Дарья Муромова: "Фильм "Будем жить" о том, что жизнь не бывает плохой — она разная"

— Дарья, твое внимание всегда привлекали проблемные вопросы: сфера твоих интересов, как журналиста, выходит за рамки обыденности. Расскажи, почему тебя интересует социальная проблематика? — Мои родители — врачи, и я изо дня в день наблюдаю жизненные ситуаций в семьях с детьми-инвалидами. Тут очень большой пласт историй, которые не покажут по телевидению. Это, безусловно, повлияло на мой интерес к социальной проблематике. Мне всегда была интересна другая сторона — малодоступная. Возможно, поэтому моя профессиональная деятельность началась с журналистского расследования. Это был поиск данных о людях, которые захоронены в заброшенных могилах. Оказалось, что один из них — личность мирового значения, Матвей Шенкман, директор авиационного завода № 18. Именно этот человек обеспечивал производство самолетов Ил-2 и работал напрямую со Сталиным. Сейчас, только спустя четыре года, расследование окончательно завершено, привлечено много профильных служб России. Я увидела, что проделанная мной журналистская работа повлекла за собой реальный социальный эффект. Это мотивировало меня продолжить освещение социальной проблематики. — Ты говоришь, что твоя жизненная позиция — позиция "Мне НЕ все равно!" — и стала первым импульсом для создания проекта "Будем жить". Как это было? Как родилась идея? С какими мыслями ты начинала работу? — Все началось в конце третьего курса, когда мне нужно было выбрать тему диплома. У меня были простой вариант — анализировать глянцевое издание, в котором я работаю, и сложный — создать свой проект. Большую роль тогда сыграл ВГИК (Дарья параллельно учится на 2-м курсе факультета продюсерства и экономики — прим. ВН), потому что, чем больше я учусь, тем больше мне нравится кино, тем больше я понимаю, что ничего про него не знаю. А без практики и не узнаешь. Вариант один — создавать кино самой. Появилось желание снять фильм, правда, о чем, о ком и зачем я еще не знала. Художественный замысел возник не сразу — три месяца мы с преподавателями и наставниками формулировали идею. Сначала мне хотелось сделать жестко социальный фильм про судьбы людей. Первое рабочее название — "Предупреждение". Но вскоре мысли были перенаправлены в другое русло — менее агрессивное, более светлое и позитивное. На этом этапе очень помогли Екатерина Владимировна Выровцева и Борис Александрович Кожин. У нас начала формироваться идея — показать людей, которые невероятно любят свою жизнь, несмотря на все сложности. Хотелось создать жизнеутверждающий проект и в том числе показать, что мне, как журналисту, интересен не только глянец, но и эта сторона, о которой мало кто любит говорить. Я не понимала на тот момент, в какую авантюру ввязываюсь — это мой первый продюсерский опыт. Нам говорили во ВГИКе, что это адски сложная работа — нужно иметь в голове компьютер. И когда мы начинали проект, я не могла оценить весь комплекс проблем, с которыми столкнусь. "Ежик в тумане" — это я на тот момент. — Как мне кажется, ты изначально была нацелена на результат. "Будем жить" — это не проект ради проекта или ради победы в конкурсе, это проект с конкретной и очень важной миссией. Как бы ты ее сформулировала? ­— Миссия — показать, что жизнь — это самое ценное, что у нас есть, и никакие проблемы не должны тебя разубедить в этой мысли. Показать, что жизнь не бывает плохой — она разная. Наши герои тому подтверждение. Даже в колонии или в хосписе, когда, казалось бы, жизнь перечеркнута. Нет, она просто другая. Несмотря ни на какие обстоятельства, нужно свою жизнь любить и находить в ней смыслы. Еще "Будем жить" — это попытка показать, что интересными и важными для широкой аудитории должны быть не только успешные и общепризнанные герои, но и простые люди, о которых никто не знает. Именно про таких нужно снимать кино. Для меня, как для журналиста, это большой шаг: работая в глянцевой журналистике, я гналась за интервью с известными людьми: именитыми ведущими, актерами, режиссерами, спортсменами, политиками. С "Будем жить" я осознала, что простые люди со своими историями порой намного интереснее, чем те звезды, с которыми я имела опыт общения. Для меня это профессиональная эволюция. — Какой реакции ты ждешь от зрителей, и какого социального эффекта хочешь добиться? — Я жду эмоциональной реакции и включенности, потому что именно это побуждает к размышлению. Мы не говорим зрителю напрямую, не оглашаем идею — кино нужно прочувствовать. Для достижения этой цели мы умышленно ушли от телевизионного формата. Уникальность проекта в том, что каждый подумает о своем в силу своего возраста, опыта, жизненных обстоятельств. — Почему в цикле документальных короткометражных фильмов ты решила рассказать именно об этих социальных группах людей? — Изначально у нас планировалась еще одна серия — про детский дом — но, когда мы уже отсняли, поняли, что эта серия не впишется в общую концепцию. Мы оставили четыре социальных категории: постояльцы дома престарелых, люди с ограниченными возможностями, пациенты хосписа и люди, отбывающие наказание в колонии, — в этих ситуациях может оказаться каждый. Это то, от чего никто не застрахован — наши герои тоже не планировали там оказаться. — На мой взгляд, получились очень личные истории. Как тебе удалось настолько раскрыть героев? — Я думала, что к общению с такими людьми можно подготовиться: читала тексты, смотрела видео, общалась с врачами. Я ошибалась. Каким бы ты ни был опытным журналистом, тебе будет тяжело. А у меня опыта общения с этими социальными категориями вообще не было, за исключением инвалидов. Во мне все время боролся человек, у которого есть морально-этические нормы, границы, и журналист, которому нужно получить информацию. Попросить человека рассказать о своей нелегкой жизни, о том, о чем ему неприятно рассказывать — конечно, это было непросто. Когда истории настолько личные, человеческие, невозможно оставаться просто журналистом. Самыми тяжелыми были съемки в хосписе. Такое опустошение испытываешь после ответов героев, что даже не знаешь, как дальше продолжать интервью. Какие вопросы задавать человеку, который сидит перед тобой и совершенно спокойно говорит: "Да, я знаю, что я умру, возможно, завтра". Такое общение — хождение по лезвию ножа, когда одного неверного шага достаточно, чтобы человек закрылся. Это не игровое кино, где у всех расписаны роли и характеры. Это документалистика — ты не знаешь, что тебя ждет в каждом ответе. Поэтому я никогда не писала себе план вопросов, а просто шла разговаривать. Наверное, для героев это была некая "исповедь", потому что для некоторых такой долгий и откровенный разговор происходил впервые за всю жизнь. — Видно, что ты проделала сложную работу, которая требовала огромных моральных сил. Был ли такой момент, когда ты хотела все бросить? — Кризисы возникали на этапе постпродакшена, когда мы сталкивались с проблемами: тут камера дрожит, тут почему-то звука нет, здесь нет логической связи в ответах героя. А специфика документального кино состоит в том, что у тебя только один дубль. У нас были съемки и по три часа, которые потом нужно отсмотреть, а это эмоционально тяжело. К монтажу фильма про хоспис я готовилась две недели. Да, иногда возникали мысли, что, может быть, стоит облегчить задачу — сойтись на одной серии. И, возможно, я бы так и сделала, если бы не помощь Бориса Александровича Кожина, к которому я однажды приехала со словами "Борис Александрович, у меня патовая ситуация: я не знаю, что делать, я не понимаю, как нарезанные синхроны превратить в документальное кино. Спасайте". Если бы не этот человек, был бы социальный проект, но не документальный фильм. На протяжении последних трех месяцев я у него практически жила: многочасовые просмотры материала и полная перекройка всего. Моментов, когда я думала, что сил уже не осталось, ни моральных, ни физических, было очень много. Когда я понимала, что конца и края не видно, а ответственность лежит только на мне, хотелось все бросить. Меня мотивировало то, что этот проект ждут, что в нем уже задействовано много людей — я не могла их подвести. Я чувствовала огромную ответственность перед героями, перед командой, перед самой собой. Проект стал важнее моих личных интересов, желаний, слабостей и даже важнее здоровья. Я не могла позволить себе сдаться. — 7 февраля в Самарском областном геронтологическом центре прошел предпремьерный показ первой серии. Каждый режиссер больше всего ждет реакции зрителя, его оценки. Какие эмоции ты встретила на лицах? — В этот день около шестидесяти постояльцев дома престарелых увидели фильм. Это самая сложная аудитория, поскольку истории из фильма во многом похожи на их судьбы. Я понимала, что показываю проект людям, которые прожили жизнь, которые видели намного больше, чем я. Их сложно чем-то удивить. В фильме нет ничего того, что они не знают. И когда я, студентка, вышла к людям, которые мудрее и опытнее меня, и рассказала о проекте, я уже увидела в глазах предрасположенность ко мне. Потом включили фильм, и конечно, я не смотрела, а прислушивалась к залу. В фильме есть несколько художественных моментов, и я боялась, что их не поймут, не прочувствуют. Но когда я увидела слезы на глазах и услышала комментарий: "Вот оно, счастье…", я поняла — цель достигнута. Это такая эйфория для автора, когда он видит, что зрителям не все равно. Это наивысшая награда. — Как ты считаешь, удалось ли тебе в полной мере реализовать изначальную идею проекта? Довольна ли ты результатом работы? — Конечно, концепция многократно корректировалась, но изначальную идею мы реализовали. В целом я довольна: провести премьеру своего кино в 20 лет — это здорово. Да, это тешит мое самолюбие, но я знаю, какой колоссальный труд за этим стоит. Я приобрела опыт, в том числе на собственных оплошностях. А в кино можно развиваться только методом проб и ошибок. Пока приходится отбрасывать рефлексию и эмоции, сейчас главное — результат. Уже потом, когда я немного приду в себя, буду анализировать и подводить итоги. — Как проект "Будем жить" повлиял на тебя: на твои ценности, приоритеты и установки? Он изменил тебя? — Он заставил меня очень сильно повзрослеть, хотя я и раньше ощущала себя старше своего возраста. Все, кто узнает идею проекта, спрашивают: "Даш, ты сама до этого додумалась?". Проект стал для меня проверкой и профессиональной закалкой. Я поняла, что мое отношение к социальным группам, которые представлены в фильме, было неверным. Мое отношение к жизни после проекта тоже изменилось. Мы каждый день думаем, что у нас так много проблем — это не правильно. Каждая история в фильме — это урок жизни, мужества, силы воли, достоинства, порядочности и человечности. Герои проекта, невзирая на жизненные обстоятельства, остались людьми.