне рассказывал, что он еще подростком застал это все и первые свои ди-джей сеты играл вот таким же образом».
«Я думаю, что фирменный магнитофон у меня появился, наверное, в конце 70-х, — говорит Сергей Беликов. — Это было что-то из разряда Саньенг или Панасоник. И качество этой магнитолы было достаточно хорошим, чтобы комфортно слушать музыку».
«Такие иностранные аппараты продавались только в комиссионных магазинах, — вспоминает Илья Легостаев. — Были подороже, были подешевле, но цены, по-моему, начинались от 600-700 рублей за аппарат, что при средней зарплате в 150 рублей в месяц было довольно круто. Хорошие же стоили и 1000 рублей, и 2000, и это такие настоящие иконы среди аудиофилов. Я как-то видел одну коллекцию: эти агрегаты живы до сих пор и выдают очень хороший звук. В отличие от современной техники, у которой срезаны частоты, там все было довольно лихо, и они до сих пор звучат очень здорово».
Вспоминает Илья Легостаев: «Грешили этим, в основном, девочки, потому что они более прилежные для того, чтобы взять ручку и переписать два куплета, три припева и все остальное. Но такое было. У нас несколько человек этим занимались, очень так любовно они оформляли эти свои тетрадочки, и время от времени вместо алгебры или геометрии занимались этим своим любимым делом. Молодые люди, конечно, больше рисовали логотипы иностранных групп, когда они уже появились».
Птичий английский для лабухов
«Ресторан было местом и встречи, и сытной еды, и выпивания, и танцев, и знакомств, и романтики, и вообще всего-всего, — вспоминает журналист и музыкальный критик Илья Легостаев. — Поэтому, конечно же, там должна была присутствовать музыка. Перед жующей публикой профессиональные артисты начали выступать в девяностых, когда стали организовываться и частные вечеринки, и концерты в казино и прочих увеселительных заведениях. Кто-то вспоминает это время с доброй ностальгией, потому что некоторые сейчас живут в домах, которые были заработаны на деньги этих самых жующих, в чесе. Кто-то говорит, что каждый выход на сцену был сопряжен с моральными неудобствами, потому что если вы привыкли к другому, то смириться с тем, что вы — гарнир или какое-то дополнение к игре с одноруким бандитом, довольно сложно. Но, тем не менее, в этом многие участвовали, даже звезды первой величины».
«Когда мы приехали в Москву, это была наша первая профессиональная работа — в ресторане в туркомплексе «Измайлово». И вот с девяти до десяти часов вечера мы играли программу варьете, а с десяти до одиннадцати у нас оставался час, чтобы выполнить заказы посетителей ресторана. И мы играли тогда все, что было тогда популярным, и публика помогала. Публика определяла спрос. И вы знаете, иногда, я помню, приходилось и пять, и шесть, и семь раз подряд играть «На недельку до второго» или песню «Сюзанна», которая особенно тогда была популярна».
Вспоминает Вадим Казаченко: «Появилось больше англоязычного репертуара, поскольку начиналась эпоха популярности „Модерн Токинг“, „Бэд бойз блю“… К тому же, еще не вышли из моды итальянские „Рикки э Повери“. Конечно, с итальянским языком было гораздо сложнее, мы все пели на птичьем итальянском, да в общем-то и на птичьем английском».
«Я, например, пел и Энди Уильямса, и «Криденс», и песни «Битлз» какие-то, и Тома Джонса, — рассказывает вокалист ансамблей «Лейся, песня», «Надежда», «Поющие сердца» Игорь Иванов. — Большая аудитория была, женщин особенно много приходили послушать, как я пою. Они приходили, столик, бутылка шампанского и весь вечер слушали. Замечательно! Мне тоже это очень нравилось».
В погоне за портретами кумиров
«Календари выпускались исключительно с той целью, чтобы люди знали, какой сейчас год, какой месяц, число, — говорит Илья Легостаев. — Естественно, когда календарь и постер совмещались и, допустим, над ежедневной раскладкой висела фотография Аллы Пугачевой, Михаила Боярского или кого-то в этом роде, это становилось предметом ажиотажа».
«Я помню, мы зашли в гостиницу и вышли на балкон. Я еще тогда произнес фразу «Чем мы не „Битлы“?» … Мы — Александр Морозов, Саша Назаров, и вся наша группа «Форум» вышли — а там, внизу, тысячи людей. И мы имели неосторожность выкинуть листовки с нашими фотографиями, понимаете…Что там началось внизу!.. Там борьба началась, драки из-за этих фотографий! Мы просто их не подумав выкинули…»
Меломания — страшная сила!
Рассказывает музыкант, участник групп «Синтез», «Маршал», «Мираж» Роман Жуков: «Однажды после концерта человек 300 собралось. И пока я успел пройти коридорчик, с меня сорвали очки, куртку… Кое-как прошел — и в автобус быстро. А там Аркадий Укупник сидел сзади. Они когда поняли, что я уже прошел и сел в автобус, начали его раскачивать. Он крышей начал биться о бетонный угол — и стекла стали биться. И Укупник сидит, весь в стеклах: „Я последний раз в жизни с Жуковым езжу на гастроли!“
»Помню случай во дворце спорта, когда был большой сборный концерт, — рассказывает Наталья Гулькина. — И была группа «Электроклуб», где тогда выступали вместе Аллегрова и Салтыков. И вот в Ирину Аллегрову кинули сверху большой металлический шар, который просвистел у нее у самого виска. Если бы он ей попал в лоб — неизвестно, чем бы эта вся история закончилась. И Аллегрова остановила свое выступление, сказала, что для такой невоспитанной публики она выступать и петь не будет — и ушла».
«В каждом городе, наверное, можно было создать свой «Мираж», — говорит Светлана Разина. — Наши продюсеры считали, что нас показывать нельзя по телевизору. Да и не нужно — мы и так популярны».
«Это все реально культивировали сами организаторы и создатели коллективов, — считает певица, участница групп «Мираж» и «Звезды» Наталья Гулькина. — Потому что возьмите тот же самый «Мираж»: если у тебя огромное количество концертов, колоссальный спрос, чего терять деньги? Никто не знает солистку в лицо. Сейчас у меня Гулькина поехала в Сочи, а Разина пусть едет в Казахстан, а Ветлицкая пусть поедет вот туда, а эта — сюда. И я себе в карман то ого-го сколько наберу!»
«Появился институт продюсирования, суть которого заключалась в том, чтобы при минимальном вложении в максимально короткие срок получить максимальную прибыль, — рассказывает музыкант, композитор, заслуженный деятель искусств России Игорь Корнелюк. — И появились красавицы, длинноногие девочки, которые не умели петь, да и сказать людям им было нечего, но которых макияжали, снимали, записывали… Уже появились цифровые технологии, которые позволяли слона записать, который бы пел».
