Екатерина Климова: «Как мать и жена я не самый завидный вариант»
Екатерина Климова как олицетворение весны: годы идут, прибавляются проекты и дети, а она, кажется, и не меняется вовсе. Такая же стройная, красивая, улыбчивая, как и несколько лет назад, когда мы также снимали обложку «Атмосферы». Немудрено, что во многих интервью ей задают один и тот же вопрос: как ей удается замечательно выглядеть при таком-то сумасшедшем графике жизни? Мы же решили поговорить о переменах внутренних и выяснили, в чем сегодняшняя Катя Климова завидует себе двадцатилетней. Подробности — в интервью апрельского журнала «Атмосфера». — Екатерина, вы рассказывали про свои цыганские корни. Кочевому народу свойственно свободолюбие. Вы в большей степени ощущаете себя человеком свободным или зависимым? — С возрастом для меня изменилось понимание этого слова. За любую свободу надо платить. Я как человек, обремененный семьей, детьми, у которого профессия отнимает большую часть времени, хорошо это понимаю. Много лет я не могу позволить себе какого-либо хобби, у меня нет времени, чтобы посмотреть телевизор или почитать книгу. Так что кому угодно рассуждать на эту тему, только не мне. Но появилась свобода выбора в профессии: я могу сниматься в тех картинах, которые мне действительно интересны. У меня уже нет каких-то юношеских комплексов, которые в свое время меня сильно ограничивали. Кроме того, как оказалось, многие вещи навязаны нам социумом: успешная женщина должна попробовать все дорогостоящие новинки бьюти-индустрии, жить на Рублевке, носить украшения от Картье и срочно избавляться от айфона, как только вышел новый. А на самом деле это все не так уж и важно. — Бывают у вас моменты, когда хочется все бросить, убежать? — Я человек импульсивный, и такие порывы случаются. Но у меня очень много обязательств. К тому же я часто езжу в киноэкспедиции: для меня, наоборот, дороги моменты, когда я дома. Я растягиваю это время, когда могу побыть с семьей, детьми. Получаю радость от того, что могу приготовить им что-то вкусное на обед. — Не было соблазна посидеть подольше в декретном отпуске? — Скажу по секрету, сейчас практически даже не существует такого понятия. Очень немногие женщины позволяют себе находиться в отпуске по уходу за ребенком полтора-два года. Мы стали сильными, инициативными и не хотим терять завоеванные позиции в карьере. Я, наверное, самый яркий представитель женщин, которые пытаются совместить и семью, и работу, но не всегда это удается. С каждым ребенком мой, как вы сказали, декретный отпуск становится все короче. Я закончила съемки в середине августа, а моя младшая дочь Бэлла родилась 30 сентября. И уже в декабре я снова снималась в картине «Я люблю своего мужа». Это было тяжело — уходить от крохотной дочки, но, как назло, попался интересный сценарий. (Улыбается.) — То есть тенденция «я родилась в год Лошади и пашу так же» сохраняется? — И рада бы вырваться из упряжки, но не получается. Я как лошадка в шорах: уже лечу по инерции по этим проектам, спектаклям, гастролям, красным дорожкам. Есть контракты, ты не можешь подвести людей, на какие-то мероприятия просят прийти друзья… Наверное, надо учиться говорить «нет». Сначала так стремишься к успеху, а потом получаешь и другую сторону популярности. Поскольку профессия публичная, даже в личной жизни ты на виду. Не можешь расслабиться, зная, что к тебе могут подойти в любой момент, порой самый неподходящий. И в купе могут постучать, и в номер отеля. Не представляю себе, как живут голливудские суперзвезды! (Улыбается.) — На образе жизни семьи ваша популярность сказывается? — Насколько помню, я всегда была активная, инициативная, как говорил мой папа, летящая. Так что родители к этому привыкли, а дети выросли с такой мамой-актрисой. Я утешаю себя мыслью, что, поскольку у нас большая итальянская семья — четверо детей, бабушки, дедушки, папы, няни, — они не чувствуют дефицита любви и мое вынужденное отсутствие не мешает им жить нормальной жизнью. Конечно, у нас нет идиллии: совмещать семью и работу сложно. Но что поделать: существуют люди, одержимые профессией, и я из их числа. — То есть вы вряд ли можете себе позволить семейный поход в торгово-развлекательный центр типа «Авиапарка», где проходит наша съемка? — Нет, почему же, мы иногда проводим так выходной — в таких комплексах, как этот, можно и в кино сходить, и в кафе посидеть, покататься на катке. Лиза, кстати, любит поиграть в игровых автоматах. Она очень везучий человек и мягкие игрушки, которые, кажется, просто невозможно зацепить, вытаскивает на раз. Можем весело в супермаркете прокатиться вместе на больших тележках с продуктами. Актерская жизнь неупорядоченная: то работаешь по полгода без отпуска и почти без выходных, а потом вдруг случается перерыв, который чудесным образом совпадает с каникулами детей. — А шопинг вы любите? — Да, мне нравится пробежаться по магазинам: для женщины это сродни антистрессовой терапии. С удовольствием занимаюсь шопингом, когда появляется возможность. Как правило, с пустыми руками я не ухожу: зашла в один бутик, в другой, попала на какую-то распродажу… — Как дети реагируют, если во время пробежки по магазинам к вам кто-то подходит за автографом или просит сфотографироваться? — С пониманием — отходят в сторонку, ждут. До поры до времени они не замечали, что их родители какие-то особенные, думали, может, у всех маму по телевизору показывают. Они редко приезжают ко мне на съемки или на спектакли в театр. — Почему? Им неинтересно? — У них своя насыщенная жизнь. Сейчас они учатся в Ломоносовской школе, чему я очень рада. Я серьезно отношусь к вопросу учебы. Мне даже не столь важны оценки, сколько реальное знание предмета. Но еще больше хочется воспитать в них самостоятельность, предоставить свободу выбора. Лиза любит музыку, играет на многих инструментах: фортепиано, гитаре, укулеле. Когда я принесла домой кельтскую арфу, чтобы потренироваться для съемок в картине «Любовь и сакс», дочь освоила ее гораздо быстрее. А сыновья увлекаются спортом. Матвей занимается боксом, Корнея привлекают шахматы. Еще он хочет стать авиаконструктором. А Бэлла ходит на уроки музыкального развития. — Ей же всего два года? — Два с половиной. Но у нее тоже свои интересы, ей хочется общения со сверстниками. — А Лизе уже шестнадцать. Вы стали подругами? — Надеюсь. Но, если честно, я к этому никогда не стремилась. На мой взгляд, мама должна быть в первую очередь авторитетом. Дети зависят от нас и порой манипулируют своим хорошим поведением или оценками, ложным вниманием к нам, чтобы избежать наказания. И только когда они станут самостоятельными, можно говорить о дружбе. Сейчас я пытаюсь сохранить трезвость в наших отношениях. Мне не хочется, чтобы Лиза думала, что в какой-то момент панибратство позволит мне закрыть глаза на ее проступки. Должно быть взаимное уважение, отсутствие эгоистических мотивов. Сначала надо воспитать человека, а потом с ним дружить. — Она помогает вам с младшими детьми? — Конечно, помогает. Но жизнь изменилась. Это раньше родители могли отправить нас в пять лет в магазин за хлебом. Мы сами ездили на трамвае, в метро. Приходили из школы и подогревали себе еду. Сейчас такое просто невозможно представить. Детьми занимается няня, и они стали инфантильнее, беспомощнее в плане быта, хотя информации им приходится обрабатывать гораздо больше, чем нам в свое время. Бэлла ловко управляется с телефоном, знает, как зайти в настройки и подключить Wi-Fi. На Лизе никогда не лежала ответственность как на старшей сестре в плане помощи младшим: накормить, постирать, уложить спать… Я всегда считала, что это мои проблемы, а у нее есть школа и своя жизнь. Конечно, у детей имеются кое-какие домашние обязанности: они убирают за собой игрушки, могут помыть посуду, вынести мусор, но все это не в таком объеме, как было у нас, когда старший брат или сестра в буквальном смысле слова заменяли родителей. — Раньше считали, девочка должна быть хозяйкой. — Как говорила моя мама: выйдет замуж — научится! (Смеется.) Действительно, какие-то вещи в нас природой заложены и потом раскрываются в нужной среде, когда становишься женой и матерью. Только выйдя замуж, я наконец поняла, почему моя мама почти каждый день мыла полы. В своем доме видишь каждую соринку. — Вы перфекционист в этом плане? — О да! Я очень люблю чистоту, и с каждым годом ситуация все усугубляется. (Смеется.) Мне нравится создавать уют. А поскольку людей в доме много, каждой вещи пытаешься найти место и приучаешь к этому себя и остальных. Например, штора обязательно должна быть задернута с равными промежутками. Пока меня не было, в серванте чашки переставили — надо вернуть на место. Комнаты детей заросли ненужными предметами, которые еще вчера были замками и гаражами в их фантазиях, — надо все разобрать. (Смеется.) Когда мои ребята приходят из школы и видят в дверях мусорные пакеты, говорят: «О, мама приехала!». А я помню с детства, как в старых квартирах на антресолях хранились какие-то коробки, висели в шкафу дедушкины довоенные пальто, пропахшие нафталином… Поэтому стремлюсь расчищать завалы. Дети вырастают — их вещи сразу же находят новых владельцев. Хотя какие-то дорогие памятные сувениры я храню в специальной коробочке: их рисунки, записки, открытки на 8 Марта… — Вы романтичный человек? — Сентиментальный: меня трогают грустные фильмы или книги. Но во мне преобладает материальное понимание жизни. Я люблю комфорт, и зачастую мое отношение к человеку тоже выливается в материальном эквиваленте. Увы! Подарки я стараюсь выбирать практичные. (Смеется.) Еще романтики склонны к постоянным душевым страданиям, а я не хочу страдать, мне надо, чтобы все было хорошо. — А в браке нужна романтика? Стоит что-то придумывать, чтобы дать новый импульс отношениям? — Придумывать — точно нет. Хочется ухаживать за отношениями, как за драгоценной вазой. Ведь если ее не чистить, не полировать, не ставить туда цветы, она покроется слоем пыли. А по неосторожности ее вообще можно разбить. Так рисковать отношениями желания у меня нет. Встряхивать их, добавлять перца — увольте! Наоборот, стараешься сохранить то, что имеешь. С возрастом для меня приобрели особую ценность уважение, взаимопонимание, комфорт существования рядом. — Вы сейчас нравитесь себе больше, чем в юности? — В чем-то больше, в чем-то меньше. Всему свое время. Когда ты молода, то чаще всего собою недовольна. Больше обращаешь внимание на собственные недостатки: не нравится нос или фигура кажется не такой стройной. А взрослея, начинаешь ценить красоту не внешнюю. Я восхищаюсь Джулией Робертс: она уже не девочка, нет обаяния молодости, но от нее идет сияние, свет. Хорошо, когда ты осознаешь, что развиваешься в нужном направлении. Мне нравится то тело, в котором я нахожусь, мои помыслы, мое сознание. Мне с собой комфорт-но. Но при этом той прелестной двадцатилетней Екатерины Климовой, которая могла любоваться травинкой с ползущей по ней божьей коровкой, уже нет. (Улыбается.) Может, в старости снова буду наблюдать за букашками и писать стихи… — Не возникает у вас чувства профессиональной ревности, когда кто-то получил роль благодаря своей внешности, молодости? — В театре точно такого не бывает. Наоборот, я прошу, чтобы кто-то дублировал меня в спектаклях, потому что периодически ухожу в декрет. (Смеется.) Никогда не цеплялась за роль. А в кино порой переживаешь, что куда-то не утвердили. Но потом я поняла: если роль не твоя, она твоей не будет. Все, что ни делается, к лучшему. Если бы меня взяли в тот проект, не случилось бы другого, гораздо более интересного. К тому же у меня столько работы, что некогда размышлять на подобные темы. — В театре сразу чувствуешь реакцию зала. В кино — не так… — Тут такая проблема. Между актером и зрителем много посредников. Я всегда про себя думала: допустите меня до зрителя, и мы поймем друг друга. (Смеется.) Но в начале карьеры ты — это не ты. Как-то одевают не так, ты произносишь текст, который тебе написали, и не смеешь перефразировать его, безропотно выполняешь волю режиссера. Лишь постепенно, шаг за шагом, становишься собой. Говоришь: а можно я вот такую юбку надену, мне эта длина не идет? А можно я эту фразу произнесу с тем же смыслом, но немного по-другому? И пока ты такая как есть дойдешь до зрителя, может пройти немало времени. Не у каждого хватает сил сохранить себя, поверить, что ты вообще существуешь. Начинаешь подстраиваться под мейнстрим: ой, а вот сейчас же модны пухлые губы — давай и я себе увеличу? А может, сыграть в пошлой пьесе и раздеться догола? Или поменять ориентацию? Тогда я понравлюсь?.. (Смеется.) — Это как найти своего мужчину. — Мужчина-то один, а зрителей много. Но в принципе — да. Рецепт «оставаться собой» может быть применим ко всему. Разумеется, нельзя распускаться, становиться самодовольным, непробиваемым, негибким эгоистом. — Что глобально заставило стать актрисой — желание популярности, любви? — Не могу сказать, что в детстве я очень активно проявляла творческие способности. Наоборот, я была закрытым, тихим ребенком. Порой просила подружку хлеб купить. Стеснялась сказать на кассе: «Мне буханку белого и половину черного». Я всегда думала, что в эту профессию меня привел случай — повезло. Сейчас понимаю, что все-таки изначально нам предопределен какой-то путь. Интересно, что на самых ранних детских фото у меня везде заплаканное лицо. Мама рассказывает: «Непонятно, но почему-то, когда на тебя наставляли камеру, ты начинала плакать». Может, я уже тогда что-то знала про эту девочку, видела, что в будущем мне предстоит много сниматься, а в тот момент еще была не готова к пристальному вниманию: не накрашена и не наряжена! (Смеется.) — Вы довольны тем, как складывается ваша творческая судьба? — Да. Иногда мне кажется, что я сплю, все это происходит не со мной. Сложно давать отчет каждому дню. Мы смотрим на себя в зеркало и не замечаем, как меняемся. Но если бы меня сегодняшнюю, такую популярную актрису, показали той двадцатилетней Кате Климовой, она бы не поверила, наверное. Если оценивать объективно мою карьеру, она сложилась удачно. Мне кажется, у меня довольно разноплановые роли. И, наверное, ни один персонаж ко мне не привязался. У меня нет непомерных амбиций — покорить Голливуд например. — Как вы считаете, кино кому-то помогает жить? — Сейчас благодаря соцсетям можно многое узнать о себе и о своей работе. (Улыбается.) Иногда я получаю интересные письма. Не про то, что вот «я тоже хочу быть актрисой» или «где вы такое пальто купили, в котором снимались в 'Елках»?«. Бывают конструктивные замечания. А порой кто-то признается, что наша картина помогла ему решить личную проблему, изменила жизнь. И тогда у меня сразу будто крылья вырастают. (Улыбается.) Я всегда стараюсь себя так настраивать: если меня тронула эта история, она и зрителя не оставит равнодушным. — В чем-то вы ощущаете свой возраст? — Я стала серьезнее. Но в душе я остаюсь маленькой девочкой, которой хочется и поспать подольше, и погулять, но, увы, есть ответственность. Возраст ощущается в том, что ограничиваешь себя в мечтах. Сразу начинаешь спрашивать себя: а ты точно этого хочешь? А ты понимаешь, что для этого придется сделать? Конечно, у меня есть мечты, но они другие — чтобы все были здоровы и счастливы и воцарился мир на земле. (Смеется.) — Неужели все так серьезно? А с подружками в кафе сходить, попеть в караоке?.. — Есть подружки, с которыми дружим много лет, и новые появляются. В принципе я открытый человек, но сейчас не могу так горячо поддерживать отношения, как когда-то. Когда есть возможность, мы с девочками встречаемся. Но я, наверное, друг такой же, как мать и жена: не самый завидный вариант. — Одна ваша коллега рассказывала, что когда в работе все на твердую 'пятерку», надо переключиться на семью, где все на «тройку», подтянуть там и снова вернуться к работе… — Так мило звучит в теории, но на деле это невозмож-но. Бывает, что сразу наваливается по всем фронтам, и тогда одни колы по всем предметам. «Пятерка» — это результат не сегодняшнего дня. Ее получаешь, когда долго, упорно работаешь. И я не понимаю, как это — сегодня на «троечку»? Я не умею в работе не затрачиваться. До сих пор у меня такое волнение перед выходом на сцену, что мне кажется, будто сердце разорвется. В такие моменты не знаю, почему я вообще занимаюсь этой профессией. (Смеется.) И что касается воспитания детей, эту «пятерку» тоже зарабатываешь не сразу. Но так приятно, когда кто-то говорит: «Какие у вас хорошие дети!». Значит, были посеяны нужные зерна.
