Барклай-де-Толли: как немец спас Россию в 1812 году

В 1837 году, в ознаменование 25-й годовщины изгнания армии Наполеона из пределов России, в Петербурге на Невском проспекте у Казанского собора были открыты памятники двум главным героям-военачальникам Отечественной войны 1812 года — Кутузову и Барклаю-де-Толли. Тем самым с запозданием Отечество признало заслуги Барклая равнозначными заслугам Кутузова.

Барклай-де-Толли: как немец спас Россию в 1812 году
© Кириллица

А в летние дни 1812 года имя «немца» Барклая проклинали по всей России. Его, не стесняясь, открыто обвиняли в измене и в сговоре с Бонапартом.

А.С. Пушкин оставил о Барклае в 1835 году свои знаменитые строки:

«О вождь несчастливый! Суров был жребий твой. Все в жертву ты принес земле, тебе чужой… Народ, таинственно спасаемый тобою, Ругался над твоей священной сединою…»

До войны 1812 года

Михаил Богданович Барклай-де-Толли происходил из древнего шотландского рода, давно осевшего на землях Ливонии. В 1807 году он впервые столкнулся с войсками Наполеона, командуя дивизией в сражении при Прейсиш-Эйлау. Тогда у него впервые созрел замысел стратегии войны с Бонапартом — изнурять его, не вступая в генеральное сражение, — который ему пришлось реализовывать пять лет спустя.

Трамплином карьеры Барклая стали блестящие действия во время русско-шведской войны 1808—1809 гг. Командуя корпусом, Барклай совершил выдающийся переход до льду Ботнического залива, внезапно появившись в Швеции. Это вынудило противника пойти на мирные переговоры, отдавшие в руки России всю Финляндию.

В награду Александр I произвел Барклая в генералы от инфантерии. За это в русской армии многие невзлюбили Барклая и сочли его «выскочкой» (Барклаю на тот момент было уже 47 лет). Дело в том, что Барклай обошел сразу 46 генералов, считавших, что они имеют право на это звание прежде Барклая, так как раньше, чем он, получили чин генерал-лейтенанта.

Кроме того, царь назначил Барклая генерал-губернатором Финляндии. Там Михаил Богданович проявил настолько выдающиеся административные способности, что меньше чем через год Александр I вверил ему военное министерство Российской империи.

В преддверии неизбежной (как все были убеждены) новой войны с Наполеоном Барклай произвел важную реорганизацию русской армии. Были написаны новые уставы боя, придана четкая штатная структура войскам. Барклай существенно увеличил численность вооруженных сил и устроил базы снабжения, сыгравшие потом огромную роль в кампании 1812 года. Организация армии и подготовка тыла накануне Отечественная войны — огромная личная заслуга военного министра.

Отец русских военных спецслужб

Было и еще одно важное дело, без которого Россия в 1812 году наверняка оказалась бы сокрушена. Барклай создал четко организованную секретную военную разведку — прообраз ГРУ в императорской России. Эта «Особенная канцелярия» со штатом всего из трех человек подчинялась лично министру. Ее сотрудник, «светский лев» полковник Александр Чернышев (будущий лихой партизан, впоследствии военный министр России) действовал в высших сферах Парижа. Ему удалось получить доступ к французским документам высшего уровня секретности — делавшимся раз в две недели докладам военного министра Кларка самому Наполеону о дислокации и численности всех частей французской армии в Европе.

Чернышев целый год аккуратно снимал с них копии и тайно отправлял в Петербург. Конечно, как и любой шпион, Чернышев в итоге оказался под угрозой разоблачения, и в марте 1812 года он был спешно отозван в Россию. Но благодаря его работе Барклай узнал все о подготовке Наполеоном войны против России.

Спасение армии летом 1812 года

Весной 1812 года Барклай был назначен командующим 1-й армией у западных границ. Остальные войска ему не подчинялись, что делало его положение в начавшейся войне двусмысленным. Багратион, командующий 2-й армией, считался выше по старшинству, так как раньше Барклая стал генералом рода войск. Он требовал генерального сражения. Барклай считал, что надо отступать.

Как на беду, военный советник Александра I, прусский полковник Карл Пфуль, настаивал на отступлении в Дрисский укрепленный лагерь. Последний был устроен так, что русская армия оказалась бы запертой в нем, как в мешке, и вынужденной капитулировать.

«Генерал Барклай в своих докладах, — вспоминал участник этой войны с русской стороны, всемирно известный военный теоретик Карл Клаузевиц, — самым энергичным образом возражал против сражения под Дриссой и требовал прежде всего соединения обеих армий, в чем был совершенно прав».

Позиция Барклая, поддержанная многими в окружении царя, спасла русских от разгрома. Но и после соединения двух армий трения, вызванные отступлением и «стратегией выжженной земли», применяемой Барклаем, не прекращались.

Генерал Иван Жиркевич вспоминал, как препирались оба командующих:

«— Ты немец! — кричал Багратион. — Тебе все русское безразлично! — А ты дурак, — спокойно отвечал ему Барклай, — хотя и считаешь себя русским. Генерал Александр Ермолов стоял у дверей и отгонял любопытных, говоря: — Командующие совещаются. Очень заняты!»

По единодушному мнению всех военных историков, пишущих о кампании 1812 года, альтернативы стратегии Барклая-де-Толли у России не существовало. Барклай настойчиво провел свой план в жизнь, принеся в жертву спасению России свое доброе имя.

Во время Бородинской битвы Кутузов фактически самоустранился от командования. Как это явствует из исследования Николая Троицкого, Барклай осуществлял реальное оперативное руководство. Только благодаря его своевременным распоряжениям о переброске войск на проблемные участки русская армия выстояла в тот день.

На военном совете в Филях именно Барклай взял на себя инициативу первым предложить решение об оставлении Москвы. «Сберегши армию, еще не уничтожаются надежды Отечества», — заявил он тогда, по свидетельству генерала Ермолова.

После оставления Москвы интриги и ненависть злопыхателей, а также откровенное презрение со стороны Кутузова вынудили Барклая уволиться из действующей армии. Он неоднократно просил Александра I позволения опубликовать апологию своих действий в кампанию 1812 года. Но царь, хотя и выразил неоднократно полное одобрение Барклаю, а в 1815-м произвел его в высший чин — генерал-фельдмаршала, не дал ему разрешения публично оправдаться перед страной.