Вдова Бориса Заходера о муже и его окружении

9 сентября исполняется 100 лет со дня рождения классика детской литературы, одного из самых значимых писателей и переводчиков ХХ века Бориса Заходера. Это ему русскоязычное детское чтение обязано гениальным «Винни-Пухом», ироничной «Мэри Поппинс» и лаконичной «Алисой в Стране чудес» — своего рода квинтэссенцией сказки Льюиса Кэрролла. Борис Заходер умер осенью 2000-го года.

А в 2003 году издательство «Захаров» выпустило книгу воспоминаний вдовы писателя Галины Заходер «Заходер и все-все-все», в которой она рассказывает о знакомстве с будущим мужем, покупке собственного дома, отношениях в семье, с друзьями, соседями, учениками, бывшими супругами и детьми от предыдущих браков, публикует много неизвестных стихов Бориса Заходера и дневниковые записи. «Лента.ру» приводит некоторые цитаты из книги.

О первом браке: «Имея хорошего во всех отношениях, порядочного мужа, я разочаровалась в браке, не получив того, что предназначалось испытать от природы. Не задумываясь, не понимая причины разочарования, чувствовала отсутствие чего-то важного в жизни. Его пуританское воспитание постепенно отучило меня от естественных проявлений нежности, женственности. Особенно это сказывалось на нашей сексуальной жизни. Тогда не принято было считать подобное важной составляющей семейного счастья. Несмотря на это, я родила двоих детей».

О знакомстве с Борисом Заходером: «В тот день (вернее, было еще утро) я сидела на пляже и загорала. На песчаном берегу кроме меня не было никого, если не считать пары мальчишек, игравших рядом. Так как через несколько мгновений произойдет моя встреча с судьбой, оставшееся до этого время использую, чтобы рассказать, как я выглядела. Самой интересно вспомнить. Мне слегка перевалило за тридцать. Роста, пожалуй, чуть выше среднего, хотя в школе (в те годы) считалась высокой, всегда стояла на правом фланге и, стесняясь своего роста, слегка сгибала ноги в коленях. Была худощава — даже мечтала поправиться, но спортивно сложена. Сказывались занятия в молодости художественной и спортивной гимнастикой, плаванием и другими видами спорта. Для тех, кто не знает, во что мы одевались в те годы, когда ничего приличного нельзя было купить, а все только «доставали», скажу, что на мне был оранжевый капроновый купальник, робкий прародитель современного «бикини», который неплохо оттенял загар, приобретенный за лето. Не лишним будет сказать и о прическе, модной в тот год, которая называлась "Бабетта". Как раз к этому времени до нас дошел французский фильм с Брижит Бардо "Бабетта идет на войну", и мы почти поголовно причесались под нее».

«Впоследствии мы с Борисом, вспоминая этот день, расходились только в одном. Я говорила, что мы встретились на пляже, а Боря всегда говорил, что наше знакомство произошло на кладбище, что в некотором роде тоже верно. Именно на мысу пляжа находился заброшенный старообрядческий погост с холмиками, засыпанными песком, и могильными плитами, заросшими травой».

«Что скрывать, незнакомец, проявивший ко мне интерес, у меня поначалу не вызвал ответного. Я, избалованная внешностью моего «роскошного» друга, как впоследствии со свойственной ему иронией Борис характеризовал Артема, увидела лишь полнеющего, не слишком привлекательного, как мне показалось, мужчину. Но каждое последующее мгновение, проведенное с ним, меняло мой взгляд на него в лучшую сторону с потрясающей быстротой».

«Когда спрашивали, что привлекло меня в нем в первую нашу встречу, я, не задумываясь, отвечала: "Встретила яркого, умного и очень интеллигентного человека редкой одаренности"».

«Именно галантность в старом понимании была присуща Борису Владимировичу. Не знаю, как другие женщины относятся к галантности, но я от своего первого мужа бежала, перестав ощущать себя женщиной. Надоело равноправие, когда "ты и лошадь, ты и бык, ты и баба, и мужик"».

«В один из последних дней 1963 года раздался звонок в дверь, и, открыв ее, я увидела Заходера с большой коробкой. Подарок к Новому году (…). Он не зашел, не посмотрел, как я живу, — просто поздравил. Это была новомодная венгерская кофеварка "Эспрессо". Я большая любительница хорошего кофе, и он об этом знал. Как он угодил! Отныне каждое утро, приготавливая кофе, я невольно вспоминала Бориса, как молитву».

О предложении руки и сердца: «Боря, не вступая ни в какие объяснения, сказал: "Я тебя встречу после работы у проходной". Мы уехали на его машине за город, и, прогуливаясь по опушке леса, я услышала объяснение его долгого отсутствия. Все не так просто, он долго думал, пытался в полном одиночестве разобраться в своей жизни. Он хочет иметь свой дом, но не просто место, где можно поставить кровать и пишущую машинку, а Дом, которого, в сущности, у него никогда не было. Перестать скитаться по домам творчества, да чтобы и жена всегда была рядом, а не от случая к случаю. Борис сделал мне предложение. Даже два, как я потом резюмировала: стать сельской жительницей, а заодно и его женой. Правда, он утверждал, что порядок был обратный. Но я и не спорю».

«Любил делать подношения, которые подчас были неожиданными. Помню, он купил для меня большую «ходячую» куклу только потому, что она была, по его словам, похожа на меня. По этой же причине подарил мне куклу Барби. Я уж не говорю о полезных подарках, таких как плейер, чтобы, выгуливая собаку, я могла слушать музыку. Незабываемым подарком от Бори стало ожерелье из лазурита в египетском стиле — "ожерелье Нефертити", как он назвал его. Где Боря углядел такое необыкновенное украшение? "Подумать только! Мой любимый цвет", — говорил он, цитируя Иа-Иа из сказки о Винни-Пухе, когда я надевала его. "Подумать только... мой любимый размер", — продолжала я».

«Борис сказал, что к решению жениться на мне привели слова, сказанные мною однажды: "Я по своему устройству не любовница, я жена. На мне надо жениться"».

О совместном доме: «Очарованные стариной дома, новизной жизни, мы не задумывались, что нас ожидает, когда наступят холода. В доме, по крайней мере, последние годы не жили зимой — это была дача. В гостиной, кажется, еще в войну была выложена плита-времянка — и как все временное — осталась на долгие годы. Она занимала большую часть комнаты. Как только хозяйка уехала, мы немедленно ее сломали, а изразцовые печи оставили, хотя протопить их по-настоящему нам не удалось — вероятно, были испорчены дымоходы. Решили поставить водяное отопление и отопительный котел. Завезли уголь и превратились в истопников. Поддерживать тепло, особенно в холодные дни, было с непривычки трудно. Приходилось по очереди подниматься ночью, чтобы подкидывать уголь. Я сшила Боре шелковый стеганый халат на ватине, как у помещика, чтобы ночью в нем выходить в котельную. А уж про наши руки — руки кочегаров — лучше промолчать».

«Я взяла фамилию мужа, хотя в предыдущем браке этого не сделала (вот он и распался!) Борису тоже было приятно: я первая, кто стал носить его фамилию. Нелишне добавить, что стихотворение "Заходеры" говорит отчасти и об этом — он не нашел на планете однофамильца. И теперь, когда Заходера уже нет на свете, я последняя из этой фамилии, и, увы, со мной она, видимо, исчезнет».

«— Галочка, нарисуй глазки,— значит, я плохо выгляжу. — Галочка, посмотрись в зеркало, — значит, я разлохматилась. — Лучше надень брючки, — предпочитал видеть меня в брюках. Я никогда не обижалась на такие просьбы, понимая, что это не придирки, а внимание и интерес, тем более что непременно каждый раз после такой просьбы или после удачного обеда, или просто без повода Боря протягивал мне руку, чтобы я вложила в нее свою, и произносил иронично-торжественно: — Дай поцеловать ручку, благородная женщина!»

Об учениках: «Были ученики, литературную судьбу которых я знаю недостаточно, поэтому, чтобы не ошибиться, лучше промолчу (например — Виктор Лунин). Конечно, упомяну Григория Остера, Андрея Усачева. Их появление в литературе вызвало у Бориса Владимировича положительную реакцию. Гриша Остер сказал мне, что стихи Заходера оказали на него определенное влияние, и он сожалеет, что не смог оказаться непосредственно его учеником. Андрей Усачев периодически появлялся в нашем доме и появляется до сих пор, несмотря на то, что самого хозяина в нем уже нет. Как раньше, так и теперь, Андрей предлагает свои услуги, чтобы помочь мне в саду. Не избалованная такими предложениями, я не отказывалась, а просила помочь выкосить траву или отпилить сухие ветки у старой-престарой антоновки».

«Такие талантливые авторы, как Рената Муха, Вадим Левин — оба харьковчане — в большей степени, чем другие, прошли через мою жизнь: я сумела с ними подружиться. Знаю, что к ним Борис Заходер относился очень серьезно, не учительствуя, а общаясь на равных, помогая в меру своих возможностей занять достойное место в литературе. Радовался каждому их визиту. Беседуя, они обогащали друг друга».

Об Эдуарде Успенском: «Я познакомилась с ним в 1964 году в Переделкине, в коттедже, который Заходер занимал постоянно, когда там работал. Я приехала навестить Бориса по его приглашению и застала у него обаятельного молодого человека, которого он представил как своего ученика и соавтора. "Эдик — Галя". Мне запомнилась фраза Эдика, которая навсегда застряла в моей голове: "Ой, какая молоденькая!" Мне кажется, что меня молодил белый костюм с ромашкой, вышитой веревкой, о котором я непременно скажу в следующей главе. Мы вскоре перешли с ним на "ты", Борис же с Эдиком всегда были на "вы" ("Борис Владимирович" — "Эдик"). Несомненная одаренность Эдика, яркая индивидуальность, легкость его молодого таланта вызывали у Бориса желание развивать его литературный вкус, а Эдик легко и радостно впитывал новые знания (По образованию он был "технарь")».

«Мне кажется, что и Эдик своей буйной фантазией приносил пользу учителю, давая ему пищу для размышлений. "Эдик — вроде шумовой машины. Среди его идей попадаются иногда и стоящие", — так говорил Борис Владимирович. Из этого "шума" можно было извлечь интересную мысль, которая побуждала к совместному творчеству. Они писали для кино, вели на радио передачу "Юмор в коротких штанишках", затевали какую-то повесть. Работалось им весело и легко. Борис с удовольствием редактировал стихи Эдика. Загляните в главу "Переделкино (1964 год)". Перечень предстоящих работ на февраль месяц. Пункт 5-й. Стихи для Э.У. — отредактировать. Одно из самых ранних и известных стихотворений "Если был бы я девчонкой" — ударная концовка в нем принадлежит Заходеру».

«Однажды, в 1969 году, услышав от Эдика очередную его задумку — написать книгу о дяде Федоре, — Борис сказал, что идея ему нравится, у него самого имеются кое-какие соображения на этот счет и он готов ими поделиться — с условием: "написать эту книгу вместе" (Ведь они много работали вместе). "Есть две важные идеи, которые сделают книгу нашей удачей", — примерно это сказал Борис. "Какие, какие, Борис Владимирович, скажите..." — быстро отреагировал Эдик. "Дядя Федор должен быть мальчик, а не дядя..." "А вторая?" — заторопил Эдик. "А вторую я вам скажу, когда будем вместе работать". Но Эдуард Николаевич подхватил первую мысль и унес ее с собой — ему хватило и этого».

«Вскоре Борис Владимирович сказал Эдику, что тот уже достаточно подготовлен к вступлению в литературную жизнь и в наставничестве больше не нуждается. Дружба тоже стала расползаться по швам. Эдик по-прежнему бывал у нас, но уже не было прежнего тепла и искренности. Больше никогда Заходер не редактировал Успенского. К чести Эдуарда Николаевича должна сказать, что он не скрывал происхождение своего «дяди Федора». Он всегда говорил, что это идея Бориса Заходера. Книга получилась хорошая. Заходер хвалил ее. И это все окупает».

О Государственной премии: «История с получением Государственной премии произошла за несколько месяцев до кончины поэта. Не привыкший к почестям, наградам, поощрениям со стороны власти, узнав, что его выдвинули на соискание Государственной премии и просят собрать соответствующие бумаги, Борис решил сразу же отказаться от этой попытки. Он был уверен, что все равно не дадут и незачем себя тревожить, слушать и читать благоглупости недоброжелателей. Нашлись такие, кто успел сказать, что он не подходит по условиям и сценарию этого награждения. Он молчал, терпел, пока не узнал, что все-таки получил. Тогда он написал письмо с отказом от премии. Но уговоры тех, кто боролся за него, и убедительные доводы друзей склонили Бориса принять премию».

«Диплом лауреата Государственной премии Российской Федерации в области литературы от 9 июня 2000 года за №570, предназначенный Борису Заходеру, я храню среди памятных предметов, фотографий, безделушек, которые обычно размещают на книжных полках. А денежное выражение награды, поделенное для экономии государственных средств с другим лауреатом, явилось как раз той суммой, которой хватило, чтобы в этом же году, через пять месяцев, похоронить мужа...»