«У России есть травмы»

Если до недавнего времени главным современным турецким писателем для русскоязычного читателя считался нобелевский лауреат Орхан Памук, то теперь появилось еще одно имя: Зульфю Ливанели. На русский язык перевели его роман «История моего брата», а до конца года планируется выход еще двух книг. При этом Ливанели — один из самых знаменитых и популярных писателей Турции, лауреат многочисленных литературных премий. О любви к Окуджаве и Высоцкому, а также о переживании личной и коллективной травм с Зульфю Ливанели побеседовала обозреватель «Ленты.ру» Наталья Кочеткова. С турецкого беседу переводила тюрколог Аполлинария Аврутина.

«Лента.ру»: Сейчас в обществе довольно популярна мысль, что детские травмы влияют на всю последующую жизнь человека и ничего с этим поделать нельзя. Вы тоже так считаете?

Зульфю Ливанели: Крупные психиатры мира сходятся на том, что любая травма влияет на человеческую жизнь, а травмы, полученные в детстве, особенно. Что и произошло с героем моего романа. Он пережил потерю памяти. Такое случается после физической травмы или тяжелого душевного потрясения. Мы все были детьми, у каждого свой опыт, но пережитое в детстве откликается потом во взрослом возрасте. А если была бы возможность Фрейда об этом спросить, то он бы сказал, что ребенок еще до рождения испытывает влияние окружающей среды, и если произойдет что-то серьезное — скажем, что-то сильно испугает его, — то это отразится на его будущей жизни.

Почему вы решили наделить вашего героя таким серьезным диагнозом, как потеря памяти и раздвоение личности?

Если мы обратимся к романам Достоевского, то увидим, что каждый его герой пережил серьезную травму, дав тем самым писателю материал для развития сюжета. При этом все герои — простые люди. Мой герой переживает детскую травму — теряет близких в автомобильной аварии. А впоследствии переживает очень сильную несчастную любовь. Я решил наделить повествование драматизмом в этом ключе.

Герой «Истории моего брата» — абсолютный европеец. Он одевается, живет, ведет себя, рассуждает так, как мог бы это делать немец, француз, англичанин — любой человек западной цивилизации.

Это не специальное мое желание. Просто большинство людей в Турции такие, европеизированные. Сейчас в Турции население сельской местности сократилось до шести процентов по отношению к общему числу, все переехали в город и ведут там вполне европейский образ жизни. Есть, конечно, люди, которые занимаются исламской пропагандой, носят религиозную одежду и стараются вести себя традиционно, но их совсем мало. Так что мой герой — типичный турок. Кстати, он закончил университет и инженер по профессии. Таких людей в Турции очень много. Он самый обычный в этом смысле, живет как все.

Вероятно, взгляд российского читателя на турецкую культуру и образ жизни несколько искажен. На русский давно переводятся книги Орхана Памука, а в них часто присутствует национальный колорит.

Когда Памук пишет такой роман, как «Белая крепость», и рассказывает об Османской империи, там не может не быть этих ориентальных моментов. Когда он пишет такой роман, как «Снег», и создает там ориентальную атмосферу — это атмосфера романа, а не реальной повседневной Турции. Турецкое общество очень разноплановое. В Турции существуют бок о бок много разных людей. Герой моего романа — типичный представитель многомиллионного городского общества. На юго-востоке Турции живут более традиционные люди, у них свои поведенческие законы, они ведут восточный образ жизни. Турция — разноликая. Каждый из нас по-своему прав.

© Svklimkin / Wikimedia

Вот, например, роман «Музей невинности» Орхана Памука. Огромное количество людей в Турции именно такие, как их описывает Памук: богатые бездельники из высшего общества. Они тоже европеизированные люди.

Насколько я помню этот роман, Памук специально подчеркивает, что раньше Турция была другой, а с 1970-1980-х появился европеизированный слой, который может себе позволить ничего не делать и покупать дорогие сумочки. Вы же такого акцента не делаете, поэтому ваш роман читается как абсолютно европейский.

Мои романы очень разные, но конкретно этот действительно не оставляет впечатления от места действия. То есть его действие могло развиваться в любом месте земного шара. Но не все мои романы такие. У меня есть романы, которые показывают традиционную турецкую жизнь. Они просто пока еще не переведены на русский.

Как я уже сказал, турецкое общество очень разное. С одной стороны, есть богатые бездельники, буржуа, которые ничем особенным не занимаются и ведут жизнь праздную. С другой стороны, есть миллионы обычных людей, которые живут примерно так же, как герой моего романа. Важно понимать, что стремление Турции к европеизации — это не то, что появилось вчера или в 1970-е годы. Этому процессу ни много ни мало уже 250 лет. То есть он начался примерно тогда же, когда Россия обратилась к Западу во времена Петра I. Так что этому явлению уже много лет. Турки давно обращены к Европе.

Если вы посмотрите на старые турецкие фотографии, то увидите, что на них нет женщин в платках, с закрытыми лицами — все одеты по-европейски. Эту моду принес Ататюрк с основанием Турецкой Республики, но сейчас в Турции тенденции таковы, что нынешние происламски настроенные власти стремятся ввести в турецкое общество новую идеологическую составляющую.

Одновременно с вашим романом я читала еще один французский и один британский роман. И понимала, что, строго говоря, ваша книга скроена по тем же лекалам европейской литературы.

А кто авторы других романов?

Джулиан Барнс и Давид Фонкинос.

(Произносит по-русски) Спасибо! Этот роман состоит из нескольких слоев, там есть психологическая линия и детективная, я задумывал его многослойным, чтобы читателю было интересно. И, как выяснилось, книжка очень понравилась молодому читателю.

Молодому? Главный герой — пенсионер.

Но девушка-журналистка, которая берет у него интервью, молода. Она очень популярный турецкий тип. Многие девушки в Турции похожи на нее. Поэтому книга понравилась молодым.

Когда я прочла ваш роман, то стала рассказывать друзьям, что вот — на русский перевели нового интересного турецкого писателя. Один из них, человек с музыкальным образованием, сказал: Ливанели? У меня его диск на полке стоит. Так вы писатель или музыкант?

(Хохочет) Мне не повезло — я и тот, и другой. Я писал музыку, но с детства мечтал заниматься литературным трудом. Так что какую-то часть жизни я посвятил музыке, а сейчас пишу романы. Образование у меня при этом музыкальное, я композитор. Мою музыку играл Лондонский симфонический оркестр, дирижировал Зубин Мета. И «Виртуозы Москвы» играли. Я писал песни и исполнял их. Я немного ощущаю себя Высоцким.

То есть поете таким же хриплым голосом?

Нет (смеется). Но я очень люблю песни Высоцкого и Булата Окуджавы. Пишу классическую музыку, а люблю музыку, как у них.

Расскажите о тех романах, которые скоро выйдут на русском.

Надо сказать, что для меня очень важно, что меня издали в России. Мои книги много где переведены, но русские переводы мне особенно важны. В определенном смысле мы все — дети русской литературы. Многие писатели, когда ездят по разным странам, говорят: я люблю Францию, я люблю Испанию. Я так не говорю. Но Россия для меня — особенная страна. Нас связывает много общего, мы близки друг другу по духу. Турецкая литература испытала на себе влияние французской. Но это было в XIX веке. Впоследствии она испытывала влияние русской литературы.

© haberankara.com

Следующие романы, которые запланированы к выходу на русском, — это роман «Счастье» и роман «Беспокойство».

«Счастье» вышел на 40 языках. Был снят фильм. Надеюсь, что его покажут в России. Это книга о восточной девушке, которая вынуждена строить свою жизнь наперекор традиционным тираническим предписаниям восточной жизни. Эти предписания ломают ее жизнь фактически до рождения, потому что она — незаконнорожденная. Она пытается обойти свою судьбу. Сразу скажу: все заканчивается хорошо.

Второй роман «Беспокойство» — очень актуальный, потому что его действие происходит на границе Сирии и Турции, в древнем городе, история которого насчитывает несколько тысяч лет. В нем живут разные народы, в наши дни там живут беженцы. Этот роман рассказывает о злодеяниях ИГИЛ (запрещенная в России группировка — прим. «Ленты.ру»), о геноциде езидов и о кризисе личности. То есть это и психологической роман в том числе. И мне бы очень хотелось, чтобы он вышел поскорее.

Мы начали разговор с личной травмы. С вашей точки зрения, бывают ли такие исторические, национальные травмы, которые накладывают отпечаток на дальнейшую историю целого народа? Как Вторая мировая война для Германии? Как Холокост для евреев?

Конечно! И у России такие травмы есть. Дело в том, что я впервые приезжал в Россию во времена Советского Союза. Как многие интеллектуалы того времени, я идеализировал Советский Союз и его строй. Мне казалось, что это что-то замечательное. Потом я увидел эту реальность и понял, что она не так замечательна. Тем не менее именно Советский Союз победил фашизм. К этому нечего добавить. В Советском Союзе культура и искусство были на высоте, и это тоже вызывает огромное уважение. И еще важно, что высокое искусство было близко народу.

© Lenta.Ru

При этом у меня была близкая подруга, тюрколог Вера Фионова — к сожалению, она скончалась... Она мне как-то сказала: «Вы смотрите на коммунизм взглядом романтика. Я знаю реальную картину. И для меня коммунизм — это когда я встаю утром, у меня есть маленький кусочек масла, и я должна решить, кому намазать его на бутерброд — ребенку в школу или мужу на работу. И для меня коммунистическая реальность — этот кусочек масла».

А если говорить о турецкой истории?

То же самое. Другое дело, что, скажем, о геноциде армян до недавнего времени простые турки ничего не знали. Эта информация скрывалась и стала известна только в последнее время. Что касается постоянных колебаний между Востоком и Западом, то надо сказать, что движение турок на Запад прослеживается на протяжении многих веков. Тюрки пришли из Средней Азии в Малую Азию, затем в Стамбул, затем в Европу. Движение на Запад нам свойственно.