Татьяна Константинова: я не занимаюсь благотворительностью

"Мы не занимаемся благотворительностью. Ею занимаются люди, дающие деньги, наши доноры". — Для меня, человека, считающего себя практически экспертом в благотворительности, Наверное, это было самое большое потрясение от разговора с директором благотворительного фонда "Со-единение" Татьяной Константиновой. С другой стороны, чего я ждала от нашего разговора? С этой роскошной блондинкой мы знакомы 10 лет, и все это время Константинова занимает топовые позиции в благотворительности. Я с восхищением слежу за ней: работоспособность, энергия, умение привести в порядок, организовать любой хаос, молниеносность передвижений по стране и — безграничное чувство юмора, Но как это часто случается, ты пишешь о людях малознакомых, а с теми, кто рядом, в голову не приходит поговорить. Зато уж теперь наговоримся обо всем: от личной жизни до работы фондов. Я знаю, что могу задать Тане любые вопросы. Самые жесткие. И она ответит на каждый. Но о фондах чуть позже. В первую очередь меня интересует личное. Впрочем, и оно тоже в рамках доброделания. Однажды Татьяна Константинова, человек много лет отдавший бизнес-проектам, перешел в благотворительность. - У меня была успешная карьера в сфере управленчества. Я довольно наглый человек. И в конце 90-ых сама о себе (и прежде всего самой себе) я стала говорить, что я — хороший управленец. Конечно, на тот момент я им не была, но моя карьера действительно складывалась успешно. У меня никогда не было своего бизнеса, потому что я понимала, что я — хороший качественный наемник, и меня это устраивало. Верхом моей карьеры в городе Тольятти стала должность помощника директора одного из автомобильных заводов. И когда поняла, что мне тесно, а большего тут не достичь, я переехала в Москву, которая меня всегда манила. Я уже работала в ресторанном бизнесе и, приехав, еще пару лет в нем проработала: вела два крупных проекта. А потом случился кризис 2008-го года, проекты закрылись, и у меня появилось много свободного времени. А когда у человека с бешеной энергией появляется много свободного времени, жди беды. И она пришла: я поняла, что хочу состояться как управленец в благотворительности. Выслушав бравурное заявление, позволяю себе некоторый скепсис, поскольку сильно сомневаюсь, что в Тольятти 90-ых и даже в самом начале нашего тысячелетия много говорили о благотворительности (если вообще говорили). Таня кивает: - Конечно, не было. Да, я помогала людям, причем мы помогали семейно: главная у нас мама, она всегда задает очень правильные направления. Но системно заниматься благотворительностью я начала, переехав в Москву, где это было удобно. - Удобно? Я-то отлично помню и понимаю, что такое благотворительность 10 лет назад. Уход в эту сферу требовал огромного мужества. Причем не только от того, кто на это решался, но и от всей его семьи. Там не предполагалось никаких денег на зарплаты, а работать предлагалось круглосуточно и без отпусков. - Я осознавала, что это будет приличный даунтшифтинг. У меня даже бухгалтер в первое время зарабатывала больше, чем я. Но меня это не волновало. Хотелось понять, справлюсь ли, а еще больше хотелось правильно построить работу. - За-чем? Артикулирую эти два слога громко и четко, чтобы не ускользнула. - Интерес, — мгновенно парирует Константинова. Крыть нечем. Правда, она тут же смилостивилась надо мной: - Когда я принимала решение, что ухожу в менеджмент в благотворительности, я уже была замужем за Димой. У меня появилась опора и пришло осознание, что я уже не мать-волчица в своей семье, что могу отдать задачу зарабатывания на пропитания мужчине и заняться выращиванием цветочков. Или культивированием их. Я поговорила с Димой, и он сказал: "Если тебе это интересно и хочется, иди. Я тебя поддержу". Большую роль в принятии этого решения сыграла Лиза Глинка (Доктор Лиза). Я долго ходила в подвал на Пятницкой волонтером. И, глядя, как Лиза работает (а она, конечно, была моделью в человеческом плане), я поняла, что мне было бы интересно попробовать себя в этой сфере. А первым человеком, с кем я познакомилась в благотворительности, была Ольга Журавская (президент благотворительного фонда "Галчонок"). И мы дружим до сих пор. Что ж, видимо мы подобрались к следующему пункту нашего разговора. - И куда ты решила "устроиться на работу"? - Примерно в это время встала необходимость открыть и зарегистрировать фонд помощи взрослым "Живой"... - Разве им занималась не Мария Хадеева? - Маша была руководителем программы от благотворительного собрания "Все вместе". Нужно было регистрировать фонд, заниматься им. Я написала программу, начала работать. - Что значит быть менеджером, директором в таком непростом проекте? - Мне было важно популяризировать тему помощи взрослым. Это очень серьезная тема. И, как потом показала жизнь, она превосходила мои силы. Мне было важно правильно построить документальную часть работы, чтобы все документы были оформлены правильно, чтобы любые наши действия находились в правовом поле — это был мой пунктик, перенесенный из бизнеса. Кроме того было необходимо начать правильно позиционировать сборы денег. Мне всегда не нравились письма в стиле "русские врачи-убийцы загубили младенчика, давайте соберем 9 миллионов долларов на Сингапур". Сам посыл к донорам не нравился. Хотелось научиться писать правильные истории. Сделать это можно только видя на том конце человека, беседуя с ним по-дружески, не цепляя на эмоциональные крючки, которые вынудят его дать мне денег, а разговаривать с ним "в долгую". Пусть он сегодня не даст на моего взрослого, но, прочитав о наших подопечных еще, еще и еще, он уверует и придет в благотворительность надолго. - И все же ты ушла. - Ушла. Выгорев серьезно и надолго. Это был очень тяжелый период. Потом, читая статьи и книги о клинической депрессии, как герой книги Джером К. Джерома я узнавала у себя все ее признаки. Я не ходила к врачам, справились семьей. Но я приняла решение хорошо отдохнуть, поднабрать людей (я довольно долго была в фонде одна). Ушла назад в бизнес со словами "больше никогда". Выдержала три месяца. - Всего? Таня хохочет: - Конечно. У нас был большой проект — каждый день совещания. А я вдруг поняла: не могу больше этим заниматься. Не хватает смысла. Меня уговаривали — зачем ты это делаешь, напиши заявление после новогодних каникул, получишь деньги, а у меня было такое неприятие, что 30 декабря, я выскочила из центрального офиса, размахивая трудовой книжкой. Конечно, я сначала пришла к Диме, и он сказал: "Не можешь, уходи". У меня очень покладистый муж, он на все мои просьбы отвечает положительно. Кроме одной: "Может, заведем еще одну кошечку?" И я тогда их приношу без спроса. Но он знает, что я — рецидивист. Ну, раз рецидивист, я тоже могу им быть. Вот и настало время для нелицеприятных вопросов. - Выгорание. Выгорают все. Я недавно к моему удивлению прочла, что журналисты выгорают годам к 40. Но из моих знакомых никто не уходит с работы, кроме людей из благотворительности. Зато тут я постоянно слышу: "он выгорел и ушел" или "чтобы не выгорел полностью, отправим его в отпуск". Это означает, что есть возможность брать паузу? Или в благотворительности выгорают больше, чем в остальных сферах? - До недавнего времени мне казалось, что в благотворительности особое выгорание. Но поговорив с разными специалистами, я прихожу к выводу, что выгорание везде одинаковое. Конечно, есть нюансы. Чтобы их сформулировать скажу о проблеме роста. До недавнего времени благотворительность не считалась работой. Было принято полагать, что ей занимаются волонтеры, либо бессеребрениики. То есть не сформирована позиция, не озвучено: да, мы занимаемся благотворительностью, но это менеджмент. И мы получаем зарплату, мы можем делать то-то или то-то, а другого не можем. Врачи или художники выбирают профессию, но они не выбирают миссию. У врача, художника или актера есть миссия, но есть и ремесло, которое их кормит. Мы же только-только начинаем нарабатывать это самое ремесло в руках, объясняя, что мы кормим не свою карму, а семью. Как только ремесло будет сформировано, люди станут иначе себя вести. - Ты говоришь о бессеребренниках, а по мнению общества две сферы социальной деятельности скандализированы больше всего в связи с неучитываемыми денежными потоками — Церковь и благотворительность. И обе заявляют о своей готовности помогать людям. - Мне кажется, это тоже проблемы роста. Мы уходим от мифических героев — спасателей, святых, и начинаем видеть живых людей, которые занимаются менеджментом от благотворительности. Повторю: мы не занимаемся благотворительностью. Ею занимаются люди, дающие деньги, наши доноры. То есть, когда ты жертвуешь деньги, ты благотворитель. А если работаешь в фонде — ты менеджер от благотворительности. И то, что мы, наконец, уходим от мифов, меня радует. Пройдем какую-то точку, что-то утеряем, что-то отвоюем, но исчезнет романтический флер, что мы — не от мира сего, отвалятся нимбы. Благотворительность входит в слой масс-маркета. Конечно, хотелось бы поменьше скандалов. Я в состоянии войны и скандалов чувствую себя очень неуютно, но понимаю, что это болезнь роста. - Я спрашивала немало известных людей, чьи имена связаны с благотворительными фондами, хотят ли они, чтобы дети их занимались благотворительностью. Все отвечают уклончиво. Ты думала о том, чтобы твой сын пошел по твоим стопам? - Никогда не думала. Я отдаю решение на откуп ему самому. Как я могу взрослого половозрелого товарища направить куда-то по моему хотению, сказать, как себя вести и какой путь пройти. Он помогал мне в мероприятиях в "Живом": в благотворительности необходимо много мужской помощи. Однажды они с другом сидели с моей подопечной. Для них это был сильный опыт. И сейчас я его иногда зову на благотворительные мероприятия, но он отказывается. Я приняла это. У него свой путь. Я дверь открыла, захочет — войдет. Надо, пожалуй, продолжить спрашивать о Татьяне Константиновой. О ней сегодняшней. - Выгорание не выгорание, ты все же вернулась в благотворительность. - Я довольно долго сидела дома — с января по май. А потом меня пригласили в фонд помощи слепо глухим людям "Со-единение". - Слепоглухие люди. Они никогда не выздоровеют. С одной стороны, они здоровы (по крайней мере, кажутся такими), с другой — тяжко больны. - Это одна из самых тяжелых категорий людей с инвалидностью - Так почему не ушла оттуда, ведь ты в фонде уже долго. Куда делось выгорание? - Почти 4 года. Да, для меня нормальный период работы, что в бизнесе, что в благотворительности — 3 года. И я не могу не задумываться, что наработала здесь много компетенций. - Тогда наоборот, зачем что-то менять? Сиди и получай дивиденды за опыт. - Так есть же жопный жук, и он заставляет куда-то рваться. Разве имело смысл уходить из бизнеса в благотворительность? Но все время хочется другого. На самом деле я, наконец, научилась регламентировать себя, свой сон, отдых. - И ты не должна больше работать круглосуточно? Разве не так работают в фондах? - Это личное решение каждого. Через три года такой работы в "Живом" я превратилась в тряпку. Я просыпалась с единственной мыслью в голове: "Где взять деньги? Где взять деньги?! Они все умирают!" От этого страдали мои близкие, сын, муж. А потом я поняла, что это лицемерие: ты хочешь спасти всех вокруг, а гибнешь сам. И для тебя и для твоих родственников. - Мы действительно не умеем регламентировать себя, вовремя ставить себя на паузу, отдыхать. Однажды мне нужно было срочно лечиться, но сын был совсем маленьким, и я не могла решиться оставить его с родителями. Тогда меня пригласила к себе подруга немка и рассказала о своих родителях. У них погиб ребенок, и они были в очень плохом состоянии. Тогда они отдали на время остальных детей в детский дом (а дело было сразу после войны) и уехали. И она сказала: ты должна лечиться, чтобы потом у тебя были силы не только продолжать жить, но и любить сына много лет, заботиться о нем. - Так ты не случайно маску в самолете сначала на себя надеваешь, а потом ребенку. Казалось бы, это базовые истины, но нужно было дойти до края, чтобы их осознать. Такая в нас заложена самоотверженность: всю себя положить на какой-нибудь алтарь. - "Со-единение" — фонд новый. - Свеженький. Он был создан в 14-м году, но он как локомотив прет. Мы заточены под системное изменение ситуации у людей с инвалидностью по диагнозу слепоглухоты. Мы не собираем деньги человеку из дальнего села на слуховой аппарат, ни на оплату услуг сопровождающего его переводчика. Мы обучаем и переводчиков и сопровождающих по всей стране, чтобы потом государство взяло на себя это бремя, чтобы оно их оплачивало. Мы создаем сеть. Не латаем дыры, а идем в самое начало, ищем причину проблемы и закрываем ее. Пока мы всю систему содержим на свои деньги, но вообще мы ставим задачу передать наши функции государству, потому что оно — наиболее стабильная форма существования. Я не льщу себя надеждой, что государство закроет все ниши, но мы делаем все, что от нас зависит. Фонд здорово работает в плане выстроенности структуры с огромным объемом информации. Можно сказать, что "Со-единение" — один из фондов, который можно взять за модель при организации новых фондов или для решения любой социальной проблемы. Начиная со структуры и заканчивая документооборотом. - Ты сказала делегировать государству (а скорее, даже вернуть) дело помощи слепоглухим. Думаю, даже в идеальной ситуации оно не сможет взять на себя все функции. - Начав работать, мы поняли, что если не начнем заниматься адресной помощью, превратимся в Минтруда. В хорошем смысле: мы станем бюрократической организацией и научимся говорить "вас много, а я одна". А мы работаем с живыми людьми, которым надо здесь и сейчас, у них есть потребности. Поэтому есть организация "Сообщество семей слепоглухих", которую мы поддерживаем, выделяем деньги, и куда мы перенаправили весь поток адресной помощи. В первую очередь нашим подопечным нужны слуховые аппараты. Их, конечно, дает государство, но не всегда хорошие и точные. Их настройка — очень тонкая работа. Если протез на руку, ногу примеряется в несколько этапов, что говорить об аппарате, связанном со слухом. Мы добились, чтобы государство оплачивало каждому слепоглухому инвалиду персонального переводчика не 48 часов в год, а до 240. Кому-то нужно оплатить лечение сопутствующих заболеваний, другим оказать психологическую (в ней нуждаются и сами слепоглухие и их родители) помощь. Мы хотели организовать юридическую помощь. И познакомились со слепоглухим парнем с юридическим высшим образованием из Нижнего Новгорода, слух которого компенсирован слуховым аппаратом. Он хочет в этом направлении развиваться и уже развивается. Этот парень сейчас взят нами на работу и оказывает юридическую помощь слепоглухим. Еще есть такие приборы, брайлевские дисплеи, при помощи которых человек со слухом и зрением подключается к компьютеру и может общаться со слепоглухим. Они очень дорогие, более двухсот тысяч. В конце прошлого года мы добились, что Минтруда выдает их бесплатно, так что теперь нам не надо ходить по олигархам просить их покупать за свои деньги. Что важно, "Сообщество семей" связало родителей по всей России и постоянно проводит для них мероприятия, учит их, развивает. Ведь иногда мама в Ростове или еще где-то думает, что ни у кого в мире нет такого ребенка и вдруг узнает, что они есть по всему миру, а с родителями слепоглухих можно обмениваться информацией, спрашивать совета. И это дорогого стоит. Но что-то пока не получается. - Я знаю слепоглухого доктора психологических наук Александра Васильевича Суворова и поэта, актрису, члена Союза писателей Ирину Поволоцкую. Конечно, они далеко не все слепоглухие с сохранным интеллектом. Но, будем честными, их немного. Как обстоит дело с трудоустройством? - На сегодня это штучные истории. Каждый раз оговариваются особые условия. Варианта массового трудоустройства мы пока не подобрали и не знаем, как его внедрить. Как минимум потому, что на производстве людям с инвалидностью трудно конкурировать с роботами или китайскими рабочими. Возможно это будет кустарное производство. Сейчас две керамические мастерские: творческое объединение "Круг" в Москве и организация в Новосибирске — получают финансирование и поддержку. Это не игра в поддавки, там изготавливают достойные вещи, которые не стыдно подарить. - Планирование, документооборот, жесткая структура. Бизнес никуда не ушел? - Да, все приемы, которые работали в бизнесе я принесла с собой в работу в фонде. - Продолжу. Ты — крутой профессионал в благотворительности. Тогда это тот же бизнес, и ты никуда не ушла? Задумалась Таня. Вот же честный человек. Даже вздохнула: - Я уже оглядывалась назад и задавала себе этот вопрос. Мой переход в некомерческий сектор — не был бизснесовым шагом. Вернее так: переходя я точно не руководствовалась заниматься бизнесом, так что это не было прагматическим решением. И я не ожидала, что через несколько лет, работая в довольно успешном фонде, буду неплохо себя чувствовать. Потом все трансформировалось, появились профессиональные интересы, и мне захотелось стать одним из лучших профессионалов в этой системе. И мне очень приятно, когда меня называют крутым профессионалом, значит, я чего-то достигла. Ты же понимаешь, у меня неизжитой синдром самозванца, так что мне постоянно кажется, что пройдет какое-то время и кто-то скажет: Константинова? Да этот мыльный пузырь уже давно лопнул. - С удовольствие наблюдаю за тем, как Татьяна Константинова мечется по стране. Пишешь смешно, называешь нас, потешающихся над твоими злоключениями, гитлерами. - Я читаю семинары для социальных работников, занимающихся людьми с инвалидностью о том, кто такие слепахоглухие люди, как с ними работать, общаться, как выявлять и рассказываю, в чем фонд может оказать поддержку. Первоначально приходили очень характерные тети. Никогда не забуду Нижний Новгород. Пришло человечек 30. Прямо в плащах, шапках сели передо мной — руки на груди. А я всегда в начале знакомлю с регламентом занятий. И они, услышав, стали возмущаться: "Чего? До 4 часов? Да вы что, не больше пары часов, у нас дела". Я говорю: "Пожалуйста. Вы посидите, сколько сочтете нужным, только звук у телефонов выключите, отвлекает". А дальше лучше, лучше. Видимо пошла слава. Мне нравится читать лекции, я хорошо это делаю, и люди довольны. Сейчас специально приглашают — приезжайте, расскажите. Я почти закончила разговор. У меня остались буквально пара вопросов. Один из них несколько волнительный, потому что касается и меня тоже. А, как пел Булат Окуджава, "Дураком быть выгодно, но очень не хочется. Умным очень хочется, но кончится битьем". И все же рискну. - Ты участвуешь в одном благотворительном мероприятии, в котором и я бы хотела попробовать себя, но боюсь провала. Это объявление о сборе денег на день рождения для какого-то фонда или конкретного человека. Мне жаль подарков, которые могли бы подарить мне и, одновременно, ужасно страшно, что никто ничего не пожертвует. - Это сродни тому, что ты готовишь мероприятие и дико паникуешь, что никто не придет. Я очень волновалась. Думала что ничего не будет, а потом сложилось: и подарки я получила и деньги. В это можно играть. Главное, не борщенуть, не перегнуть палку с доброй волей людей. Я не буду просить больше, чем пару раз в год, а то и раз в год. Для тех, кто хочет постоянно помогать есть специализированные сообщества, а меня читают не только потому, что я работаю в благотворительном сообществе. Людям интересна моя жизнь, мои животные, кто-то говорит, что я интересно пишу. Я не могу их заваливать просьбами о помощи. Это будет неправильно. - Повторюсь, ты — крутой профессионал. Но чего бы тебе самой хотелось сделать в благотворительности? - Мне бы хотелось поработать над исправлением ситуации с домашними животными, с животными в городе. Чтобы сделать это правильно, должно быть принято правильное политическое решение. После меня останется мой сын и еще хотелось бы видеть что-то сделанное моими руками. Что это честолюбие и гордыня или милосердие и гуманизм? Наверное все намешано. Лет 20 назад я задумалась: вот я умру, вот мои похороны, гроб, небольшое количество людей. С чем придут эти люди, кем я для них была, что сделала? Каков был мой вклад, сколько будет этих людей — для меня это важно.