Слава пришла к Мишелю Бюсси, преподавателю географии в университете Руана, когда он возродил Арсена Люпена в год столетнего юбилея легендарного джентльмена-грабителя. После этого каждая следующая книга писателя имеет успех, а сам он входит в тройку самых популярных авторов детективов во Франции: совокупный тираж его книг превысил миллион. Отличительная черта его романов — психологизм. «Время — убийца», «И все-таки она красавица», «Пока ты не спишь» — героев всех этих книг объединяет тайна прошлого, некоторое из ряда вон выходящее происшествие, перевернувшее их жизнь. Рано или поздно каждому их них предстоит вернуться назад, чтобы понять, что же с ним произошло. С Мишелем Бюсси встретилась обозреватель «Ленты.ру» Наталья Кочеткова. «Лента.ру»: Что такое детективный канон в эпоху глобализации? С вашей точки зрения, разделение на национальные типы детективов сейчас еще актуально? И что тогда такое французский детектив? Мишель Бюсси: Да, я думаю, что это до сих пор сохранилось. Во всяком случае, разница между скандинавским детективом и французским детективом точно есть даже сейчас. У писателей, которых переводят и издают за границей, многое связано со страной их происхождения.

Lenta.Ru

Во Франции, наверное, до сих пор популярен жанр триллера, то есть такие романы, которые пишут Жан-Кристоф Гранже или Франк Тилье. И если вы сравните их с американскими триллерами, вы увидите, что они другие. В них больше лирического, иногда даже больше фантастического. Я не знаю, известны ли в России Фред Варгас и Пьер Леметр... Разумеется! Так вот их книги более романтические и более юмористические, чем триллеры других стран. Мне кажется, они пишут как раз типичные французские романы этого жанра. В их текстах французская нотка слышнее всего. Вы ставите Леметра в один ряд с Гранже и Тилье? Мне кажется, они довольно разные. До того, как Леметр получил Гонкуровскую премию за роман «До свидания там, наверху», он написал много детективов. И даже если мы возьмем его гонкуровский роман, мы увидим, что в нем есть отрицательные персонажи, положительные и та динамика, которая обычно бывает в детективных романах. Я когда-то разговаривала с Франком Тилье, который буквально сидел там же, где вы сейчас, и сравнила его романы с романами Гранже. Он ответил: «Да, мы очень похожи, вообще-то я учился на его романах. Поэтому когда вы говорите, что мои романы похожи на его, для меня это комплимент». У вас есть такой автор, которому вы подражали, когда писали свои первые вещи? Не буду оригинальным — я тоже очень ценю Жан-Кристофа Гранже. Когда я его впервые прочел, я сказал: «Ого! Французы-то тоже умеют писать детективы!». Знаете, долго бытовало мнение, что французы не умеют играть рок-н-ролл, но потом появились группы, которые отлично умеют это делать. Так что есть и французские писатели, которые пишут прекрасные триллеры. А еще на меня сильно повлияли комиксы, французские и бельгийские. Меня привлекла композиция этих историй, их драматургия. Они похожи на маленькие сценарии. В 1970-1980-х я заинтересовался комиксами и стал много их читать, и тогда они производили на меня даже большее впечатление, чем фильмы. Что касается детективов, полицейского романа — то, что я читал в то время, мне не очень нравилось. Потому что по сути это были нуарные романы с одними и теми же персонажами: комиссары, бандиты, мафиози, истории сведения счетов. Для меня они были слишком мрачными. А в комиксах, про которые я говорю, была возможность изменить реальность, уйти в воображаемые миры. Все это было и проще, и неожиданнее, и интереснее. В ваших романах еще психология играет не последнюю роль. Почему для меня важны психологические истории моих персонажей: я показываю, как они реагируют на то, что с ними происходит. Я сразу беру на себя роль господа бога — знаю, как дальше сложится их жизнь: этот влюбится, этот погибнет и прочее. Истории моих персонажей мне понятны и известны заранее. Это решаю я, а не мой персонаж. При этом хочется, чтобы персонажи были ближе, симпатичнее читателю, и тут психологический аспект, наверное, помогает. Если у меня какой-то персонаж должен погибнуть, я сам решаю, будет ли читатель сожалеть о нем или радоваться его гибели. Для этого я немного утрирую его положительные и отрицательные черты. И некоторые психологические приемы позволяют мне провоцировать реакцию читателей. В этом смысле мои персонажи — жертвы моей фантазии. Так бывает, что не только роман, но и отдельный рассказ может стать популярным. Один из ваших рассказов из сборника «Помнишь ли ты Анаис?» вызвал споры в русскоязычных соцсетях. Одни читатели полюбили рассказ «Помнишь ли ты Анаис?», который и дал название сборнику, другие — ироничный рассказ «Нормандский шкаф» и сочли, что лучше было бы назвать сборник так. Почему вы выбрали все же «Помнишь ли ты Анаис?» По формальной причине. «Помнишь ли ты Анаис?» — самый длинный рассказ в этом сборнике, почти маленький роман. Поэтому он дал название сборнику. Кстати, мне очень приятно, что российский издатель заметил появление этого сборника рассказов между двумя большими романами и выпустил его тоже. Не все иностранные издатели интересуются сборниками рассказов. Тем не менее я продолжаю писать рассказы, они выходят по разным поводам. Не стану скрывать, что мне тоже нравится больше рассказ «Нормандский шкаф», в котором пожилая пара думает, что в шкафу в их комнате спрятан труп жены хозяина, а это оказывается уловкой владельцев дома. В нем есть провокация, литературная игра, разрушение формы детектива. Мне интересно исследовать границы жанра, показывать, как страх может превратиться в абсурд. Например, сейчас выходит много историй про серийных убийц. И меня это чуть-чуть подбешивает, потому что книг про них масса, а в реальной жизни их, к счастью, нечасто можно встретить. И наверное, мне было бы интересно написать рассказ или роман про серийного убийцу, который, скажем, убивает всех по формальному принципу. Например, всех, кто носит черное платье или ест шоколад. Вначале читатель будет напряжен, станет следить за сюжетом, а потом продолжение в абсурдистско-комическом ключе станет для него ушатом холодной воды.

Кадр из фильма "Тревожный вызов"

Что мне нравится в этом жанре, так это то, что он служит развитию отношений между читателем и писателем. Писатель может врать, может манипулировать, и читатель это знает. Есть несколько уровней чтения. Скажем, персонаж что-то говорит — и читатель воспринимает это так, как оно есть. Но при этом он не забывает, что писатель вкладывает в своих персонажей эти реплики. За ними есть кукловод. Мне именно это интересно, потому что тут возникает момент сообщничества между читателем и писателем. Мне кажется, Агата Кристи была одной из первых, кто внес этот момент игры в произведение. С тех пор читатель знает, что с ним играют, его провоцируют. Москва может стать местом действия вашего следующего романа? Я люблю в своих книгах рассказывать о тех местах, которые знаю, где я уже был. В одной из своих последних книг я говорю о Монреале, куда я ездил на книжный салон, и о Сан-Диего, где я тоже был по профессиональным нуждам. Потом я описал эти места в своих текстах. И я уверен, что в один прекрасный день Москва и Санкт-Петербург появятся в моих романах.