В России трансгендерные люди — одна из самых уязвимых и подвергающихся дискриминации групп. Они сталкиваются с бесчеловечным отношением повсеместно — на работе, на улице и даже в больницах, когда им требуется помощь, и поэтому чаще оказываются на пороге бедности или становятся бездомными. Их истории — в фотопроекте Марии Гельман и Анны Сахаровой.

«Да я тебя вообще убью!»

«Потому что не надо себя называть в мужском роде», — сказал врач, накладывая на щеку Даниила шесть швов.

В один июньский вечер Даниил и Фрэнк надели летние рубашки с короткими рукавами и пошли гулять на набережную. Дорога лежала через подземный переход. С другой стороны перехода шла шумная компания с пивом в руках — несколько мужчин, женщин и с ними ребенок.

© Мария Гельман

Фрэнк и Даниил пытались пройти мимо пьяных людей тихо и незаметно — но мужчина из компании обратил внимание на парней и пошел им наперерез. Он дернул Даниила за ухо и начал оскорблять: «Вы пидоры! У вас уши дырявые!» Фрэнк вступился за него. Тогда к ним подбежал другой мужчина и закричал: «Да я тебя вообще убью!» — и плеснул Фрэнку пивом в лицо. Другой обошел Фрэнка сзади и ударил по голове складным металлическим стулом. Он бил так сильно, что стул сломался. Второй мужчина свалил Даниила на землю и начал пинать ногами по лицу.

Женщины из этой компании пытались успокоить их, но мужчины не останавливались. Прохожие тоже пытались вмешаться и спрашивали: «Зачем вы бьете девушек?» Нападавшие отвечали: «Они не бабы, а пи...ы!»

Фрэнк и Даниил были на начальной стадии гормональной терапии — их внешность не успела стать типично мужской. Когда через несколько минут избиений Даниил закричал, нападавшие услышали его высокий голос и сказали: «Мы что, баб избили или что?» После этого их наконец удалось унять и увести.

Даниил не мог встать с земли, ничего не видел и истекал кровью — у него оказался разбит глаз и разорвана щека. Хотя Фрэнк сам еле стоял на ногах, он посадил Даниила на асфальт и вызвал скорую помощь.

В больнице врач сначала принял Даниила и сразу понял, что он трансгендерный мужчина. Тогда доктор сказал: то, что Даниила избили, — это правильно.

Фрэнк долго ждал своей очереди. Он лежал на диване в холле больницы, потому что не мог держать голову сидя. У него кружилась голова, на лбу была большая гематома, а на одежде — пятна крови Даниила. Его долго не вызывали, и оказалось, что даже не записали на прием. Он считает, что после того как доктор понял, что Даниил — трансгендерный мужчина, то побрезговал принимать еще одного.

Фрэнку пришлось пойти домой без осмотра — три дня он лежал на кровати и кричал от боли. За ним и Даниилом все это время ухаживала бабушка — она поддерживает и принимает трансгендерный переход Фрэнка. Несмотря на боль, Фрэнк боялся вызвать скорую после реакции первого врача. В итоге бабушка посоветовала ему сходить в районный травмпункт, и там выписали лечение.

После этого Фрэнк несколько лет не обращался за врачебной помощью, потому что еще до этого случая сталкивался с небрежным обращением докторов. Но в прошлом году он наконец сменил документы.

«Я тут вообще не нанималась этих пи.....ов лечить!»

Стоматолог закричала на Ирму, отбросила инструменты и ушла. Из-за того, что в тот день Ирме не оказали стоматологическую помощь, много лет она почти не улыбается, не любит фотографироваться и старается общаться с людьми через интернет или по телефону.

Чтобы совершить трансгендерный переход по закону Ирме нужно было получить специальную справку из психоневрологического диспансера и лечь на обследование. В соответствии с полом в паспорте ее сначала положили в мужское отделение — но руководство вошло в ее положение и выделило отдельную палату.

© Мария Гельман

Заведующий отделением и врачи хорошо относились к Ирме. Но медсестры постоянно громко обсуждали ее за спиной — диспансер находился в маленьком городе и, видимо, с трансгендерными людьми там работали не часто. В диспансере Ирме нужно было провести четыре недели.

Через неделю у Ирмы начался периостит — сильно опухла десна и заболел зуб. Тогда она обратилась к бесплатному стоматологу, которая работала при диспансере. В стоматологическом кабинете Ирма предупредила, что десна болит очень сильно. Но стоматолог начала сверлить ее зуб, отказавшись дать обезболивающее — и так сойдет. Было так больно, что Ирма вдавливалась в кресло и кричала. Тогда стоматолог рявкнула: «Я тут вообще не нанималась этих пидорасов лечить!» — и ушла.

Другого стоматолога в диспансере не было, а выходить за его территорию, даже чтобы вылечить зуб, по правилам обследования было нельзя. Оставшиеся три недели Ирме пришлось ходить с просверленной дыркой в зубах и невыносимой болью. Медсестра из стоматологического кабинета дала ей мазь и обезболивающее, но одна таблетка избавляла о такой сильной боли только на полчаса. Каждый день Ирма проглатывала пачку обезболивающего, но все равно не могла спать из-за боли.

Когда Ирму выписали из диспансера, из-за невычищенных каналов у нее развилось заражение десны, которое могло повлечь заражение крови. От гноя одна щека раздулась и нависла над шеей.

Сразу после диспансера она побежала к стоматологу, и там ей вскрыли десну, вычистили гной через трубку, но вместо одного зуба уже пришлось удалять несколько. Лечение Ирма получила слишком поздно, и это сказалось на здоровье всей ее челюсти — со временем у нее выпала большая часть зубов с той стороны, где раньше была опухоль.

© Мария Гельман

Поставить новые зубы получилось нескоро — это стоило больших денег, а у Ирмы часто не было средств даже на еду и жилье: иногда она ночевала в парке. Помощи тоже попросить было негде. Когда она сделала каминг-аут, родственники ее отвергли. Работу найти тоже долго не получалось. Ирма занималась установкой систем охраны в автомобилях. Она ходила на собеседования, но ей не перезванивали — сфера автоуслуг считается мужской, и многие владельцы автосервисов не хотят работать с женщинами. Ирма считает, что ее звали на собеседования просто чтобы поглазеть.

Из-за того, что Ирма долго не могла поставить дорогие мосты и протезы, ее лицо стало асимметричным — левая часть нижней челюсти опустилась. Работа и деньги все же появились, но поздно: асимметрию в лице было уже не исправить.

«Вас поубивать таких надо»

Юле (имя изменено по просьбе героини) нужно было сдать анализы на венерические заболевания — она переживала, потому что засомневалась в честности и здоровье своего партнера. Девушка записалась в платный кабинет кожно-венерологического диспансера. Юле предстоял осмотр гениталий — и она надеялась, что у опытного врача-венеролога достаточно специализации, чтобы хорошо относиться и оказывать медицинскую помощь трансгендерным людям. Она зашла в кабинет и сразу сказала, что находится в процессе трансгендерного перехода. Чтобы избежать неожиданностей, она спросила — вызывает ли это у него проблемы? Врач заверил ее, что все нормально, хотя на лице у него было недоумение.

Когда Юля приготовилась к осмотру и сняла нижнее белье, врач изменился в лице. Сначала он просто издавал неразборчивые звуки, а когда Юля смогла разобрать его слова, то услышала: «***** (блин), что это за ***** (фигня)? Извращенец что ли? ***** (блин), пидорасов развелось».

Юля пыталась возражать, ведь она доходчиво объяснила ему свой трансгендерный статус. Но врач с оскорблениями двинулся в ее сторону.

Юля вежливо попросила его отойти, а сама невольно попятилась назад и забилась в угол. Она даже не успела одеться. Врач замахнулся на Юлю, а она слегка его оттолкнула. Тогда врач разозлился еще сильнее и замахнулся с большей силой. Юле пришлось сильно ударить его в пах и бежать из кабинета.

— говорит она.

© Мария Гельман

Чтобы пережить этот случай, Юле пришлось взять двухнедельный отпуск — она сидела дома и ни с кем не общалась. После она нашла другого специалиста, который действительно ей помог.

В другой раз Юля заболела — градусник показывал 39 градусов, болело горло и заложило нос. Она записалась к врачу по рабочей страховке. Сначала операторы страховой не хотели ее записывать по мужскому паспортному имени — Юле пришлось уговаривать их и объяснять, что она трансгендерная женщина. Когда Юля приехала в клинику, администраторы увидели ее паспорт и отказались пускать на прием. Перед ними стояла красивая длинноволосая девушка с легким макияжем, а в ее паспорте — мужское имя. Юле пришлось объяснять им все как есть второй раз. Из-за температуры ей было очень плохо, но пускать ко врачу не хотели — в регистратуре думали, что она обманывает. От бессилия Юле пришлось накричать на администраторов, и тогда ее все-таки пустили в кабинет.

Доктор посмотрел на Юлину карту и тоже спросил — почему там указан другой человек? Юле пришлось объяснять в третий раз:

— говорит она.

Тогда врач ответил: «Пидор что ли? Пошел отсюда на ***! Ты извращенец, вас поубивать таких надо!»

Юля слушала его оскорбления несколько минут, пока не поняла, что врач не собирается ее осматривать. После всех споров и из-за температуры у нее не осталось сил, чтобы себя защитить или ответить врачу — и пришлось просто уйти. Пожаловаться на него было некуда — ведь ее не поняли ни в администрации клиники, ни в страховой компании.

Из-за трансфобии, которую Юля постоянно испытывала, она искала возможности уехать из России. Юля работала в IT, и ее позвали работать в зарубежную компанию, она согласилась.

© Мария Гельман

Сейчас Юля живет в центральной Европе, там никто не задает личных вопросов, не касающихся лечения. Также врачи сразу обращаются к ней в соответствии с ее гендерной идентичностью, несмотря на то, что документы она еще не сменила. Скоро в ее городе откроют медицинские центры, созданные специально для трансгендерных людей.

«Пусть вас лечат модные психологи»

Макс пришел к лору с простудой — у него сильно закладывало уши, а в скулах булькало. Женщина в медицинском халате сразу взглянула на него с подозрением — в его документах было женское имя, а выглядел он маскулинно.

Сотрудница больницы сразу стала обращаться к пациенту на «ты» или в некомфортном паспортном роде. Она спросила — пьет ли Макс какие-то таблетки, и он честно ответил, что находится на заместительной гормональной терапии. Женщина возмутилась: «Кто тебе разрешил? Пусть тебя лечит тот, кто выписал это безобразие, — потому что это все от гормонов!» Она сказала, что проблемы Макса возникают из-за извращений, «европейских веяний» и того, что он идет против Бога. А ее не учили лечить извращенцев — и пусть ими занимаются модные психологи. Уши, горло и нос Макса она не осмотрела.

Макс оцепенел — ему пришлось идти домой с больными ушами. «Ну что я мог возразить? Что сидел на горшке в полтора года и только и мечтал об этих европейских веяниях? Я уже тогда заявлял родителям, что я не девочка, а мальчик», — говорит он. Лечение пришлось подбирать самому в интернете.

© Мария Гельман

После этого Макс боялся ходить в поликлинику. Каждый раз, когда он заболевал, — не мог взять больничный, и приходилось брать дни за свой счет. Из-за того, что швы после операций по коррекции пола плохо заживали, он стал болеть совсем часто. На восстановление дома Макс тратил весь оплачиваемый отпуск и брал еще пять неоплачиваемых недель. Макс работал 2D-художником в сфере разработки игр. Из-за постоянных отгулов работа затягивалась, и компания с опозданием выпускала продукты. Начальство относилось с пониманием — это была большая международная компания, поддерживающая права ЛГБТ+ людей.

Со временем у Макса участились панические атаки. Диагноз — посттравматическое стрессовое расстройство. Он обращался к психотерапевту за помощью, но все еще не может его побороть. Макс продолжил избегать врачей, особенно из бесплатных поликлиник, даже когда сменил документы. Он говорит, что знает хороших докторов, но страх и негативный опыт слишком сильно закрепились в его памяти — считает, что ему и так хватило того, что он натерпелся.

Полтора года назад Макс уехал из России. В новом месте жительства он начал проходить обследования, которые откладывал из-за боязни врачей в России. Оказалось, что у него скопилось много проблем со здоровьем. Макс говорит, что впервые чувствует себя человеком.

— говорит он.

В России Макс постоянно сталкивался с тем, что врачи сваливали всего его болезни на прием заместительной гормональной терапии или говорили, что на терапии долго не живут, а он умрет через пять лет. Несколько раз его обвиняли в том, что он отнимает время, которое врачи могут посвятить «нормальным людям».

Макс снова ходит к психотерапевту. «Да, у меня очень много проблем, но все они тянутся из моего прошлого, из всех травм, полученных в России, в том числе, от российской медицины, — считает он. — А здесь мне реально оказывают помощь. И только здесь я почувствовал, что значит быть просто человеком, а не объектом».